Неточные совпадения
― Вот ты всё сейчас хочешь видеть дурное. Не филантропическое, а сердечное. У них, то есть у Вронского, был тренер Англичанин, мастер
своего дела, но пьяница. Он совсем запил, delirium tremens, [белая горячка,] и семейство брошено. Она увидала их, помогла, втянулась, и теперь всё семейство на ее
руках; да не так, свысока, деньгами, а она сама готовит мальчиков по-русски
в гимназию, а девочку
взяла к себе. Да вот ты увидишь ее.
— Что, Костя, и ты вошел, кажется, во вкус? — прибавил он, обращаясь к Левину, и
взял его под
руку. Левин и рад был бы войти во вкус, но не мог понять,
в чем
дело, и, отойдя несколько шагов от говоривших, выразил Степану Аркадьичу
свое недоумение, зачем было просить губернского предводителя.
Экой я дурак
в самом
деле!» Сказавши это, он переменил
свой шотландский костюм на европейский, стянул покрепче пряжкой
свой полный живот, вспрыснул себя одеколоном,
взял в руки теплый картуз и бумаги под мышку и отправился
в гражданскую палату совершать купчую.
Два инвалида стали башкирца
раздевать. Лицо несчастного изобразило беспокойство. Он оглядывался на все стороны, как зверок, пойманный детьми. Когда ж один из инвалидов
взял его
руки и, положив их себе около шеи, поднял старика на
свои плечи, а Юлай
взял плеть и замахнулся, тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот,
в котором вместо языка шевелился короткий обрубок.
Штольц не приезжал несколько лет
в Петербург. Он однажды только заглянул на короткое время
в имение Ольги и
в Обломовку. Илья Ильич получил от него письмо,
в котором Андрей уговаривал его самого ехать
в деревню и
взять в свои руки приведенное
в порядок имение, а сам с Ольгой Сергеевной уезжал на южный берег Крыма, для двух целей: по
делам своим в Одессе и для здоровья жены, расстроенного после родов.
И он вспомнил, как за
день до смерти она
взяла его сильную белую
руку своей костлявой чернеющей ручкой, посмотрела ему
в глаза и сказала: «Не суди меня, Митя, если я не то сделала», и на выцветших от страданий глазах выступили слезы.
— Нельзя, — сказал Нехлюдов, уже вперед приготовив
свое возражение. — Если всем
разделить поровну, то все те, кто сами не работают, не пашут, — господа, лакеи, повара, чиновники, писцы, все городские люди, —
возьмут свои паи да и продадут богатым. И опять у богачей соберется земля. А у тех, которые на
своей доле, опять народится народ, а земля уже разобрана. Опять богачи заберут
в руки тех, кому земля нужна.
А главное
в том, что он порядком установился у фирмы, как человек дельный и оборотливый, и постепенно забрал
дела в свои руки, так что заключение рассказа и главная вкусность
в нем для Лопухова вышло вот что: он получает место помощника управляющего заводом, управляющий будет только почетное лицо, из товарищей фирмы, с почетным жалованьем; а управлять будет он; товарищ фирмы только на этом условии и
взял место управляющего, «я, говорит, не могу, куда мне», — да вы только место занимайте, чтобы сидел на нем честный человек, а
в дело нечего вам мешаться, я буду делать», — «а если так, то можно,
возьму место», но ведь и не
в этом важность, что власть, а
в том, что он получает 3500 руб. жалованья, почти на 1000 руб. больше, чем прежде получал всего и от случайной черной литературной работы, и от уроков, и от прежнего места на заводе, стало быть, теперь можно бросить все, кроме завода, — и превосходно.
В непродолжительном времени об Иване Федоровиче везде пошли речи как о великом хозяине. Тетушка не могла нарадоваться
своим племянником и никогда не упускала случая им похвастаться.
В один
день, — это было уже по окончании жатвы, и именно
в конце июля, — Василиса Кашпоровна,
взявши Ивана Федоровича с таинственным видом за
руку, сказала, что она теперь хочет поговорить с ним о
деле, которое с давних пор уже ее занимает.
Туляцкому и Хохлацкому концам было не до этих разговоров, потому что все жили
в настоящем. Наезд исправника решил все
дело: надо уезжать. Первый пример подал и здесь Деян Поперешный. Пока другие говорили да сбирались потихоньку у себя дома, он
взял да и продал
свой покос на Сойге, самый лучший покос во всем Туляцком конце. Покупателем явился Никитич. Сделка состоялась, конечно,
в кабаке и «
руки розняла» сама Рачителиха.
Это известие взволновало мать Енафу, хотя она и старалась не выдавать себя.
В самом
деле, неспроста поволоклась Фаина такую рань… Нужно было и самим торопиться. Впрочем, сборы были недолгие: собрать котомки,
взять палки
в руки — и все тут. Раньше мать Енафа выходила на могилку о. Спиридония с
своими дочерьми да иноком Кириллом, а теперь захватила с собой и Аглаиду. Нужно было пройти пешком верст пятьдесят.
Я поспешил ее обнадежить. Она замолчала,
взяла было
своими горячими пальчиками мою
руку, но тотчас же отбросила ее, как будто опомнившись. «Не может быть, чтоб она
в самом
деле чувствовала ко мне такое отвращение, — подумал я. — Это ее манера, или… или просто бедняжка видела столько горя, что уж не доверяет никому на свете».
Я сказал уже, что Нелли не любила старика еще с первого его посещения. Потом я заметил, что даже какая-то ненависть проглядывала
в лице ее, когда произносили при ней имя Ихменева. Старик начал
дело тотчас же, без околичностей. Он прямо подошел к Нелли, которая все еще лежала, скрыв лицо
свое в подушках, и
взяв ее за
руку, спросил: хочет ли она перейти к нему жить вместо дочери?
— И вы дали себя перевязать и пересечь, как бабы! Что за оторопь на вас напала?
Руки у вас отсохли аль душа ушла
в пяты? Право, смеху достойно! И что это за боярин средь бело
дня напал на опричников? Быть того не может. Пожалуй, и хотели б они извести опричнину, да жжется! И меня, пожалуй, съели б, да зуб неймет! Слушай, коли хочешь, чтоб я
взял тебе веру, назови того боярина, не то повинися во лжи
своей. А не назовешь и не повинишься, несдобровать тебе, детинушка!
— Вот отец твой тоже, бывало,
возьмёт мочку
в руку, глаз прищурит, взвесит — готово! Это — человек,
дела своего достойный, отец-то!
— Прекрасно-с! — и с этим генерал неожиданно прискакнул ко мне петушком,
взял меня
руками за плечи, подвинул
свое лицо к моему лицу, нос к носу и, глядя мне инквизиторски
в глаза, заговорил: — А позвольте спросить вас, когда празднуется
день святого Филимона?
В утро того же
дня Захар уложил
в карман
своих шаровар все
свои пожитки, состоявшие из ситцевого кисета и трубки;
взял в руки гармонию и покинул, посвистывая, площадку.
Во весь этот
день Дуня не сказала единого слова. Она как словно избегала даже встречи с Анной. Горе делает недоверчивым: она боялась упреков рассерженной старухи. Но как только старушка заснула и мрачная ночь окутала избы и площадку, Дуня
взяла на
руки сына, украдкою вышла из избы, пробралась
в огород и там уже дала полную волю
своему отчаянию.
В эту ночь на голову и лицо младенца, который спокойно почивал на
руках ее, упала не одна горькая слеза…
Ему купили множество деревянных кубиков, и с этой поры
в нем жарко вспыхнула страсть к строительству: целыми
днями он, сидя на полу
своей комнаты, молча возводил высокие башни, которые с грохотом падали. Он строил их снова, и это стало так необходимо для него, что даже за столом, во время обеда, он пытался построить что-то из ножей, вилок и салфеточных колец. Его глаза стали сосредоточеннее и глубже, а
руки ожили и непрерывно двигались, ощупывая пальцами каждый предмет, который могли
взять.
— Месяц и двадцать три
дня я за ними ухаживал — н-на! Наконец — доношу: имею, мол,
в руках след подозрительных людей. Поехали. Кто таков? Русый, который котлету ел, говорит — не ваше
дело. Жид назвался верно.
Взяли с ними ещё женщину, — уже третий раз она попадается. Едем
в разные другие места, собираем народ, как грибы, однако всё шваль, известная нам. Я было огорчился, но вдруг русый вчера назвал
своё имя, — оказывается господин серьёзный, бежал из Сибири, — н-на! Получу на Новый год награду!
Братия передала это Червеву, и он, ничего не писавший со
дня своего заключения
в монастырь, сейчас же
взял в руки карандаш и, не читая вопроса, написал на него ответ: «Поступай как знаешь, все равно — будешь раскаиваться».
— Пойдем, куда тебе нужно, — тихо ответила Настя,
взяв сваху за
руку. Это было первое слово, которое выговорила Настя
в день своей свадьбы.
Он бросил мне
свой чекмень. Кое-как ползая по
дну лодки, я оторвал от наста ещё доску, надел на неё рукав плотной одежды, поставил её к скамье лодки, припёр ногами и только что
взял в руки другой рукав и полу, как случилось нечто неожиданное…
Когда sergent de ville постучал
в дверь, чтобы честная компания разошлась, и довольные необыкновенным угощением voyou рассыпались, a jeunes mariés [молодожены — франц.] остались одни, Tante Grillade, ни слова не говоря,
взяла своего маленького мужа на
руки, повесила его венок над кроватью, а самого его
раздела, умыла губкою и положила к стенке.
— Да вот, — продолжал он, опять открыв глаза, — вторую неделю сижу
в этом городишке… простудился, должно быть. Меня лечит здешний уездный врач — ты его увидишь; он, кажется,
дело свое знает. Впрочем, я очень этому случаю рад, а то как бы я с тобою встретился? (И он
взял меня за
руку. Его
рука, еще недавно холодная как лед, теперь пылала.) Расскажи ты мне что-нибудь о себе, — заговорил он опять, откидывая от груди шинель, — ведь мы с тобой бог знает когда виделись.
— Именно вот так мы и думаем, так и веруем: все люди должны быть товарищами, и надо им
взять все земные
дела в свои руки. Того ради и прежде всего должны мы самих себя поставить
в тесный строй и порядок, — ты, дядя Михайло, воин, тебе это надо понять прежде других.
Дело делают не шумом, а умом, волка словом не убьёшь, из гнилого леса — ненадолго изба.
На следующий
день,
в назначенный час, учитель
взял в руки книжку, из которой задан был урок Алеше, подозвал его к себе и велел проговорить заданное. Все дети с любопытством обратили на Алешу внимание, и сам учитель не знал, что подумать, когда Алеша, несмотря на то что вовсе накануне не твердил урока, смело встал со скамейки и подошел к нему. Алеша нимало не сомневался
в том, что и этот раз ему удастся показать
свою необыкновенную способность; он раскрыл рот… и не мог выговорить ни слова!
Едва мы отчалили от берега, как вдруг откуда-то сбоку из-под кустов вынырнула оморочка.
В ней стояла женщина с острогой
в руках. Мои спутники окликнули ее. Женщина быстро оглянулась и, узнав
своих, положила острогу
в лодку. Затем она села на
дно лодки и,
взяв в руки двухлопастное весло, подошла к берегу и стала нас поджидать. Через минуту мы подъехали к ней.
И я
взял из его
рук письмо maman от довольно давней уже даты и прочел весть, которая меня ошеломила. Maman, после кратких выражений согласия с Кольбергом, что «не все
в жизни можно подчинить себе», справедливость этого вывода применяет к Христе, которая просто захотела погибнуть, и погибла. Суть
дела была
в том, что у Христи явилось дитя, рождение его было неблагополучно — и мать и ребенок отдали богу
свои чистые души.
Двадцать лет собирался директор З.-Б.-Х. железной дороги сесть за
свой письменный стол и наконец, два
дня тому назад, собрался. Полжизни мысль, жгучая, острая, беспокойная, вертелась у него
в голове, выливалась
в благоприличную форму, округлялась, деталилась, росла и наконец выросла до величины грандиознейшего проекта… Он сел за стол,
взял в руки перо и… вступил на тернистый путь авторства.
Но опять встретила сумасшедшие глаза Таисии и не посмела продолжать. Так Таисия и не
взяла денег, так и уехала
в город, и больно было подумать, как она теперь будет вертеться со
своими грошами; и еще ничто
в жизни так не жгло
рук Елены Дмитриевны, как эти деньги, эти тридцать серебреников, когда она запирала их
в свой комод — на что они ей-то? На другой
день все-таки робко спросила дочь...
На другой
день доктор, уверенный
в полном выздоровлении Сурмина, исполнил
свое обещание. Предупредив его, он ввел к нему Антонину Павловну и оставил их одних. Радость и любовь сияли
в глазах ее: казалось, она расцвела
в эти минуты. Сурмин сидел
в креслах, она села подле него
в другие. Он
взял ее
руку, с жаром поцеловал ее и, задержав
в своей, сказал...
На другой
день, утром, когда княжна Евпраксия, по обыкновению, пришла поздороваться с отцом, князь Василий поцеловал ее крепче обыкновенного, усадил с собой рядом на скамью и
взял ее обе
руки в свои.
Он к
делу себя никогда не припущал и даже пофыркивал на обрабатывающую промышленность, как на
дело низменное, хотя и необходимое, — однако бразды правления сейчас же
взял в свои руки и, как ребята сказывают, довольно-таки дошлым себя аттестует.
Вскипел тут бесшумно народ, стали то одну, то другую выпихивать, — бабы упираются, галки с крыш смеются, толку ни на грош.
Взяли тут бабы
дело в свои руки, пальцами туда-сюда потыкали, выхватили перекупку одну базарную, сырую бабеху
в полтора колеса
в обхвате… Подтащили к Федьке, головами показывают: честно, мол, выбрали, — болтливей ее ни одной сороки не было…
Он протянул
руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин
взял кошелек и стал опускать его
в карман рейтуз, и, брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу
в карман
свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого
дела нет».