Неточные совпадения
С тех пор, как Алексей Александрович выехал из
дома с намерением не
возвращаться в семью, и с тех пор, как он был у адвоката и сказал хоть одному человеку о своем намерении, с тех пор особенно, как он перевел это дело жизни
в дело бумажное, он всё больше и больше привыкал к своему намерению и видел теперь ясно возможность его исполнения.
Узнав все новости, Вронский с помощию лакея оделся
в мундир и поехал являться. Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси и сделать несколько визитов с тем, чтоб начать ездить
в тот свет, где бы он мог встречать Каренину. Как и всегда
в Петербурге, он выехал из
дома с тем, чтобы не
возвращаться до поздней ночи.
Я
возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта
домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие
в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!..
Очарованный проситель
возвращался домой чуть не
в восторге, думая: «Вот наконец человек, каких нужно побольше, это просто драгоценный алмаз!» Но ждет проситель день, другой, не приносят дела на
дом, на третий тоже.
Остапу и Андрию казалось чрезвычайно странным, что при них же приходила на Сечь гибель народа, и хоть бы кто-нибудь спросил: откуда эти люди, кто они и как их зовут. Они приходили сюда, как будто бы
возвращаясь в свой собственный
дом, из которого только за час пред тем вышли. Пришедший являлся только к кошевому, [Кошевой — руководитель коша (стана), выбиравшийся ежегодно.] который обыкновенно говорил...
Быть может, поступив на корабль, он снова вообразит, что там,
в Каперне, его ждет не умиравший никогда друг, и,
возвращаясь, он будет подходить к
дому с горем мертвого ожидания.
Он заставил себя еще подумать о Нехаевой, но думалось о ней уже благожелательно.
В том, что она сделала, не было,
в сущности, ничего необычного: каждая девушка хочет быть женщиной. Ногти на ногах у нее плохо острижены, и, кажется, она сильно оцарапала ему кожу щиколотки. Клим шагал все более твердо и быстрее. Начинался рассвет, небо, позеленев на востоке, стало еще холоднее. Клим Самгин поморщился: неудобно
возвращаться домой утром. Горничная, конечно, расскажет, что он не ночевал
дома.
Дядя Яков действительно вел себя не совсем обычно. Он не заходил
в дом, здоровался с Климом рассеянно и как с незнакомым; он шагал по двору, как по улице, и, высоко подняв голову, выпятив кадык, украшенный седой щетиной, смотрел
в окна глазами чужого. Выходил он из флигеля почти всегда
в полдень,
в жаркие часы,
возвращался к вечеру, задумчиво склонив голову, сунув руки
в карманы толстых брюк цвета верблюжьей шерсти.
Не желая видеть Дуняшу, он зашел
в ресторан, пообедал там, долго сидел за кофе, курил и рассматривал, обдумывал Марину, но понятнее для себя не увидел ее.
Дома он нашел письмо Дуняши, — она извещала, что едет — петь на фабрику посуды,
возвратится через день.
В уголке письма было очень мелко приписано: «Рядом с тобой живет подозрительный, и к нему приходил Судаков. Помнишь Судакова?»
Утомленный унылым однообразием пейзажа, Самгин дремотно и расслабленно подпрыгивал
в бричке, мысли из него вытрясло, лишь назойливо вспоминался чей-то невеселый рассказ о человеке, который, после неудачных попыток найти
в жизни смысл,
возвращается домой, а
дома встречает его еще более злая бессмыслица.
Город уже проснулся, трещит, с недостроенного
дома снимают леса,
возвращается с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят на людей, которых учат ходить по земле плечо
в плечо друг с другом, из-за угла выехал верхом на пестром коне офицер, за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты
в железных шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом с ним подросток тащил на плече, как ружье, палку с национальным флагом.
До сих пор он с «братцем» хозяйки еще не успел познакомиться. Он видел только, и то редко, с постели, как, рано утром, мелькал сквозь решетку забора человек, с большим бумажным пакетом под мышкой, и пропадал
в переулке, и потом,
в пять часов, мелькал опять, с тем же пакетом, мимо окон,
возвращаясь, тот же человек и пропадал за крыльцом. Его
в доме не было слышно.
К тому времени я уже два года жег зеленую лампу, а однажды,
возвращаясь вечером (я не считал нужным, как сначала, безвыходно сидеть
дома 7 часов), увидел человека
в цилиндре, который смотрел на мое зеленое окно не то с досадой, не то с презрением. «Ив — классический дурак! — пробормотал тот человек, не замечая меня. — Он ждет обещанных чудесных вещей… да, он хоть имеет надежды, а я… я почти разорен!» Это были вы. Вы прибавили: «Глупая шутка. Не стоило бросать денег».
Райский бросился вслед за ней и из-за угла видел, как она медленно
возвращалась по полю к
дому. Она останавливалась и озиралась назад, как будто прощалась с крестьянскими избами. Райский подошел к ней, но заговорить не смел. Его поразило новое выражение ее лица. Место покорного ужаса заступило, по-видимому, безотрадное сознание. Она не замечала его и как будто смотрела
в глаза своей «беде».
Райский пробрался до Козлова и, узнав, что он
в школе, спросил про жену. Баба, отворившая ему калитку, стороной посмотрела на него, потом высморкалась
в фартук, отерла пальцем нос и ушла
в дом. Она не
возвращалась.
— Я это знаю от нее же, мой друг. Да, она — премилая и умная. Mais brisons-là, mon cher. Мне сегодня как-то до странности гадко — хандра, что ли? Приписываю геморрою. Что
дома? Ничего? Ты там, разумеется, примирился и были объятия? Cela va sanà dire. [Это само собой разумеется (франц.).] Грустно как-то к ним иногда бывает
возвращаться, даже после самой скверной прогулки. Право, иной раз лишний крюк по дождю сделаю, чтоб только подольше не
возвращаться в эти недра… И скучища же, скучища, о Боже!
Раза два Антонида Ивановна удерживала Привалова до самого утра. Александр Павлыч кутил
в «Магните» и
возвращался уже засветло, когда Привалов успевал уйти.
В третий раз такой случай чуть не разразился катастрофой. Антонида Ивановна предупредила Привалова, что мужа не будет
дома всю ночь, и опять задержала его.
В середине ночи вдруг послышался шум подъехавшего экипажа и звонок
в передней.
Вот и случилось, что однажды (давненько это было),
в одну сентябрьскую светлую и теплую ночь,
в полнолуние, весьма уже по-нашему поздно, одна хмельная ватага разгулявшихся наших господ, молодцов пять или шесть,
возвращалась из клуба «задами» по
домам.
Стряпуха умерла; сам Перфишка собирался уж бросить
дом да отправиться
в город, куда его сманивал двоюродный брат, живший подмастерьем у парикмахера, — как вдруг распространился слух, что барин
возвращается!
Из расспросов выяснилось, что
в верховьях Динзахе у него есть фанза.
В поисках чудодейственного корня он иногда уходил так далеко, что целыми неделями не
возвращался к своему
дому.
Сторешников
возвратился домой с победою. Опять явился на сцену
дом, и опять Анне Петровне приходилось только падать
в обмороки.
Отец мой,
возвратившись из чужих краев, до ссоры с братом, останавливался на несколько месяцев
в его
доме, и
в этом же
доме родилась моя жена
в 1817 году.
Все неповрежденные с отвращением услышали эту фразу. По счастию, остроумный статистик Андросов выручил кровожадного певца; он вскочил с своего стула, схватил десертный ножик и сказал: «Господа, извините меня, я вас оставлю на минуту; мне пришло
в голову, что хозяин моего
дома, старик настройщик Диц — немец, я сбегаю его прирезать и сейчас
возвращусь».
— Мне иногда бывает страшно и до того тяжело, что я боюсь потерять голову… слишком много хорошего. Я помню, когда изгнанником я
возвращался из Америки
в Ниццу — когда я опять увидал родительский
дом, нашел свою семью, родных, знакомые места, знакомых людей — я был удручен счастьем… Вы знаете, — прибавил он, обращаясь ко мне, — что и что было потом, какой ряд бедствий. Прием народа английского превзошел мои ожидания… Что же дальше? Что впереди?
Изредка отпускал он меня с Сенатором
в французский театр, это было для меня высшее наслаждение; я страстно любил представления, но и это удовольствие приносило мне столько же горя, сколько радости. Сенатор приезжал со мною
в полпиесы и, вечно куда-нибудь званный, увозил меня прежде конца. Театр был у Арбатских ворот,
в доме Апраксина, мы жили
в Старой Конюшенной, то есть очень близко, но отец мой строго запретил
возвращаться без Сенатора.
Когда я
возвратился,
в маленьком
доме царила мертвая тишина, покойник, по русскому обычаю, лежал на столе
в зале, поодаль сидел живописец Рабус, его приятель, и карандашом, сквозь слезы снимал его портрет; возле покойника молча, сложа руки, с выражением бесконечной грусти, стояла высокая женская фигура; ни один артист не сумел бы изваять такую благородную и глубокую «Скорбь».
В субботу утром я поехал к Гарибальди и, не застав его
дома, остался с Саффи, Гверцони и другими его ждать. Когда он
возвратился, толпа посетителей, дожидавшихся
в сенях и коридоре, бросилась на него; один храбрый бритт вырвал у него палку, всунул ему
в руку другую и с каким-то азартом повторял...
Возвратившись из второго побега, Сатир опять внес
в церковь хороший вклад, но прожил
дома еще менее прежнего и снова исчез. После этого об нем подали
в земский суд явку и затем перестали думать.
Проходит еще три дня; сестрица продолжает «блажить», но так как матушка решилась молчать, то
в доме царствует относительная тишина. На четвертый день утром она едет проститься с дедушкой и с дядей и объясняет им причину своего внезапного отъезда. Родные одобряют ее.
Возвратившись, она перед обедом заходит к отцу и объявляет, что завтра с утра уезжает
в Малиновец с дочерью, а за ним и за прочими вышлет лошадей через неделю.
Держала его
дома, не давала вина, а когда ему удавалось урваться на свободу и он
возвращался домой пьяный, то
в наказание связывала ему руки, а иногда и просто-напросто била.
Возвращается отец около осьми часов, и
в это же время начинает просыпаться весь
дом. Со всех сторон слышатся вопли...
А наконец,
возвращаюсь я однажды с родов домой, а меня прислуга встречает: «Ведь Прохор-то Семеныч — это муж-то мой! — уж с неделю
дома не бывал!» Не бывал да не бывал, да так с тех пор словно
в воду и канул.
Дома он почти не живет; с утра бродит по соседям;
в одном месте пообедает,
в другом поужинает, а к ночи, ежели ноги таскают,
возвращается домой.
Прошло со времени этой записи больше двадцати лет. Уже
в начале этого столетия
возвращаюсь я по Мясницкой с Курского вокзала домой из продолжительной поездки — и вдруг вижу:
дома нет, лишь груда камня и мусора. Работают каменщики, разрушают фундамент. Я соскочил с извозчика и прямо к ним. Оказывается, новый
дом строить хотят.
Они ютились больше
в «вагончике». Это был крошечный одноэтажный флигелек
в глубине владения Румянцева.
В первой половине восьмидесятых годов там появилась и жила подолгу красавица, которую звали «княжна». Она исчезала на некоторое время из Хитровки, попадая за свою красоту то на содержание, то
в «шикарный» публичный
дом, но всякий раз
возвращалась в «вагончик» и пропивала все свои сбережения.
В «Каторге» она распевала французские шансонетки, танцевала модный тогда танец качучу.
В нем точно жили несколько человек: один, который существовал для других, когда доктор выходил из
дому, другой, когда он бывал
в редакции «Запольского курьера», третий, когда он
возвращался домой, четвертый, когда он оставался один, пятый, когда наступала ночь, — этот пятый просто мучил его.
Поп Макар уехал раньше, чтобы встретить помочан у себя
в доме, а писарь с Ермилычем
возвращались прежнею дорогой. Писарь еще раз полюбовался поповскими лугами, от которых поднимался тяжелый аромат свежескошенной травы.
Каждую пятницу Цыганок запрягал
в широкие сани гнедого мерина Шарапа, любимца бабушки, хитрого озорника и сластену, надевал короткий, до колен, полушубок, тяжелую шапку и, туго подпоясавшись зеленым кушаком, ехал на базар покупать провизию. Иногда он не
возвращался долго. Все
в доме беспокоились, подходили к окнам и, протаивая дыханием лед на стеклах, заглядывали на улицу.
Нам известно также, что час спустя после того, как Аглая Ивановна выбежала от Настасьи Филипповны, а может, даже и раньше часу, князь уже был у Епанчиных, конечно,
в уверенности найти там Аглаю, и что появление его у Епанчиных произвело тогда чрезвычайное смущение и страх
в доме, потому что Аглая домой еще не
возвратилась и от него только
в первый раз и услышали, что она уходила с ним к Настасье Филипповне.
— Простить! — подхватил Лаврецкий. — Вы бы сперва должны были узнать, за кого вы просите? Простить эту женщину, принять ее опять
в свой
дом, ее, это пустое, бессердечное существо! И кто вам сказал, что она хочет
возвратиться ко мне? Помилуйте, она совершенно довольна своим положением… Да что тут толковать! Имя ее не должно быть произносимо вами. Вы слишком чисты, вы не
в состоянии даже понять такое существо.
Как стемнелось, кержак Егор все время бродил около господского
дома, — ему нужно было увидать Петра Елисеича. Егор видел, как торопливо
возвращался с фабрики Лука Назарыч, убегавший от дурака Терешки, и сам спрятался
в караушку сторожа Антипа. Потом Петр Елисеич прошел на фабрику. Пришлось дожидаться его возвращения.
По улицам везде бродил народ. Из Самосадки наехали пристановляне, и
в Кержацком конце точно открылась ярмарка, хотя пьяных и не было видно, как
в Пеньковке. Кержаки кучками проходили через плотину к заводской конторе, прислушивались к веселью
в господском
доме и
возвращались назад; по глухо застегнутым на медные пуговицы полукафтаньям старинного покроя и низеньким валеным шляпам с широкими полями этих кержаков можно было сразу отличить
в толпе. Крепкий и прижимистый народ, не скажет слова спроста.
…Письмо ваше от 4 октября получил я
в Петербурге, куда мне прислала его жена. Там я не имел возможности заняться перепиской. Все время проводил
в болтовне
дома с посетителями и старыми товарищами и друзьями. К жене я
возвратился 8-го числа…
Поехал дальше. Давыдовых перегнал близ Нижне-удинска,
в Красноярске не дождался. Они с детьми медленно ехали, а я, несмотря на грязь, дождь и снег иногда, все подвигался на тряской своей колеснице. Митьков, живший своим
домом, хозяином совершенным — все по часам и все
в порядке. Кормил нас обедом — все время мы были почти неразлучны, я останавливался у Спиридова, он еще не совсем устроился, но надеется, что ему
в Красноярске будет хорошо.
В беседах наших мы все
возвращались к прошедшему…
На двадцать втором году Вильгельм Райнер
возвратился домой, погостил у отца и с его рекомендательными письмами поехал
в Лондон. Отец рекомендовал сына Марису, Фрейлиграту и своему русскому знакомому, прося их помочь молодому человеку пристроиться к хорошему торговому
дому и войти
в общество.
Как праотец, изгнанный из рая, вышел из ворот маркизиного
дома Пархоменко на улицу и, увидев на балконе маркизино общество, самым твердым голосом сторговал за пятиалтынный извозчика
в гостиницу Шевалдышева. Когда успокоившаяся маркиза
возвратилась и села на свой пружинный трон, Бычков ткнул человек трех
в ребра и подступил к ней с словами...
По показанию кухарки и горничной, Ольга Александровна часов
в одиннадцать вышла из
дома с ребенком, через полчаса
возвратилась без ребенка, но
в сопровождении Рогнеды Романовны, на скорую руку забрала кое-что
в узлы, остальное замкнула и ушла.
Доктор с Лизой обошли весь
дом и
возвратились в залу, где Абрамовна уже наливала чай.
Бахарева прогостила у подруги четверо суток и стала собираться
в Дом.
В это время произошла сцена: няня расплакалась и Христом-богом молила Лизу не
возвращаться.
— Люба, хочешь ты уйти отсюда со мною? — спросил Лихонин и взял ее за руку. — Но совсем, навсегда уйти, чтобы больше уже никогда не
возвращаться ни
в публичный
дом, ни на улицу?