Неточные совпадения
Первым движением она отдернула свою
руку от его
влажной, с большими надутыми жилами
руки, которая искала ее; но, видимо сделав над собой усилие, пожала его
руку.
Эта комедия начинала мне надоедать, и я готов был прервать молчание самым прозаическим образом, то есть предложить ей стакан чая, как вдруг она вскочила, обвила
руками мою шею, и
влажный, огненный поцелуй прозвучал на губах моих.
Освободясь от пробки
влажной,
Бутылка хлопнула; вино
Шипит; и вот с осанкой важной,
Куплетом мучимый давно,
Трике встает; пред ним собранье
Хранит глубокое молчанье.
Татьяна чуть жива; Трике,
К ней обратясь с листком в
руке,
Запел, фальшивя. Плески, клики
Его приветствуют. Она
Певцу присесть принуждена;
Поэт же скромный, хоть великий,
Ее здоровье первый пьет
И ей куплет передает.
Эта простая мысль отрадно поразила меня, и я ближе придвинулся к Наталье Савишне. Она сложила
руки на груди и взглянула кверху; впалые
влажные глаза ее выражали великую, но спокойную печаль. Она твердо надеялась, что бог ненадолго разлучил ее с тою, на которой столько лет была сосредоточена вся сила ее любви.
Дронов поставил пред собой кресло и, держась одной
рукой за его спинку, другой молча бросил на стол измятый конверт, — Самгин защемил конверт концами ножниц, брезгливо взял его. Конверт был
влажный.
Самгин сказал, что завтра утром должен ехать в Дрезден, и не очень вежливо вытянул свои пальцы из его
влажной, горячей ладони. Быстро шагая по слабо освещенной и пустой улице, обернув
руку платком, он чувствовал, что нуждается в утешении или же должен оправдаться в чем-то пред собой.
На улице снова охватил ветер, теперь уже со снегом, мягким, как пух, и
влажным. Туробоев, скорчившись, спрятав
руки в карманы, спросил...
Он припал к ее
руке лицом и замер. Слова не шли более с языка. Он прижал
руку к сердцу, чтоб унять волнение, устремил на Ольгу свой страстный,
влажный взгляд и стал неподвижен.
— Mille pardons, mademoiselle, de vous avoir derangее, [Тысяча извинений, сударыня, за беспокойство (фр.).] — говорил он, силясь надеть перчатки, но большие,
влажные от жару
руки не шли в них. — Sacrebleu! çа n’entre pas — oh, mille pardons, mademoiselle… [Проклятье! не надеваются — о, простите, сударыня… (фр.)]
«Точно так-с, — отвечал он с той улыбкой человека навеселе, в которой умещаются и обида и удовольствие, — писать вовсе не могу», — прибавил он, с
влажными глазами и с той же улыбкой, и старался водить
рукой по воздуху, будто пишет.
Тонкие,
влажные, слабые пальцы художника были вставлены в жесткие, морщинистые и окостеневшие в сочленениях пальцы старого генерала, и эти соединенные
руки дергались вместе с опрокинутым чайным блюдечком по листу бумаги с изображенными на нем всеми буквами алфавита.
Антонида Ивановна ничего не ответила мужу, а только медленно посмотрела своим теплым и
влажным взглядом на Привалова, точно хотела сказать этим взглядом: «Что же вы не предлагаете мне
руки? Ведь вы видите, что я стою одна…» Привалов предложил
руку, и Антонида Ивановна слегка оперлась на нее своей затянутой выше локтя в белую лайковую перчатку
рукой.
Влажные жары сильно истомляют людей и животных. Влага оседает на лицо,
руки и одежду, бумага становится вокхою [Местное выражение, означающее сырой,
влажный на ощупь, но не мокрый предмет.] и перестает шуршать, сахар рассыпается, соль и мука слипаются в комки, табак не курится; на теле часто появляется тропическая сыпь.
Но вот и мхи остались сзади. Теперь начались гольцы. Это не значит, что камни, составляющие осыпи на вершинах гор, голые. Они покрыты лишаями, которые тоже питаются влагой из воздуха. Смотря по времени года, они становятся или сухими, так что легко растираются пальцами
руки в порошок, или делаются мягкими и
влажными. Из отмерших лишайников образуется тонкий слой почвы, на нем вырастают мхи, а затем уже травы и кустарники.
Говоря о боге, рае, ангелах, она становилась маленькой и кроткой, лицо ее молодело,
влажные глаза струили особенно теплый свет. Я брал в
руки тяжелые атласные косы, обертывал ими шею себе и, не двигаясь, чутко слушал бесконечные, никогда не надоедавшие рассказы.
Вот впереди показался какой-то просвет. Я полагал, что это река; но велико было наше разочарование, когда мы почувствовали под ногами вязкий и
влажный мох. Это было болото, заросшее лиственицей с подлесьем из багульника. Дальше за ним опять стеною стоял дремучий лес. Мы пересекли болото в том же юго-восточном направлении и вступили под своды старых елей и пихт. Здесь было еще темнее. Мы шли ощупью, вытянув вперед
руки, и часто натыкались на сучья, которые как будто нарочно росли нам навстречу.
И при этом он делал вид, что млеет от собственного пения, зажмуривал глаза, в страстных местах потрясал головою или во время пауз, оторвав правую
руку от струн, вдруг на секунду окаменевал и вонзался в глаза Любки томными,
влажными, бараньими глазами. Он знал бесконечное множество романсов, песенок и старинных шутливых штучек. Больше всего нравились Любке всем известные армянские куплеты про Карапета...
Тамара с голыми белыми
руками и обнаженной шеей, обвитой ниткой искусственного жемчуга, толстая Катька с мясистым четырехугольным лицом и низким лбом — она тоже декольтирована, но кожа у нее красная и в пупырышках; новенькая Нина, курносая и неуклюжая, в платье цвета зеленого попугая; другая Манька — Манька Большая или Манька Крокодил, как ее называют, и — последней — Сонька Руль, еврейка, с некрасивым темным лицом и чрезвычайно большим носом, за который она и получила свою кличку, но с такими прекрасными большими глазами, одновременно кроткими и печальными, горящими и
влажными, какие среди женщин всего земного шара бывают только у евреек.
Она протянула
руку к чашке, увидала, что пальцы ее покрыты пятнами запекшейся крови, невольным движением опустила
руку на колени — юбка была
влажная. Широко открыв глаза, подняв бровь, она искоса смотрела на свои пальцы, голова у нее кружилась и в сердце стучало...
Мать наскоро перевязала рану. Вид крови наполнял ей грудь жалостью, и, когда пальцы ее ощущали
влажную теплоту, дрожь ужаса охватывала ее. Она молча и быстро повела раненого полем, держа его за
руку. Освободив рот, он с усмешкой в голосе говорил...
— Он хочет сделать меня идиотом! — пожаловался Егор. Короткие, тяжелые вздохи с
влажным хрипом вырывались из груди Егора, лицо его было покрыто мелким потом, и, медленно поднимая непослушные, тяжелые
руки, он отирал ладонью лоб. Странная неподвижность опухших щек изуродовала его широкое доброе лицо, все черты исчезли под мертвенной маской, и только глаза, глубоко запавшие в отеках, смотрели ясно, улыбаясь снисходительной улыбкой.
Она перегнулась через забор, чтобы подать ему
руку, еще холодную и
влажную от умыванья. И тараторила картаво...
В переднюю вышел, весь красный, с каплями на носу и на висках и с перевернутым, смущенным лицом, маленький капитан Световидов. Правая
рука была у него в кармане и судорожно хрустела новенькими бумажками. Увидев Ромашова, он засеменил ногами, шутовски-неестественно захихикал и крепко вцепился своей
влажной, горячей, трясущейся
рукой в
руку подпоручика. Глаза у него напряженно и конфузливо бегали и в то же время точно щупали Ромашова: слыхал он или нет?
Днем Ромашов старался хоть издали увидать ее на улице, но этого почему-то не случалось. Часто, увидав издали женщину, которая фигурой, походкой, шляпкой напоминала ему Шурочку, он бежал за ней со стесненным сердцем, с прерывающимся дыханием, чувствуя, как у него
руки от волнения делаются холодными и
влажными. И каждый раз, заметив свою ошибку, он ощущал в душе скуку, одиночество и какую-то мертвую пустоту.
Она обвилась
руками вокруг его шеи и прижалась горячим
влажным ртом к его губам и со сжатыми зубами, со стоном страсти прильнула к нему всем телом, от ног до груди. Ромашову почудилось, что черные стволы дубов покачнулись в одну сторону, а земля поплыла в другую, и что время остановилось.
И, раздвинув в обе стороны волосы на лбу мертвеца, она крепко сжала
руками его виски и поцеловала его в холодный,
влажный лоб долгим дружеским поцелуем.
— Еще… не так… ближе, — и вдруг левая
рука ее стремительно обхватила его шею, и на лбу своем он почувствовал крепкий,
влажный ее поцелуй.
Старый Туберозов шептал слова восторженных хвалений и не заметил, как по лицу его тихо бежали слезы и дождь все частил капля за каплей и, наконец, засеял как сквозь частое сито, освежая
влажною прохладой слегка воспаленную голову протопопа, который так и уснул, как сидел у окна, склонясь головой на свои белые
руки.
Так и сталось, — Людмила пришла. Она поцеловала Сашу в щеку, дала ему поцеловать
руку и весело засмеялась, а он зарделся. От Людмилиных одежд веял аромат
влажный, сладкий, цветочный, — розирис, плотский и сладострастный ирис, растворенный в сладкомечтающих розах. Людмила принесла узенькую коробку в тонкой бумаге, сквозь которую просвечивал желтоватый рисунок. Села, положила коробку к себе на колени и лукаво поглядела на Сашу.
Легко, точно ребёнка, он поднял её на
руки, обнял всю, а она ловко повернулась грудью к нему и на секунду прижала
влажные губы к его сухим губам. Шатаясь, охваченный красным туманом, он нёс её куда-то, но женщина вдруг забилась в его
руках, глухо вскрикивая...
Он сидел на стуле, понимая лишь одно: уходит! Когда она вырвалась из его
рук — вместе со своим телом она лишила его дерзости и силы, он сразу понял, что всё кончилось, никогда не взять ему эту женщину. Сидел, качался, крепко сжимая
руками отяжелевшую голову, видел её взволнованное, розовое лицо и
влажный блеск глаз, и казалось ему, что она тает. Она опрокинула сердце его, как чашу, и выплеснула из него всё, кроме тяжёлого осадка тоски и стыда.
Егорушка слез с передка. Несколько
рук подхватило его, подняло высоко вверх, и он очутился на чем-то большом, мягком и слегка
влажном от росы. Теперь ему казалось, что небо было близко к нему, а земля далеко.
Вот в это-то время и познакомил нас, по моей просьбе, П. С. Коган.
Рука Блока была горячая,
влажная. Он крепко пожал мою.
Коснувшись своей
влажной, жёлтой
рукой руки Евсея, он сунул ему бумажку и ушёл прочь. Подскочил Яков Зарубин.
Смерть! смерть со всех сторон являлась мутным его очам, то грозная, высокая с распростертыми
руками как виселица, то неожиданная, внезапная, как измена, как удар грома небесного… она была снаружи, внутри его, везде, везде… она дробилась вдруг на тысячу разных видов, она насмешливо прыгала по
влажным его членам, подымала его седые волосы, стучала его зубами друг об друга… наконец Борис Петрович хотел прогнать эту нестерпимую мысль… и чем же? молитвой!.. но напрасно!.. уста его шептали затверженные слова, но на каждое из них у души один был отзыв, один ответ: смерть!..
— Не буду. Это так, — прошептал он и поцеловал ее
влажную, длинную
руку и потом милые глаза, которые закрывались, пока он целовал их.
И вот она, одной
рукойКружа его над головой,
То вдруг помчится легче птицы,
То остановится, — глядит —
И
влажный взор ее блестит
Из-под завистливой ресницы...
Его взяли под
руки и повели, и он покорно зашагал, поднимая плечи. На дворе его сразу обвеяло весенним
влажным воздухом, и под носиком стало мокро; несмотря на ночь, оттепель стала еще сильнее, и откуда-то звонко падали на камень частые веселые капли. И в ожидании, пока в черную без фонарей карету влезали, стуча шашками и сгибаясь, жандармы, Янсон лениво водил пальцем под мокрым носом и поправлял плохо завязанный шарф.
Буланин вдруг почувствовал странный, раздражающий холод в груди, и кисти его
рук, мгновенно похолодев, сделались
влажными и слабыми. Ему представилось, что на его собственное лицо наложили мягкую подушку и что он задыхается под ней.
Его горящие,
влажные глаза, подле самого моего лица, страстно смотрели на меня, на мою шею, на мою грудь, его обе
руки перебирали мою
руку выше кисти, его открытые губы говорили что-то, говорили, что он меня любит, что я все для него, и губы эти приближались ко мне, и
руки крепче сжимали мои и жгли меня.
Он самодовольно прихлебнул из рюмки. Генька, которая глядела на него остановившимися испуганными глазами с таким вниманием, что даже рот у нее открылся и стал
влажным, хлопнула себя
руками по ляжкам.
У перил террасы пышно разрослись кусты сирени, акаций; косые лучи солнца, пробиваясь сквозь их листву, дрожали в воздухе тонкими золотыми лентами. Узорчатые тени лежали на столе, тесно уставленном деревенскими яствами; воздух был полон запахом липы, сирени и
влажной, согретой солнцем земли. В парке шумно щебетали птицы, иногда на террасу влетала пчела или оса и озабоченно жужжала, кружась над столом. Елизавета Сергеевна брала в
руки салфетку и, досадливо размахивая ею в воздухе, изгоняла пчёл и ос.
Аян, стиснув зубы, работал веслами. Лодка ныряла, поскрипывая и дрожа, иногда как бы раздумывая, задерживаясь на гребне волны, и с плеском кидалась вниз, подбрасывая Аяна. Свет фонаря растерянно мигал во тьме. Ветер вздыхал, пел и кружился на одном месте, уныло гудел в ушах, бесконечно толкаясь в мраке отрядами воздушных существ с плотью из холода: их
влажные, обрызганные морем плащи хлестали Аяна по лицу и
рукам.
— Кэт… как я счастлив… Как я люблю вас. Кэт… Я обожаю вас… Мы остановились.
Руки Кэт обвились вокруг моей шеи. Мои губы увлажнил и обжег поцелуй, такой долгий, такой страстный, что кровь бросилась мне в голову, и я зашатался… Луна нежно светила прямо в лицо Кэт, в это бледное, почти белое лицо. Ее глаза увеличились, стали громадными и в то же время такими темными и такими глубокими под длинными ресницами, как таинственные пропасти. А ее
влажные губы звали все к новым, неутоляющим, мучительным поцелуям.
Часто жадно ловил он
руками какую-то тень, часто слышались ему шелест близких, легких шагов около постели его и сладкий, как музыка, шепот чьих-то ласковых, нежных речей; чье-то
влажное, порывистое дыхание скользило по лицу его, и любовью потрясалось все его существо; чьи-то горючие слезы жгли его воспаленные щеки, и вдруг чей-то поцелуй, долгий, нежный, впивался в его губы; тогда жизнь его изнывала в неугасимой муке; казалось, все бытие, весь мир останавливался, умирал на целые века кругом него, и долгая, тысячелетняя ночь простиралась над всем…
Ему не хотелось совать
руку под подушку, она казалась
влажной и липкой, и он знал, что под нею не найдёт ключа, — отец носил ключ на поясе. Видя, как опасливо шмыгает тётка носом, стараясь не глядеть в лицо Николая, он понял, что она уже спрятала ключ, и снова спросил...
Пришла Мальва с бутылкой водки и связкой кренделей в
руках; сели есть уху. Ели молча, кости обсасывали громко и выплевывали их изо рта на песок к двери. Яков ел много и жадно; это, должно быть, нравилось Мальве: она ласково улыбалась, глядя, как отдуваются его загорелые щеки, быстро двигаются
влажные крупные губы. Василий ел плохо, но старался показать, что он очень занят едой, — это нужно было ему для того, чтоб без помехи, незаметно для сына и Мальвы, обдумать свое отношение к ним.
Когда, излечившись от вывиха
руки, Нора впервые показалась в цирк, на утреннюю репетицию, Менотти задержал, здороваясь, ее
руку в своей, сделал устало-влажные глаза и расслабленным голосом спросил ее о здоровье. Она смутилась, покраснела и отняла свою
руку. Этот момент решил ее участь.
Название липких основано, впрочем, на том, я полагаю, что
руки особ этого разбора сохраняют постоянно какое-то
влажное, липкое свойство; по всем вероятностям, такое свойство дается природой нарочно с тою целью, чтобы отличить их от других людей.
Николай пошел наверх — и только что переступил порог, как две тонкие девичьи
руки охватили его шею; к лицу приблизилось нежное личико с широко раскрытыми
влажными глазами, и голос, задыхающийся от рыданий, зашептал...