Неточные совпадения
— Лапотное, соломенное государство ввязалось в драку
с врагом, закованным в сталь, — а? Не глупо, а? За одно это правительство подлежит низвержению, хотя я вовсе не либерал. Ты, дурова голова, сначала избы каменные построй, железом их покрой, ну, тогда и
воюй…
— Немцы считаются самым ученым народом в мире. Изобретательные — ватерклозет выдумали. Христиане. И вот они объявили нам войну. За что? Никто этого не знает. Мы, русские,
воюем только для защиты людей. У нас только Петр Первый
воевал с христианами для расширения земли, но этот царь был
врагом бога, и народ понимал его как антихриста. Наши цари всегда
воевали с язычниками,
с магометанами — татарами, турками…
Пятая заповедь (Мф. V, 43 — 48) состояла в том, что человек не только не должен ненавидеть
врагов, не
воевать с ними, но должен любить их, помогать, служить им.
«Вот они, эти исторические
враги, от которых отсиживался Тит Привалов вот в этом самом доме, — думал Привалов, когда смотрел на башкир. — Они даже не знают о том славном времени, когда башкиры горячо
воевали с первыми русскими насельниками и не раз побивали высылаемые против них воинские команды… Вот она, эта беспощадная философия истории!»
— Как они подскочили, братцы мои, — говорил басом один высокий солдат, несший два ружья за плечами, — как подскочили, как крикнут: Алла, Алла! [Наши солдаты,
воюя с турками, так привыкли к этому крику
врагов, что теперь всегда рассказывают, что французы тоже кричат «Алла!»] так так друг на друга и лезут. Одних бьешь, а другие лезут — ничего не сделаешь. Видимо невидимо… — Но в этом месте рассказа Гальцин остановил его.
Дом, в котором она жила со дня рождения и который в завещании был записан на ее имя, находился на окраине города, в Цыганской слободке, недалеко от сада «Тиволи»; по вечерам и по ночам ей слышно было, как в саду играла музыка, как лопались
с треском ракеты, и ей казалось, что это Кукин
воюет со своей судьбой и берет приступом своего главного
врага — равнодушную публику; сердце у нее сладко замирало, спать совсем не хотелось, и, когда под утро он возвращался домой, она тихо стучала в окошко из своей спальни и, показывая ему сквозь занавески только лицо и одно плечо, ласково улыбалась…
— Здравствуй, верный дорогой, избранный воин мой… Со
врагом храбрей
воюй, ни о чем ты не горюй! Я тебя, сынок любезный, за твою за верну службу благодатью награжу — во царствие пределю,
с ангелами поселю. Слушай от меня приказ: оставайся, Бог
с тобой и покров мой над тобой.
Войска его величества нашего славного императора
воюют только
с врагами и наказывают только тех, кто заслуживает кары…
Но что больше всего меня привязало к нему — это то, что он не корыстолюбив:
с своими не
воюет, а когда других задевали мы, он не пользовался грабежом; а однажды вышиб из седла
врага, который уже занес меч над головой моей…
— Прощай, милый муженек, — говорила она, — прощай, голубчик! Покидаешь ты нас, оставляешь сиротинками, отправляют тебя в чужую страну
воевать с лютыми
врагами. Бог знает, вернешься ли ты назад. Да если и вернешься, то не застанешь нас. Умрем мы
с голоду без тебя, голубчик. Не прокормить мне без тебя при нашей нужде пятерых ребятишек…
— Если ты будешь поступать
с злодеями по законам гражданским, то будешь дурень, ибо это не годится, потому что злодеи не суть граждане, а
враги гражданства, так как они
воюют на общество!.. А ты держися против них закона духовного.