Неточные совпадения
Щербацкий отошел от них, и Кити, подойдя к расставленному карточному столу, села и,
взяв в руки мелок, стала чертить им по новому зеленому сукну расходящиеся
круги.
В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским, Анна вышла на середину
круга,
взяла двух кавалеров и подозвала к себе одну даму и Кити. Кити испуганно смотрела на нее, подходя. Анна прищурившись смотрела на нее и улыбнулась, пожав ей руку. Но заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с другою дамой.
И Катерина Ивановна не то что вывернула, а так и выхватила оба кармана, один за другим наружу. Но из второго, правого, кармана вдруг выскочила бумажка и, описав
в воздухе параболу, упала к ногам Лужина. Это все видели; многие вскрикнули. Петр Петрович нагнулся,
взял бумажку двумя пальцами с пола, поднял всем на вид и развернул. Это был сторублевый кредитный билет, сложенный
в восьмую долю. Петр Петрович обвел
кругом свою руку, показывая всем билет.
— Я заметил, что ты уклончива, никогда сразу не выскажешь мысли или желания, а сначала обойдешь
кругом. Я не волен
в выборе, Вера: ты реши за меня, и что ты дашь, то и
возьму. Обо мне забудь, говори только за себя и для себя.
Вон Барчук сам
взял вожжи, вскрикнул каким-то нечеловеческим голосом, и все
кругом пропало
в резавшей лицо, слепившей глаза снежной пыли.
«А, это ты, — оглядел его генерал, —
взять его!»
Взяли его,
взяли у матери, всю ночь просидел
в кутузке, наутро чем свет выезжает генерал во всем параде на охоту, сел на коня,
кругом него приживальщики, собаки, псари, ловчие, все на конях.
— А однажды вот какое истинное происшествие со мной было. Зазвал меня один купец вместе купаться, да и заставил нырять. Вцепился
в меня посередь реки,
взял за волосы, да и пригибает. Раз окунул, другой, третий… у меня даже зеленые
круги в глазах пошли… Спасибо, однако, синюю бумажку потом выкинул!
— Пошел бы… да боюсь… вдруг, как последний раз, помнишь, встретим Сергиенко… Я уж оделся, выхожу, а он входит.
Взял меня за пуговицу и с час что-то рассказывал. Вдруг опять встретим? А я люблю Сандуны… Только
кругом воздух скверный:
в сухую погоду — пыль, а когда дождь — изо всех домов выкачивают нечистоты
в Неглинку.
Это последнее обстоятельство объяснялось тем, что
в народе прошел зловещий слух: паны
взяли верх у царя, и никакой опять свободы не будет. Мужиков сгоняют
в город и будут расстреливать из пушек…
В панских
кругах, наоборот, говорили, что неосторожно
в такое время собирать
в город такую массу народа. Толковали об этом накануне торжества и у нас. Отец по обыкновению махал рукой: «Толкуй больной с подлекарем!»
Если болотные кулики не будут истреблены
в первый раз или по неуменью стрелять, или по излишней горячности охотника, то
в другой раз сделаются гораздо осторожнее: налетают близко только сначала, а потом
возьмут такой
вepx, что их не достанешь и утиною дробью, да и летают над охотником лишь несколько куликов, а остальные все посядут
кругом в безопасном расстоянии.
— Известно, золота
в Кедровской даче неочерпаемо, а только ты опять зря болтаешь: кедровское золото мудреное —
кругом болота, вода долит, а внизу камень. Надо еще
взять кедровское-то золото. Не об этом речь. А дело такое, что
в Кедровскую дачу кинутся промышленники из города и с Балчуговских промыслов народ будут сбивать. Теперь у нас весь народ как
в чашке каша, а тогда и расползутся… Их только помани. Народ отпетый.
Борцы ходили по
кругу,
взявши друг друга за ворот чекменей правою рукой, — левая шла
в дело только
в момент схватки.
Скоро оттуда приедет Н. Я. Балакшин, он мне подробно все расскажет, часто видается с моими домашними. — Попеняйте Ротчеву, что он сюда не заехал; со мной считаться визитами нельзя — я бы давно посетил всех
в Восточной Сибири, но, к сожалению, она вне окружности
круга, описанного комитетом гг. министров, который, верно по ошибке,
взял радиус
в 30 верст. Уж лучше бы
в 20, тогда было бы по версте на каждый год и было бы понятно.
Я не понял, но спросить было некогда. Наташа вышла к князю с светлым лицом. Он все еще стоял со шляпой
в руках. Она весело перед ним извинилась,
взяла у него шляпу, сама придвинула ему стул, и мы втроем уселись
кругом ее столика.
— Сибирян-то? Задаром
взял. Десятин с тысячу места здесь будет, только все лоскутками:
в одном месте клочок,
в другом клочок. Ну, Павел Павлыч и видит, что возжаться тут не из чего.
Взял да на
круг по двадцать рублей десятину и продал. Ан одна усадьба кирпичом того стоит. Леску тоже немало, покосы!
— Ежели даже теперича срубить их, парки-то, — продолжал Лукьяныч, — так от одного молодятника через десять лет новые парки вырастут! Вон она липка-то — робёнок еще! Купят, начнут
кругом большие деревья рубить — и ее тут же зря замнут. Потому, у него, у купца-то, ни бережи, ни жаления: он
взял деньги и прочь пошел… хоть бы тот же Осип Иванов! А сруби теперича эти самые парки настоящий хозяин, да сруби жалеючи —
в десять лет эта липка так выхолится, что и не узнаешь ее!
Дальше — так: едва я успел
взять кубик на вилку, как тотчас же вилка вздрогнула у меня
в руке и звякнула о тарелку — и вздрогнули, зазвенели столы, стены, посуда, воздух, и снаружи — какой-то огромный, до неба, железный круглый гул — через головы, через дома — и далеко замер чуть заметными, мелкими, как на воде,
кругами.
Кругом тихо. Только издали, с большой улицы, слышится гул от экипажей, да по временам Евсей, устав чистить сапог, заговорит вслух: «Как бы не забыть: давеча
в лавочке на грош уксусу
взял да на гривну капусты, завтра надо отдать, а то лавочник, пожалуй,
в другой раз и не поверит — такая собака! Фунтами хлеб вешают, словно
в голодный год, — срам! Ух, господи, умаялся. Вот только дочищу этот сапог — и спать.
В Грачах, чай, давно спят: не по-здешнему! Когда-то господь бог приведет увидеть…»
Он весь встрепенулся
в испуге и осмотрелся
кругом: «Ну что, если где-нибудь тут за кустом сидит этот Федька; ведь, говорят, у него где-то тут целая шайка разбойников на большой дороге? О боже, я тогда… Я тогда скажу ему всю правду, что я виноват… и что я десятьлет страдал за него, более чем он там
в солдатах, и… и я ему отдам портмоне. Гм, j’ai en tout quarante roubles; il prendra les roubles et il me tuera tout de même». [у меня всего-навсего сорок рублей; он
возьмет эти рубли и все-таки убьет меня (фр.).]
— Другие-с дела? — отвечал тот, будучи весьма опешен и поняв, что он сказал что-то такое не совсем приятное своим слушателям. — Обо всех этих делах у меня составлена записка! — добавил он и вынул из кармана
кругом исписанный лист
в ожидании, что у него
возьмут этот лист.
Тут-то можно полюбоваться, как на хорошем удилище, согнувшемся до половины
в дугу, будет ходить на
кругах огромная рыба до тех пор, пока искусная рука рыбака утомит ее и подведет к берегу, где можно
взять добычу другою, свободною рукой или, что всего благонадежнее, подхватить сачком.
Если
возьмет очень большая рыба и вы не умеете или не можете заставить ее ходить на
кругах в глубине, если она бросится на поверхность воды и пойдет прямо от вас, то надобно попробовать заворотить ее вбок, погрузив удилище до половины
в воду; если же это не поможет и, напротив, рыба, идя вверх, прочь от вас, начнет вытягивать лесу и удилище
в одну прямую линию, то бросьте сейчас удилище
в воду.
Надобно быстро подсечь, и если рыба невелика, то легонько ее вытащить; если же вы послышите большую рыбу, то после подсечки, которая должна быть довольно сильна, чтобы жало крючка могло вонзиться глубже, надобно дать ей свободу ходить на
кругах, не ослабляя лесы, и не вдруг выводить на поверхность воды, а терпеливо дожидаться, когда рыба утомится и сделается смирна; тогда, смотря по удобству берега или подведя поближе,
взять ее рукою под жабры, если берег крут — или вытащить ее таском, если берег полог, для чего надобно отбежать назад или
в сторону.
Вон Франция намеднись какой-то дрянной Тунисишко захватила, а сколько из этого разговоров вышло? А отчего? Оттого, голубушка, что не успели еще люди порядком наметиться, как
кругом уж галденье пошло. Одни говорят: нужно
взять! другие — не нужно брать! А кабы они чередом наметились да потихоньку дельце обделали: вот, мол, вам
в день ангела… с нами бог! — у кого же бы повернулся язык супротивное слово сказать?!
Сев
в карету, он велел как можно проворнее везти себя
в Роше-де-Канкаль. Елена
взяла тот же нумер, где они обыкновенно всегда встречались. При входе князя она взмахнула только на него глазами, но не тронулась с своего места. За последнее время она очень похудела: под глазами у нее шли синие
круги; румянец был какой-то неровный.
Тогда советник
взял за руку господина Голядкина-старшего, а Андрей Филиппович господина Голядкина-младшего, и оба торжественно свели двух совершенно подобных, среди обставшей их
кругом и устремившейся
в ожидании толпы.
Машинально осмотрелся
кругом: ему пришло было на мысль как-нибудь, этак под рукой, бочком, втихомолку улизнуть от греха, этак
взять — да и стушеваться, то есть сделать так, как будто бы он ни
в одном глазу, как будто бы вовсе не
в нем было и дело.
Возьмем хоть бы данный случай. Везде
кругом говорят: грядут кабатчики, менялы, железнодорожники и прочие мироедских дел мастера. Желая объяснить себе это явление, я прежде всего обращаюсь к обывательским наблюдательным реестрам и вижу, что вы значитесь
в них тако...
«Теперь начинается пролет дупелей, и тут около Клейменова искать их негде; я дам тебе тройку
в кибитку, Мишку егеря с его Травалем, Ваньку повара, благо он тоже охотится с ружьем, да ты
возьми с собою своего Трезора, и поезжайте вы при моей записке
в имение моего старого приятеля Маврина; там
в запустелом доме никто не живет; но с моей запиской вас все-таки примут насколько возможно удобно, да не забудь
взять мне
круг швейцарского сыру, который у них отлично делают
в сыроварне».
— Казачка Максимку от меня
взяли, — перебил ее Харлов (глаза его продолжали бегать, обе руки он держал у подбородка — пальцы
в пальцы), — экипаж отняли, месячину урезали, жалованья выговоренного не платили —
кругом, как есть, окорнали — я все молчал, все терпел!
У нас,
взять на сто верст
кругом, едва ли кто был
в столице?
— А по другим местам разве лучше нас? — заступился Гаврила Иванович, подсаживаясь к самовару. —
Взять хоть ту же Причину, да эти причинные мужики с
кругу спились, потому уж такая рука им подошла: народ так и валит на Причинку, а всем надо партию набирать; ну, цену, слышь, и набавили до двух целковых. У тебя
в Причине тоже ведь партия ждет?
— Да-с, конечно, дело не
в этом. А что просто было — это верно. Просто, просто, а только что просвещения было
в нашем
кругу мало, а дикости много… Из-за этого я и крест теперь несу. Видите ли, была у этою папашина товарища дочка, на два года меня моложе, по восемнадцатому году, красавица! И умна… Отец
в ней души не чаял, и даже ходил к ней студент — обучением занимался. Сама напросилась, — ну, а отец любимому детищу не перечил. Подвернулся студент, человек умный, ученый и цену
взял недорогую, — учи!
Голицына, где посетителей было не так много: тогда кое-как Загоскин прочел свой куплет, и то принужден был
взять его у суфлера и разбирать со свечкой; хозяин и небольшой
круг гостей смеялись: рассказанный же мною анекдот случился при повторении интермедии
в Москве, при многочисленной публике,
в доме Ф. Ф. Кокошкина.]
Коляска трогалась с места и тотчас же исчезала
в потемках.
В красном
круге, бросаемом лампою на дорогу, показывалась новая пара или тройка нетерпеливых лошадей и силуэт кучера с протянутыми вперед руками. Опять начинались поцелуи, упреки и просьбы приехать еще раз или
взять шаль. Петр Дмитрич выбегал из передней и помогал дамам сесть
в коляску.
Боровцов. И опять же ваша пешая служба супротив морской много легче. Вы то
возьмите: другой раз пошлют с кораблем-то отыскивать, где конец свету; ну и плывут. Видят моря такие, совсем неведомые, морские чудища
круг корабля подымаются, дорогу загораживают, вопят разными голосами; птица Сирен поет; и нет такой души на корабле, говорят, которая бы не ужасалась от страха,
в онемение даже приходят. Вот это — служба.
— Нет, Егор Иваныч, ради бога! — заторопился студент. — Вы только послушайте, только послушайте меня. Мужик, куда он у себя ни оглянется, на что ни посмотрит, везде
кругом него старая-престарая, седая и мудрая истина. Все освещено дедовским опытом, все просто, ясно и практично. А главное — абсолютно никаких сомнений
в целесообразности труда.
Возьмите вы доктора, судью, литератора. Сколько спорного, условного, скользкого
в их профессиях!
Возьмите педагога, генерала, чиновника, священника…
— Ну, едем, едем. Да, послушайте! — Губернатор остановился и раздраженно, сделав рот трубой, заговорил. — Почему это во всех наших присутственных местах такая грязь?
Возьмите нашу канцелярию. Или был как-то я
в жандармском управлении — так ведь это что же такое! Ведь это же кабак, конюшня. Сидят люди
в чистых мундирах, а
кругом на аршин грязи.
—
В тюрьме я сидел,
в Галичине. «Зачем я живу на свете?» — помыслил я со скуки, — скучно
в тюрьме, сокол, э, как скучно! — и
взяла меня тоска за сердце, как посмотрел я из окна на поле,
взяла и сжала его клещами. Кто скажет, зачем он живет? Никто не скажет, сокол! И спрашивать себя про это не надо. Живи, и всё тут. И похаживай да посматривай
кругом себя, вот и тоска не
возьмет никогда. Я тогда чуть не удавился поясом, вот как!
— Зачем же на всех? На счастливцев выпадает! Но… если удается некоторым, то почему не искать и каждому?
Возьмите вы молодого человека
в моем положении и скажите мне откровенно, чем другим я могу поправить мою карьеру; а поправить ее мне очень нужно: я очень небогат, но и по моему воспитанию, и по тому
кругу,
в котором я жил, по всему этому я привык жить порядочно.
— Пожалуйте сюда на лесенку, — отнесся он ко мне, — уж извините на этот случай, что
в таком наряде вас принимаем, дело деревенское… — На нем была наскоро накинутая, значительно поношенная купеческая сибирка. — Ты, любезный,
возьми кругом, там под навесом и поставишь, — прибавил он извозчику, — а то тут
в ворота не пройдешь; наш экипаж — телега, не громоздка,
в калитку продернуть можно.
Я кидаться пошел во все стороны: туды да сюды! уж и романсы таскаю, и конфет привожу, и каламбуры высиживаю, охи да вздохи, болит, говорю, мое сердце, от амура болит, да
в слезы, да тайное объяснение! ведь глуп человек! ведь не проверил у дьячка, что мне тридцать лет… куды! хитрить выдумал! нет же! не пошло мое дело, смешки да насмешки
кругом, — ну, и зло меня
взяло, за горло совсем захватило, — я улизнул, да
в дом ни ногой, думал-думал — да хвать донос!
Взяли мы прочь, прошли еще с версту и нашли опять на старый след. Так что мы
кругом обошли медведя, и он
в средине нашего обхода остался, Остановились мы. Я и шапку снял и расстегнулся весь: жарко мне, как
в бане, весь, как мышь, мокрый. И Демьян раскраснелся, рукавом утирается. «Ну, — говорит, — барин, дело сделали, теперь отдохнуть надо».
Каменщик с бородою, местами белевшей от извести, молча обернулся, — лицо жандарма было строго и внушительно, — молча последовал глазами за его пальцем,
взял кирпич, примерил — и молча положил назад. Жандарм строго взглянул на меня и отошел прочь, но соблазн интересной работы был сильнее приличий: сделав два
круга по платформе, он снова остановился против работающих
в несколько небрежной и презрительной позе. Но на лице его не было скуки.
Свяжут крест из двух лучин и
кругом креста обвяжут еще четыре лучины. На все наклеят бумаги. К одному концу привяжут мочальный хвост, а к другому привяжут длинную бечевку, и выйдет змей. Потом
возьмут змей, разбегутся на ветер и пустят. Ветер подхватит змей, занесет его высоко
в небо. И змей подрагивает, и гудит, и рвется, и поворачивается, и развевается мочальным хвостом.
И он не
в силах
взять жизни, он стынет и живьем замерзает
в ней, как дантовский грешник
в ледяном
кругу ада.
Сам Дмитрий
в восторге от своего поступка. Но что вызвало этот поступок? Только ли «искра божия», вспыхнувшая
в разнузданном хаме? Или, рядом с нею, тут было все то же утонченное нравственное сладострастие, которого здоровой крови даже не понять: «Вся от меня зависит, вся, вся
кругом, и с душой, и с телом. Очерчена». А он, как Подросток
в своих сладострастных мечтах: «они набегут, как вода, предлагая мне все, что может предложить женщина. Но я от них ничего не
возьму. С меня довольно сего сознания».
Мы поехали. Я
взял с собою двустволку, зарядил ее картечью. Были мягкие, мирные сумерки, озаренные нежно-золотым отблеском зари на облаках заката; сумерки совсем незаметно переходили
в темноту. Приехали. Лесник Денис подивился нашей храбрости. Сначала отказался идти с нами на скотный, но успокоился, когда увидел мою двустволку. Уставили
в телегу бидоны с молоком, обложили их свеженакошенною травою. Денис и скотница поспешно ушли. И вдруг мы увидели, что
кругом темно и жутко. Поехали.
Добро бы, у тебя, подлеца этакого,
в банке деньги лежали или был свой хутор, где бы за тебя другие работали, а то ведь ни шиша за душой нет, ешь чужое, задолжал
кругом, семью голодом моришь, шут бы тебя
взял!
«Вот, черт
возьми, положение!» — подумал он, и
в его голове вдруг промелькнуло, как такие вещи разыгрываются у людей той или другой нации и того или другого
круга, но ведь это все здесь не годится… Ведь это Канкрин! Он должен быть умен везде, во всяком положении, и если
в данном досадном и смешном случае Марье Степановне предстояла задача показать присутствие духа, более чем нужно на седле и с ружьем
в руках, то и он должен явить собою пример благоразумия!