Неточные совпадения
Белая, подслеповатая ночь стояла над Петербургом, когда карета наших знакомых остановилась у квартиры Мечниковой. По случаю праздничного дня кухарка была отпущена, загулялась и не возвращалась, а между тем Мечниковою тотчас по
возвращении домой овладел весьма естественный после
долгой прогулки аппетит и необыкновенная веселость.
Потом —
возвращение на родину, отравленная, опустошенная жизнь, мелкая возня, мелкие хлопоты, раскаяние горькое и бесплодное и столь же бесплодное и горькое забвение — наказание не явное, но ежеминутное и постоянное, как незначительная, но неизлечимая боль, уплата по копейке
долга, которого и сосчитать нельзя…
При настоящем
возвращении вашем под домашний кров, родители вправе спросить, в какой мере вы воспользовались годичным сроком для преуспеяния, и насколько я исполнил
долг свой, сообщая вам эти сведения?
Сам Плодомасов, уложив боярышню, не оставался в ее комнате ни минуты. Выйдя из этой комнаты, он также не предался и оргиям, обыкновенно сопровождавшим его
возвращение домой. Он одиноко сидел в своей опочивальне и нетерпеливо ждал пошептуху, за которою посланы были быстрые гонцы в далекое село. Эта чародейка должна была силою своих чар прекратить
долгий, смерти подобный сон привезенной боярышни.
После немалых и
долгих извинений объявила ему Манефа, что с Фленушкой она придумала, и Василий Борисыч нимало не оскорбился, сказал даже, не лучше ли ему совсем на эти дни из Комарова уехать; но Манефа уговорила его остаться до ее
возвращения.
Объяснения депутатов с попечителем и столичными властями длились довольно
долгое время. Толпа студентов на университетском дворе терпеливо ждала
возвращения уполномоченных. К ней присоединилось много посторонних лиц: партикулярных и военных, моряков, медиков, юнкеров и воспитанников разных учебных заведений.
В эти дни Ашанин говорил со многими старыми матросами, ожидавшими после
возвращения в Россию отставки или бессрочного отпуска, и ни один из них, даже самых лихих матросов, отличавшихся и знанием дела, и отвагой, и бесстрашием, не думал снова поступить по «морской части». Очень немногие, подобно Бастрюкову, собирались в деревню — прежняя
долгая служба уничтожала земледельца, — но все в своих предположениях о будущем мечтали о сухопутных местах.
Миону был на ногах. Жена его готовила завтрак, сам он чистил ружье, а ребятишки играли костями рыси. Во время еды он сказал, что проводит нас только до того места, где обыкновенно держатся тигры, а затем вернется и, не дожидаясь нашего
возвращения, пойдет на реку Хор. Я знал, что отговаривать его было напрасным трудом, и потому сказал ему, что хорошо помню свое обещание не задерживать его
дольше полдня.
С ней сделался припадок, и она не могла одеться к
возвращению Низовьева. Припадок был упорный и
долгий. Ее горничная Катя, вывезенная из Москвы, ловкая и нарядная, в первый раз испугалась и хотела послать за доктором, но барыня ей крикнула...
С 1867 года, когда я опять наладил мою работу как беллетриста и заграничного корреспондента, часть моего заработка уходила постоянно на уплату
долгов. Так шло и по
возвращении моем в Россию в 1871 году и во время нового житья за границей, где я был очень болен, и больной все-таки усиленно работал.
Явившись к новому своему начальству, он узнал, что все прибывающие на службу в поселения должны были непременно представляться самому графу, а так как граф накануне выехал в южные поселения, то Хвостову и предстояло исполнить этот
долг по
возвращении его сиятельства.
По
возвращении из слободы Яков Потапович несколько раз виделся с княжной Евпраксией, но не по
долгу.
Девушка то плакала, то молилась, то глубоко задумывалась и измучила бы себя окончательно, если бы эту борьбу дочернего чувства с
долгом христианским не прервало
возвращение ее спутников.
«Обожаемый друг души моей», писал он. «Ничто кроме чести не могло бы удержать меня от
возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему
долгу и любви к отечеству. Но — это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и всё любим тобою, я брошу всё и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».