Неточные совпадения
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в
облаке, которое еще с вечера отдыхало на
вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
И в самом деле, Гуд-гора курилась; по бокам ее ползали легкие струйки
облаков, а на
вершине лежала черная туча, такая черная, что на темном небе она казалась пятном.
Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились
вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльбрус на юге вставал белою громадой, замыкая цепь льдистых
вершин, между которых уж бродили волокнистые
облака, набежавшие с востока.
Зелеными
облаками и неправильными трепетолистными куполами лежали на небесном горизонте соединенные
вершины разросшихся на свободе дерев.
Через
вершины старых лип видно было синеватую полосу реки; расплавленное солнце сверкало на поверхности воды; за рекою, на песчаных холмах, прилепились серые избы деревни, дальше холмы заросли кустами можжевельника, а еще дальше с земли поднимались пышные
облака.
Облака подвигались на высоту пика, потом вдруг обнажали его
вершину, а там опять скрывали ее; казалось, надо было ожидать бури, но ничего не было: тучи только играли с горами.
Столовая гора понемногу раздевается от
облаков. Сначала показался угол, потом вся
вершина, наконец и основание. По зелени ее заблистало солнце, в пять минут все высохло, кругом меня по кустам щебетали колибри, и весь Капштат, с окрестностями, облился ярким золотым блеском. Мне вчуже стало обидно за отца Аввакума.
Облако, о котором я говорил, разрослось, пока мы шли садами, и густым слоем, точно снегом, покрыло плотно и непроницаемо всю
вершину и спускалось по бокам ровно: это стол накрывался скатертью.
Ветер ревел; он срывал
вершины волн и сеял их по океану, как сквозь сито: над волнами стояли
облака водяной пыли.
Лишь только мы стали на якорь, одна из гор, с правой стороны от города, накрылась
облаком, которое плотно, как парик, легло на
вершину.
Между двух холмов лепилась куча домов, которые то скрывались, то появлялись из-за бахромы набегавших на берег бурунов: к
вершинам холмов прилипло
облако тумана. «Что это такое?» — спросил я лоцмана. «Dover», — каркнул он. Я оглянулся налево: там рисовался неясно сизый, неровный и крутой берег Франции. Ночью мы бросили якорь на Спитгедском рейде, между островом Вайтом и крепостными стенами Портсмута.
Весь день в воздухе стояла мгла; небо затянуто паутиной слоисто-перистых
облаков; вокруг солнца появились «венцы»; они суживались все более и более и наконец слились в одно матовое пятно. В лесу было тихо, а по
вершинам деревьев уже разгуливал ветер.
С
вершины перевала нам открылся великолепный вид на реку Улахе. Солнце только что скрылось за горизонтом. Кучевые
облака на небе и дальние горы приняли неясно-пурпуровую окраску. Справа от дороги светлой полосой змеилась река. Вдали виднелись какие-то фанзы. Дым от них не подымался кверху, а стлался по земле и казался неподвижным. В стороне виднелось небольшое озерко. Около него мы стали биваком.
Когда мы достигли
вершины горы, солнце уже успело сесть. Отблески вечерней зари еще некоторое время играли в
облаках, но они скоро стали затягиваться дымкой вечернего тумана.
Ближайшие
вершины имели причудливые очертания, за ними толпились другие, но контуры их были задернуты дымкой синеватого тумана, а дальше уже нельзя было разобрать, горы это или кучевые
облака на горизонте.
Время шло. Трудовой день кончился; в лесу сделалось сумрачно. Солнечные лучи освещали теперь только
вершины гор и
облака на небе. Свет, отраженный от них, еще некоторое время освещал землю, но мало-помалу и он стал блекнуть.
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их
вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные
облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние
облака над
вершинами тех гор»
Да будет ваш союз благословен
Обилием и счастием! В богатстве
И радости живите до последних
Годов своих в семье детей и внуков!
Печально я гляжу на торжество
Народное: разгневанный Ярило
Не кажется, и лысая
вершинаГоры его покрыта
облаками.
Не доброе сулит Ярилин гнев:
Холодные утра и суховеи,
Медвяных рос убыточные порчи,
Неполные наливы хлебных зерен,
Ненастную уборку — недород,
И ранние осенние морозы,
Тяжелый год и житниц оскуденье.
Тут показалось новое диво:
облака слетели с самой высокой горы, и на
вершине ее показался во всей рыцарской сбруе человек на коне, с закрытыми очами, и так виден, как бы стоял вблизи.
Белый цвет — это цвет холодного снега, цвет высочайших
облаков, которые плывут в недосягаемом холоде поднебесных высот, — цвет величавых и бесплодных горных
вершин…
Огромный циферблат на
вершине башни — это было лицо: нагнулось из
облаков и, сплевывая вниз секунды, равнодушно ждало.
Эти тающие при лунном свете очертания горных
вершин с бегущими мимо них
облаками, этот опьяняющий запах скошенном травы, несущийся с громадного луга перед Hoheweg, эти звуки йодля 20, разносимые странствующими музыкантами по отелям, — все это нежило, сладко волновало и покоряло.
Он протянул мне руку и затем вдруг дрогнул всем телом и… обнял меня! Это было до того несогласно с обычаями Интерлакена, что Юнгфрау мгновенно закутала свою
вершину в
облако, а сидевшая поблизости англичанка вскрикнула: shocking! [неприлично!] — и убежала.
Низкие мутные разорванные
облака быстро неслись по холодному небу; деревья густо и перекатно шумели
вершинами и скрипели на корнях своих; очень было грустное утро.
Облака задернули месяц; ветер потряс
вершины лип, и благовонным дождем посыпались цветы на князя и на Елену. Закачалися старые ветви, будто желая сказать: на кого нам цвести, на кого зеленеть! Пропадет даром добрый молодец, пропадет и его полюбовница!
Все небо было покрыто сплошными темными
облаками, из которых сыпалась весенняя изморозь — не то дождь, не то снег; на почерневшей дороге поселка виднелись лужи, предвещавшие зажоры в поле; сильный ветер дул с юга, обещая гнилую оттепель; деревья обнажились от снега и беспорядочно покачивали из стороны в сторону своими намокшими голыми
вершинами; господские службы почернели и словно ослизли.
Я стоял на палубе, смотря на верхушки мачт и
вершины лесных великанов-деревьев, бывших выше мачт, над которыми еще выше шли безучастные, красивые
облака.
С ее
вершины срывались клочья
облаков, неслись вперед ее и гасили звезды одну за другой.
Над Монте-Соляро [Монте-Соляро — высшая горная точка острова Капри, 585 м. над уровнем моря.] раскинулось великолепное созвездие Ориона,
вершина горы пышно увенчана белым
облаком, а обрыв ее, отвесный, как стена, изрезанный трещинами, — точно чье-то темное, древнее лицо, измученное великими думами о мире и людях.
Престолы вечные снегов,
Очам казались их
вершиныНедвижной цепью
облаков,
И в их кругу колосс двуглавый,
В венце блистая ледяном,
Эльбрус огромный, величавый,
Белел на небе голубом.
Обыкновенно, когда я остаюсь сам с собою или бываю в обществе людей, которых люблю, я никогда не думаю о своих заслугах, а если начинаю думать, то они представляются мне такими ничтожными, как будто я стал ученым только вчера; в присутствии же таких людей, как Гнеккер, мои заслуги кажутся мне высочайшей горой,
вершина которой исчезает в
облаках, а у подножия шевелятся едва заметные для глаза Гнеккеры.
Уже с полудня парило и в отдалении всё погрохатывало; но вот широкая туча, давно лежавшая свинцовой пеленой на самой черте небосклона, стала расти и показываться из-за
вершин деревьев, явственнее начал вздрагивать душный воздух, всё сильнее и сильнее потрясаемый приближавшимся громом; ветер поднялся, прошумел порывисто в листьях, замолк, опять зашумел продолжительно, загудел; угрюмый сумрак побежал над землею, быстро сгоняя последний отблеск зари; сплошные
облака, как бы сорвавшись, поплыли вдруг, понеслись по небу; дождик закапал, молния вспыхнула красным огнем, и гром грянул тяжко и сердито.
Однажды, в час, когда лучи заката
По
облакам кидали искры злата,
Задумчив на кургане Измаил
Сидел: еще ребенком он любил
Природы дикой пышные картины,
Разлив зари и льдистые
вершины,
Блестящие на небе голубом...
Пусть на тебя, Бешту суровый,
Попробуют надеть оковы»,
Так думал каждый; и Бешту
Теперь их мысли понимает,
На русских злобно он взирает,
Иль
облаками одевает
Вершин кудрявых красоту.
Я стал рассказывать ему. Море вдали уже покрылось багрецом и золотом, навстречу солнцу поднимались розовато-дымчатые
облака мягких очертаний. Казалось, что со дна моря встают горы с белыми
вершинами, пышно убранными снегом, розовыми от лучей заката.
Целый караван вьючных лошадей жмется тогда между рекой и каменными горами, то огибая, по брюхо лошади в воде, какую-нибудь выдавшуюся скалу, то карабкаясь по каменистым тропинкам, то мелькая на
вершинах чуть не под
облаками.
Ялта была едва видна сквозь утренний туман, на
вершинах гор неподвижно стояли белые
облака.
Из-за леса
облака плывут, верхний ветер режет их своими крыльями, гонит на юг, а на земле ещё тихо, только
вершины деревьев чуть шелестят, сбрасывая высохшие листья в светлый блеск воды.
Ночь продолжала тихо ползти над Леной. Взошла луна, красная, как кровь, и опять закатилась за
вершину близкой горы. Северная Медведица спустилась низко, все растягиваясь и вырастая… Потом мутное
облако поглотило редкие звезды, а наша лодка все плыла… Я как-то не заметил, как мы еще раз перерезали реку, и спохватился только, когда лодка зашуршала килем по песку.
С
вершин Кавказа тихо, грозно
Ползут как змеи
облака...
Столетние деревья, мерно покачивая
вершинами, точно переговаривались друг с другом тихими, скрипучими голосами. Месяц прятался за
облаками. Осенний ветер пронизывал насквозь, усиливая предутренний холод, так что пуховой платок, дополнивший мой легкий не по сезону костюм, пришелся весьма кстати.
Я вышел на балкон. Недавно был дождь, во влажном саду стояла тишина, и крепко пахло душистым тополем; меж
вершин елей светился заходящий месяц, над ним тянулись темные тучи с серебристыми краями; наверху сквозь белесоватые
облака мигали редкие звезды.
Солнца еще не было видно за горами, но небо сияло розовато-золотистым светом, и угасавший месяц белым облачком стоял над острой
вершиной Кара-Агача. Дикие горы были вокруг, туманы тяжелыми темно-лиловыми
облаками лежали на далеких отрогах. В ущелье была тишина.
Катя встала с солнцем. Выпустила и покормила кур. Роса блестела на листьях и траве. По затуманенной глади моря бегали под солнцем и ныряли тусклые красно-золотые змейки. По подъемам Кара-Агача клубились
облака, но острая
вершина его твердо темнела над розовым туманом.
Это и был Югорский камень, или Уральские горы, гордо стоявшие перед отважными пришельцами, покрытые внизу густым кедровым лесом, а голыми
вершинами действительно почти достигавшие
облаков.
Гора Кальмберг, высочайшая на Сен-Готарде, представляла еще затруднение для русских войск. Темные
облака, перерезывавшие
вершины горы, обдавали солдат сыростью и холодом, солдаты шли в густом облачном тумане, карабкались то по голым скалам, то по вязкой глине, усыпанной мелкими камешками. Все терпели страшную нужду.
«Прости, уж бледнеет
Рассветом далекий, Минвана, восток;
Уж утренний веет
С
вершины кудрявых холмов ветерок». —
«О нет! то зарница
Блестит в
облаках;
Не скоро денница;
И тих ветерок на кудрявых холмах».
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало и над
вершинами дерев быстро бежали
облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.