Неточные совпадения
Барин помнит даже, что в третьем году Василий Васильевич продал хлеб по три рубля, в прошлом дешевле, а Иван Иваныч по три с четвертью. То в поле чужих мужиков встретит да спросит, то напишет кто-нибудь из города, а не то так,
видно, во сне приснится покупщик, и цена тоже. Недаром долго спит. И щелкают они на счетах с приказчиком иногда все утро или целый вечер, так что тоску наведут на жену и детей, а приказчик выйдет весь в поту из кабинета, как будто
верст за тридцать на богомолье пешком ходил.
За каждым изгибом реки я думал, что увижу юрты, но поворот следовал
за поворотом, мыс
за мысом, а стойбища нигде не было
видно. Так прошли мы еще 8 км. Вдруг меня надоумило спросить проводника, сколько
верст еще осталось до Бей-си-лаза-датани.
Мне и моему спутнику делать было нечего, и мы пошли на кладбище вперед, не дожидаясь, пока отпоют. Кладбище в
версте от церкви,
за слободкой, у самого моря, на высокой крутой горе. Когда мы поднимались на гору, похоронная процессия уже догоняла нас: очевидно, на отпевание потребовалось всего 2–3 минуты. Сверху нам было
видно, как вздрагивал на носилках гроб, и мальчик, которого вела женщина, отставал, оттягивая ей руку.
— Сами они николи не ездят и не ходят даже по земле, чтобы никакого и следа человеческого не было
видно, — а по пням скачут, с пенька на пенек, а где их нет, так по сучьям; уцепятся
за один сучок, потом
за другой, и так иной раз с
версту идут.
— Постой, что еще вперед будет! Площадь-то какая прежде была? экипажи из грязи народом вытаскивали! А теперь посмотри — как есть красавица! Собор-то, собор-то! на кумпол-то взгляни!
За пятнадцать
верст, как по остреченскому тракту едешь,
видно! Как с последней станции выедешь — всё перед глазами, словно вот рукой до города-то подать! Каменных домов сколько понастроили! А ужо, как Московскую улицу вымостим да гостиный двор выстроим — чем не Москва будет!
— Хорошо, юнкер. И одет безупречно.
За версту видно бравого александровца.
Видно сову по полету, добра молодца по соплям.
Когда на другой день проснулся Егорушка, было раннее утро; солнце еще не всходило. Обоз стоял. Какой-то человек в белой фуражке и в костюме из дешевой серой материи, сидя на казачьем жеребчике, у самого переднего воза разговаривал о чем-то с Дымовым и Кирюхой. Впереди,
версты за две от обоза, белели длинные невысокие амбары и домики с черепичными крышами; около домиков не было
видно ни дворов, ни деревьев.
В селе,
за четыре
версты,
У церкви, где ветер шатает
Подбитые бурей кресты,
Местечко старик выбирает;
Устал он, работа трудна,
Тут тоже сноровка нужна —
Чтоб крест было
видно с дороги,
Чтоб солнце играло кругом.
В снегу до колен его ноги,
В руках его заступ и лом...
Скоро он уехал; и когда он садился в свой дешевый тарантас и кашлял, то даже по выражению его длинной худой спины
видно было, что он уже не помнил ни об Осипе, ни о старосте, ни о жуковских недоимках, а думал о чем-то своем собственном. Не успел он отъехать и одну
версту, как Антип Седельников уже выносил из избы Чикильдеевых самовар, а
за ним шла бабка и кричала визгливо, напрягая грудь...
— Далёко, — молвил Дементий, оглядев со всех сторон тусклый небосклон. — Дыму ниотколь не
видно…
Верст за сто горит, не то и больше.
Тамо множество пещер тайных, в них странники привитают, а немного подале стоят снеговые горы,
верст за триста, коли не больше, их
видно.
— Эх, дите малое уходили… Дьяволы, a не люди… Гнались-то, почитай,
за две
версты… Нам-то
видно было да стрелять нельзя: несподручно открывать прикрытие. Ну, да никто, как Бог. A Гореньку вызволим… Нечего и говорить, что не оставим. Наш капитан не таковский, чтобы не выручить. И взашей накладет обидчикам так тебе любо, что только держись! Идем к нему, дите. Давай, снесу на руках
за милую душу.
Но что
за мука! Надевши сюртук, доктор опять ложится. Нелли поднимает его и тащит в переднюю… В передней долгая, мучительная возня с калошами, шубой… Пропала шапка… Но вот, наконец, Нелли сидит в экипаже. Возле нее доктор. Теперь остается только проехать сорок
верст, и у ее мужа будет медицинская помощь. Над землей висит тьма: зги не
видно… Дует холодный зимний ветер. Под колесами мерзлые кочки. Кучер то и дело останавливается и раздумывает, какой дорогой ехать…
Сотни
верст за сотнями. Местность ровная, как стол, мелкие перелески, кустарник. Пашен почти не
видно, одни луга. Зеленеют выкошенные поляны, темнеют копны и небольшие стожки. Но больше лугов нескошенных; рыжая, высохшая на корню трава клонится под ветром и шуршит семенами в сухих семенных коробочках. Один перегон в нашем эшелоне ехал местный крестьянский начальник, он рассказывал: рабочих рук нет, всех взрослых мужчин, включая ополченцев, угнали на войну; луга гибнут, пашни не обработаны.
От такого систематического небрежения в ночь на 23 января караулы оказались спящими, конные патрули не показались в замке ни разу, стоявший около парома часовой казак самовольно отошел от своего поста
за версту за сменой и, таким образом, не заметил прибывших от Тынца людей. Из следственного отдела также
видно, что «скважин» под стеною было несколько и что через них неприятель и пробрался в замок.
Князь Вадбольский. Врешь, Филька! С холма, где раскинут фельдмаршальский шалаш,
видно все
за десяток
верст; форпосты наши стоят далеко. А если удалой проводник — дай бог ему здоровья да поболее охоты помогать нам! — подвел против нас один вздох, так еще беда не велика. Ну-тка лебединую!
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не
видно было ничего из того, что́ происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали,
за десять
верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, — никто не знал до девятого часа.