Неточные совпадения
— Немец
воюет железом,
сталью, он — машиной и — главное — умом! Ум-мом!
— Лапотное, соломенное государство ввязалось в драку с врагом, закованным в
сталь, — а? Не глупо, а? За одно это правительство подлежит низвержению, хотя я вовсе не либерал. Ты, дурова голова, сначала избы каменные построй, железом их покрой, ну, тогда и
воюй…
1-го января 1857 года. Совсем не узнаю себя. Семь лет и строки сюда не вписал. Житие мое странное, зане житие мое
стало сытое и привольное. Перечитывал все со дня преподобия своего здесь написанное. Достойно замечания, сколь я
стал иначе ко всему относиться за сии годы. Сам не
воюю, никого не беспокою и себе никакого беспокойства не вижу. „Укатали сивку крутые горки“, и против рожна прати более не охота.
Теперь уже не
воюют из-за того, что один король не исполнил учтивости относительно любовницы другого, как это было при Людовике XIV; но, преувеличивая почтенные и естественные чувства национального достоинства и патриотизма и возбуждая общественное мнение одного народа против другого, доходят, наконец, до того, что
становится достаточным того, чтобы было сказано, — хотя бы известие и было неверно, — что посланник вашего государства не был принят главой другого государства, для того чтобы разразилась самая ужасная и гибельная война из всех тех, которые когда-либо были.
«Нет, а ты, — говорит, — еще подожди, что будет?» И потом он целый день все со мной
воевал и после обеда и, слава богу, заснул, а я, плачучи, вынула из сундука кусочек холстинки, что с похорон дали, да и
стала ему исподние шить; а он вдруг как вскочит. «Стой, говорит, злодейка! что ты это делаешь?» — «Тебе, говорю, Маркел Семеныч, исподние шью». — «Врешь, говорит, ты это не мне шьешь, а ты это дьякону».
Пока классицизм и романтизм
воевали, один, обращая мир в античную форму, другой — в рыцарство, возрастало более и более нечто сильное, могучее; оно прошло между ними, и они не узнали властителя по царственному виду его; оно оперлось одним локтем на классиков, другим на романтиков и
стало выше их — как «власть имущее»; признало тех и других и отреклось от них обоих: это была внутренняя мысль, живая Психея современного нам мира.
Грознов. Вот и полюбила она Грознова… и имел Грознов от нее всякие продукты и деньги… И услали Грознова под турку… и чуть она тогда с горя не померла… так малость самую… в чем душа осталась. А Грознов
стал воевать… Вот каков Грознов, а ты мальчишка! У… у… у… (Топает ногами.)
Пока
воевала с вами, я испортила себе характер,
стала резкой, грубой, пугливой, недоверчивой…
Петушок с высокой спицы
Стал стеречь его границы.
Чуть опасность где видна,
Верный сторож как со сна
Шевельнется, встрепенется,
К той сторонке обернется
И кричит: «Кири-ку-ку.
Царствуй, лежа на боку!»
И соседи присмирели,
Воевать уже не смели:
Таковой им царь Дадон
Дал отпор со всех сторон!
Бородатый. Шинели не
станут шить, мы
воевать не желаем.
Роду он был боярского, Потемкиных дворян, служил в полках, в походах бывал, с туркой
воевал, с пруссаками, а как вышла дворянам вольность не носить государевой службы до смерти, в отставку вышел и
стал ради Бога жить…
И народа
стало больше попадаться. Только народ не сильный. И все городки, какие были по реке, казаки
повоевали.
Призывает Строгонов Ермака и говорит: «Я вас теперь больше держать не
стану, если вы так шалить будете». А Ермак и говорит: «Я и сам не рад, да с народом моим не совладаешь — набаловались. Дай нам работу». Строгонов и говорит: «Идите за Урал
воевать с Кучумом, завладейте его землею. Вас и царь наградит». И показал Ермаку царское письмо. Ермак обрадовался, собрал казаков и говорит...
Так и Ангелы, славословящие Бога,
становятся «небесными воинствами», разящими и воинствующими: «…и произошла на небе война, Михаил и Ангелы его
воевали против дракона, и дракон и ангелы его
воевали против них» (Апок. 12:7).
Ночевал он в частном доме, всю ночь чувствовал отвращение к рыбе и думал о трех рублях и четвертке чаю. Рано утром, когда небо
стало синеть, ему приказали одеться и идти. Два солдата со штыками повели его в тюрьму. Никогда в другое время городские улицы не казались ему так длинны и бесконечны. Шел он не по тротуару, а среди улицы по тающему, грязному снегу. Внутренности всё еще
воевали с рыбой, левая нога немела; калоши он забыл не то в суде, не то в частном доме, и ноги его зябли…
В студенческих и рабочих кружках усиленно штудировались нелегальная брошюра (Ленина) «Что такое друзья народа и как они
воюют против социал-демократов (ответ на
статьи „Русского богатства“ против марксистов)», книги Бельтова, Струве и нововышедшая книга «Обоснование народничества в трудах г-на Воронцова (В. В.)» А. Волгина (того же Плеханова).
И мой приятель через неделю сдержал свое обещание. Это было как раз время — восьмидесятые годы, когда у нас в обществе и печати заговорили о непротивлении злу, о праве судить, наказывать,
воевать, когда кое-кто из нашей среды
стал обходиться без прислуги, уходил в деревню пахать, отказывался от мясной пищи и плотской любви.
Во-вторых, всем известно было, что покойный всю жизнь
воевал со своей законной женой, а
стало быть не мог называться холостым; в-третьих, у него была густая рыжая борода, отродясь он не брился, а потому непонятно, чего ради оратор назвал его лицо бритым.
Карла. Тогда ему и
воевать не с кем будет: ведь и офицеры-то у него лучшие лифляндцы; уж сказать правду-матку, служат грудью своему государю, а как нашему крест поцелуют,
станут так же служить, будут нашей каши прихлебатели. Поладим с ними, забражничаем, заживем, как братья, и завоюем под державу белого царя все земли от Ледяного до Черного моря, от Азова до…
Шестого августа Ермак дошел по Тавде до города Кошуна и
стал воевать вогуличей. Послушавшись совета Ивана Кольца, он все же был крайне недоволен, что идет назад. Это отдаляло момент радостного свидания с любимой невестой, боль от разлуки с которой он забывал только в разгаре боев.
«Если я один среди мира людей, не исполняющих учение Христа, — говорят обыкновенно, —
стану исполнять его, буду отдавать то, что имею, буду подставлять щеку, не защищаясь, буду даже не соглашаться на то, чтобы идти присягать и
воевать, меня оберут, и если я не умру с голода, меня изобьют до смерти, и если не изобьют, то посадят в тюрьму или расстреляют, и я напрасно погублю всё счастье своей жизни и всю свою жизнь».
И опять плачет, а на Якуба глядючи, молоденький еврей, паныч Гершко, который за наше дело
воевать пристал, также
стал плакать.