Неточные совпадения
— Жалко, что она не вяжет. Я
видел на Венской
выставке, вяжет проволокой, — сказал Свияжский. — Те выгоднее бы были.
После тяжелой, жаркой сырости улиц было очень приятно ходить в прохладе пустынных зал. Живопись не очень интересовала Самгина. Он смотрел
на посещение музеев и
выставок как
на обязанность культурного человека, — обязанность, которая дает темы для бесед. Картины он обычно читал, как книги, и сам
видел, что это обесцвечивает их.
Видеть себя в печати — одна из самых сильных искусственных страстей человека, испорченного книжным веком. Но тем не меньше решаться
на публичную
выставку своих произведений — нелегко без особого случая. Люди, которые не смели бы думать о печатании своих статей в «Московских ведомостях», в петербургских журналах, стали печататься у себя дома. А между тем пагубная привычка иметь орган, привычка к гласности укоренилась. Да и совсем готовое орудие иметь недурно. Типографский станок тоже без костей!
В восьмом часу вечера наследник с свитой явился
на выставку. Тюфяев повел его, сбивчиво объясняя, путаясь и толкуя о каком-то царе Тохтамыше. Жуковский и Арсеньев,
видя, что дело не идет
на лад, обратились ко мне с просьбой показать им
выставку. Я повел их.
Последний раз я
видел Мишу Хлудова в 1885 году
на собачьей
выставке в Манеже. Огромная толпа окружила большую железную клетку. В клетке
на табурете в поддевке и цилиндре сидел Миша Хлудов и пил из серебряного стакана коньяк. У ног его сидела тигрица, била хвостом по железным прутьям, а голову положила
на колени Хлудову. Это была его последняя тигрица, недавно привезенная из Средней Азии, но уже прирученная им, как собачонка.
— В Лувре, в Люксембургском дворце,
на выставке художественных произведений были? Венеру Милосскую
видели? с Гамбеттой беседовали? В ресторане Фуа turbot sauce Mornay [камбала под соусом Морнэ] ели? В Jardin d'acclimatation [Зоологическом саду]
на верблюдах ездили? — сыпал я один вопрос за другим.
— Попробуем что-нибудь сделать; здесь проездом Суворин, я сегодня его
увижу и попрошу, чтоб он записал тебя мне в помощники по Москве и выхлопотал тебе корреспондентский билет, ему ни в чем не откажут, ты же наш сотрудник притом. Тогда ты будешь писать в «Русские ведомости», а мне поможешь для «Нового времени» в Нижнем
на выставке.
— Минина — Пожарного
видели… А потом в «Эрмитаж» зашли… Хотели еще вчера поглядеть, да не попали, в городе заканителились… Известно, дело наше хлебное, торговое — тот хорош, другой надобен… Да мы еще побываем
на выставке, когда она вся сполна будет.
1882 год. Первый год моей газетной работы: по нем можно
видеть всю суть того дела, которому я посвятил себя
на много лет. С этого года я стал настоящим москвичом. Москва была в этом году особенная благодаря открывавшейся Всероссийской художественной
выставке, внесшей в патриархальную столицу столько оживления и суеты. Для дебютирующего репортера при требовательной редакции это была лучшая школа, отразившаяся
на всей будущей моей деятельности.
— Да куда же, кроме вас, Анна Алексеевна. Художник В. В. Пукирев только что вошел в славу. Его картина, имевшая огромный успех
на выставке, облетела все иллюстрированные журналы. Ее, еще не конченную,
видел в мастерской П. М. Третьяков, пришел в восторг и тут же, «
на корню», по его обычному выражению, купил для своей галереи. И сейчас эта картина там: «Неравный брак». Старый звездоносец-чинуша, высохший, как мумия, в орденах и ленте, и рядом юная невеста, и
Когда я хожу по
выставке и смотрю
на картины, что я
вижу в них? Холст,
на который наложены краски, расположенные таким образом, что они образуют впечатления, подобные впечатлениям от различных предметов.
Скорее всего, по-моему, он похож
на того Фальстафа, которого я
видел где-то
на выставке, кажется, в Петербурге, когда приезжал туда держать мой несчастный экзамен в Академию генерального штаба.
— Хорошо! — вздыхает Алёша. — А вот в губернии хаживал я
на выставки картин — двадцать копеек за вход — и
вижу однажды — картина: из-под мохнатого зелёного одеяла в дырьях высунулась чья-то красная рожа без глаз, опухла вся, как после долгого пьянства, безобразная такая! В чём дело, думаю? Гляжу в книге-каталоге: закат солнца! Ах ты, думаю, анафема слепая, да ты и не видал его никогда, солнца-то!
—
Увидишь — поймёшь! Я часто
на выставки ходил, в театр тоже,
на музыку. Этим город хорош. Ух, хорош, дьявол! А то вот картина: сидит в трактире за столом у окна человек, по одёже — рабочий али приказчик. Рожа обмякла вся, а глаза хитренькие и весёлые — поют! Так и видно — обманул парень себя и судьбу свою
на часок и — радёшенек, несчастный чёрт!
Поехал я летом странствовать и приехал
на выставку. Обошел и осмотрел все отделы, попробовал было чем-нибудь отечественным полюбоваться, но, как и следовало ожидать,
вижу, что это не выходит: полюбоваться нечем. Одно, что мне было приглянулось и даже, признаться сказать, показалось удивительно — это чья-то пшеница в одной витрине.
Тут все блистало бархатом и позолотой: точеный орех и резной дуб, ковры и бронза, и серебро в шкафах за стеклом, словно бы
на выставке, и призовые ковши и кубки (он был страстный любитель рысистых лошадей), дорогое и редкое оружие, хотя сам он никогда не употреблял его и даже не умел им владеть, но держал затем единственно, что «пущай, мол, будет; потому зачем ему не быть, коли это мы можем, и пущай всяк
видит и знает, что мы все можем, хоша собственно нам
на все наплевать!».
Это было первый раз, когда я вблизи
видел благообразного Петра Александровича, с его внешностью английского лорда и видной фигурой. Другой еще раз встретил я его в Париже,
на выставке 1867 года.