Неточные совпадения
Надо было, присутствуя при этих службах, одно из двух: или притворяться (чего он с своим правдивым характером никогда не мог), что он верит в то, во что не верит, или, признав все эти
внешние формы ложью, устроить свою жизнь так, чтобы не быть в
необходимости участвовать в том, что он считает ложью.
Мир объектов, мир феноменов, с царствующей в нем
необходимостью, лишь
внешняя сфера, но за ним скрыта глубина связи с Богом.
Позитивизм и материализм отрицают ответственность, свободу, творческую волю, отрицают человека и строят безвольную теорию социальной среды и власти
необходимости, могущества
внешних обстоятельств.
Отвлеченные социальные и политические учения всегда грешат рационализмом и верят в добрые плоды
внешнего насилия под низким уровнем развития человеческой массы и порожденной этим уровнем
необходимостью.
Мир атомизировался, стал материально тяжелым, в нем воцарилась
необходимость и
внешняя закономерность.
Насильственное, принудительное,
внешнее устранение зла из мира,
необходимость и неизбежность добра — вот что окончательно противоречит достоинству всякого лица и совершенству бытия, вот план, не соответствующий замыслу Существа абсолютного во всех своих совершенствах.
Материальная
необходимость и есть болезнь бытия, результат внутреннего распадения и
внешней скованности всей иерархии живых существ.
Христианство признает любовь и к себе, и к семье, и к народу, и к человечеству, не только к человечеству, но ко всему живому, ко всему существующему, признает
необходимость бесконечного расширения области любви; но предмет этой любви оно находит не вне себя, не в совокупности личностей: в семье, роде, государстве, человечестве, во всем
внешнем мире, но в себе же, в своей личности, но личности божеской, сущность которой есть та самая любовь, к потребности расширения которой приведена была личность животная, спасаясь от сознания своей погибельности.
Так что, несмотря на то, что власть остается такою же, какою она была, по
внешней форме, с каждой переменой людей, находящихся во власти, всё больше и больше увеличивается число людей, опытом жизни приводимых к
необходимости усвоения христианского жизнепонимания, и с каждой переменой, хотя самые грубые и жестокие, менее христианские из всех и всё менее и менее грубые и жестокие и более христианские люди, чем прежде бывшие во власти, вступают в обладание властью.
И вот к этой-то
необходимости усвоения учения опытным,
внешним способом и приведено теперь всё большинство людей христианского человечества.
«Однако все-таки можно допустить, что обмен взглядов между заинтересованными народами поможет в известной степени международному соглашению и сделает возможным значительное уменьшение военных расходов, давящих теперь европейские народы в ущерб разрешению социальных вопросов,
необходимость которого чувствуется каждым государством отдельно под угрозой вызвать внутреннюю войну усилиями предотвратить
внешнюю.
В этой цельности и гармонии характера заключается его сила и существенная
необходимость его в то время, когда старые, дикие отношения, потеряв всякую внутреннюю силу, продолжают держаться
внешнею механическою связью.
Необходимость что-нибудь высказать является результатом не внутренней подстрекающей потребности духа, а известным образом сложившихся
внешних обстоятельств.
Действуя, он переносит во
внешний мир свою волю и тем самым приходит в столкновение с законом
необходимости, владычествующим во
внешнем мире.
Разумеется, что вне науки нельзя передать ясно и отчетливо
необходимость вечного, неуловимого перехода внутреннего во
внешнее, так что наружное есть внутреннее, а внутреннее — наружное.
В науке природа восстановляется, освобожденная от власти случайности и
внешних влияний, которая притесняет ее в бытии; в науке природа просветляется в чистоте своей логической
необходимости; подавляя случайность, наука примиряет бытие с идеей, восстановляет естественное во всей чистоте, понимает недостаток существования (des Daseins) и поправляет его, как власть имущая.
В науке истина, облеченная не в вещественное тело, а в логический организм, живая архитектоникой диалектического развития, а не эпопеей временного бытия; в ней закон — мысль исторгнутая, спасенная от бурь существования, от возмущений
внешних и случайных; в ней раздается симфония сфер небесных, и каждый звук ее имеет в себе вечность, потому что в нем была
необходимость, потому что случайный стон временного не достигает так высоко.
Нам могут указать на множество причин, которые ставят литературу в
необходимость сдерживать свои благие порывы; могут прибавить, что причины эти заключаются не во внутренней сущности литературной деятельности и не в случайностях литературных дарований и стремлений, а в обстоятельствах чисто
внешних, зависящих от несовершенств самого общества нашего…
У одних по
необходимости, вследствие
внешних требований, а у других и наивно, простосердечно, — миросозерцание явилось чрезвычайно узким и односторонним; в чиновнике так и видели только чиновника; в беде, происшедшей от взяточничества городничего, так и видели только следствие его взяточничества; всякого станового изображали, как конечную цепь и крайнюю исходную точку существующих порядков.
Эта бедность и неопределенность образов, эта
необходимость повторять самого себя, это неуменье обработать каждый характер даже настолько, чтобы сообщить ему соответственный способ
внешнего выражения, — все это, обнаруживая, с одной стороны, недостаток разнообразия в запасе наблюдений автора, с другой стороны, прямо говорит против художественной полноты и цельности его созданий…
Выхождение из себя абсолютного духа есть, во-первых, свободное, его не нужно смешивать с тем внутренним рождением, а также и с тем
внешним, вытекающим из
необходимости (Not) или инстинкта рождением и зачатием.
Личность реализует своё существование и свою судьбу в противоречиях и сочетаниях конечного с бесконечным, относительного и абсолютного, единого и многого, свободы и
необходимости, внутреннего и
внешнего.
Возврата к исключительному господству
внешнего закона, к жизни в
необходимости и принуждении не может быть.
Но ни в том, ни в другом случае, как бы мы ни изменяли нашу точку зрения, как бы ни уясняли себе ту связь, в которой находится человек с
внешним миром, или как бы ни доступна она нам казалась, как бы ни удлиняли или укорачивали период времени, как бы понятны или непостижимы ни были для нас причины, мы никогда не можем себе представить ни полной свободы, ни полной
необходимости.
Итак, представление наше о свободе и
необходимости постепенно уменьшается и увеличивается, смотря по большей или меньшей связи с
внешним миром, по бòльшему или меньшему отдалению времени и бòльшей или меньшей зависимости от причин, в которых мы рассматриваем явление жизни человека.
Но даже если бы, представив себе человека совершенно исключенного от всех влияний, рассматривая только его мгновенный поступок настоящего и предполагая, что он не вызван никакою причиною, мы допустили бесконечно малый остаток
необходимости равным нулю, мы бы и тогда не пришли к понятию о полной свободе человека; ибо существо, не принимающее на себя влияний
внешнего мира, находящееся вне времени и не зависящее от причин, уже не есть человек.
Всё, чтò мы знаем о
внешнем мире природы, есть только известное отношение сил природы к
необходимости, или сущности жизни к законам разума.
Если же мы рассматриваем человека в наименьшей зависимости от
внешних условий; если действие его совершено в ближайший момент к настоящему, и причины его действия нам недоступны, то мы получим представление о наименьшей
необходимости и наибольшей свободе.
Так что, если мы рассматриваем такое положение человека, в котором связь его с
внешним миром наиболее известна, период времени суждения от времени совершения поступка наибольший и причины поступка наидоступнейшие, то мы получаем представление о наибольшей
необходимости и наименьшей свободе.