Неточные совпадения
Пропели «
Вечную память», задули
свечи, и синие струйки растянулись в голубом от ладана воздухе. Священник прочитал прощальную молитву и затем, при общем молчании, зачерпнул лопаточкой песок, поданный ему псаломщиком, и посыпал крестообразно на труп сверх кисеи. И говорил он при этом великие слова, полные суровой, печальной неизбежности таинственного мирового закона: «Господня земля и исполнение ее вселенная и вей живущий на ней».
Тех дней, когда в жилище света
Блистал он, чистый херувим,
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним,
Когда сквозь
вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных
светил...
Вошли. Всех обдало мраком и сыростью.
Засветили несколько свечек. Иосафу и другому еще студенту, второму басу после него, поручили исполнять обязанность дьячков. Священник надел черные ризы и начал литию. После возгласу его: «Упокой, господи, душу усопшего раба Александра», Ферапонтов и товарищ его громко, так что потряслись церковные своды, запели: «
Вечная память,
вечная память!» Прочие студенты тоже им подтягивали, и все почти навзрыд плакали.
Книгохранилище замка Дукс, в Богемии. Темный, мрачный покой.
Вечный сон нескольких тысяч книг. Единственное огромное кресло с перекинутым через него дорожным плащом. Две
свечи по сторонам настольного Ариоста зажжены только для того, чтобы показать — во всей огромности — мрак. Красный, в ледяной пустыне, островок камина. Не осветить и не согреть. На полу, в дальнедорожном разгроме: рукописи, письма, отрепья. Чемодан, извергнув, ждет.
— «Преподобным отцам и пречестным матерям, подвигом добрым
вечного ради спасения подвизающимся, сущим во святых обителях Керженских и Чернораменских, иде же православие сияет, яко
светило.
Вот и он, тихий и прекрасный, играющий всеми цветами радуги в лучах полдневного
светила! Его хрустально-неподвижная гладь точно застыла в
вечной, серо-голубой улыбке.
Разговор стал сбиваться и путаться: кто-то заговорил, что на Волхове на реке всякую ночь гроб плывет, а мертвец ревет, вокруг
свечи горят и ладан пышет, а покойник в
вечный колокол бьет и на Ивана царя грозится.
Они
светят и празднуют, это их
вечный бал.
И если реалисты XIX века бывали великими художниками, то потому только, что направление в искусстве вообще мало имеет значения, и за их временной реалистической оболочкой
светила красота
вечного искусства и
вечного творческого акта.
То, что солнце извне
светит человеку, есть
вечное напоминание о том, что люди, как и все вещи мира, сами по себе находятся в
вечной тьме, лишены внутреннего излучения света.
Но вот поется «
Вечная память». Геликонский почтительно отбирает
свечи, и панихида кончается. За сим следуют минутная суматоха, перемена риз и молебен. После молебна, пока отец Евмений разоблачается, гости потирают руки и кашляют, а хозяйка рассказывает о доброте покойного Трифона Львовича.