Неточные совпадения
С трех сторон чернели
гребни утесов, отрасли Машука, на
вершине которого лежало зловещее облачко; месяц подымался на востоке; вдали серебряной бахромой сверкали снеговые горы.
Горная страна с птичьего полета! Какая красота! Куда ни глянешь — всюду горы,
вершины их, то остроконечные, как петушиные
гребни, то ровные, как плато, то куполообразные, словно морская зыбь, прятались друг за друга, уходили вдаль и как будто растворялись во мгле.
Общее направление реки Вай-Фудзина юго-восточное. В одном месте она делает излом к югу, но затем выпрямляется вновь и уже сохраняет это направление до самого моря. На западе ясно виднелся Сихотэ-Алинь. Я ожидал увидеть громаду гор и причудливые острые
вершины, но передо мной был ровный хребет с плоским
гребнем и постепенным переходом от куполообразных
вершин к широким седловинам. Время и вода сделали свое дело.
Гребень водораздела однообразно ровный, без выдающихся
вершин и глубоких седловин и состоит из каолинизированного кварцевого порфира, в котором включены кристаллы полевого шпата.
Рано мы легли спать и на другой день рано и встали. Когда лучи солнца позолотили
вершины гор, мы успели уже отойти от бивака 3 или 4 км. Теперь река Дунца круто поворачивала на запад, но потом стала опять склоняться к северу. Как раз на повороте, с левой стороны, в долину вдвинулась высокая скала, увенчанная причудливым острым
гребнем.
Выйдя на намывную полосу прибоя, я повернул к биваку. Слева от меня было море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный лес. Остроконечные
вершины елей зубчатым
гребнем резко вырисовывались на фоне зари, затканной в золото и пурпур. Волны с рокотом набегали на берег, разбрасывая пену по камням. Картина была удивительно красивая. Несмотря на то, что я весь вымок и чрезвычайно устал, я все же сел на плавник и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу на всю жизнь.
Вершина Рассыпного Камня представляла собой слегка округленную плоскость тремя скалистыми
гребнями.
Направо широкой плотиной связаны были две возвышенности; на ближайшей красовалось своей греческой колоннадой кукарское главное заводоуправление с господским домом, а на противоположной качался мохнатыми
вершинами редкий сосновый
гребень.
Холмы опускались куда-то, из-за их лысоватых
вершин был виден тёмный
гребень леса.
Горы важно задумчивы. С них на пышные зеленоватые
гребни волн упали черные тени и одевают их, как бы желая остановить единственное движение, заглушить немолчный плеск воды и вздохи пены, — все звуки, которые нарушают тайную тишину, разлитую вокруг вместе с голубым серебром сияния луны, еще скрытой за горными
вершинами.
Вечер спустился уже на землю, в лесу потемнело, бор волновался вокруг сторожки, как расходившееся море; темные
вершины колыхались, как
гребни волн в грозную непогоду.
— Я ел землю, я был на самом верху, на
гребне Орлиного Гнезда, и был сброшен оттуда… И как счастливо упал! Я был уже на
вершине Орлиного Гнезда, когда у защищавшихся не было патронов, не хватало даже камней. На самом
гребне скалы меня столкнули трупом. Я, падая, ухватился за него, и мы вместе полетели в стремнину. Ночью я пришел в себя, вылез из-под трупа и ушел к морю…
Голова партии дотянулась уже до
вершины холма. Федор Бесприютный взошел туда и, остановившись на
гребне, откуда дорога падала книзу, окинул взглядом пройденный путь, и темневшую долину, и расползшуюся партию. Затем он выпрямился и крикнул арестантам...
За кормой, торопливо догоняя ее, бежали ряды длинных, широких волн; белые курчавые
гребни неожиданно вскипали на их мутно-зеленой
вершине и, плавно опустившись вниз, вдруг таяли, точно прятались под воду.
Дня через два мы подошли к перевалу. Речка, служившая нам путеводной нитью, сделалась совсем маленькой. Она завернула направо к северу, потом к северо-западу и стала подниматься. Подъем был все время равномерно пологий и только под самым
гребнем сделался крутым. На перевале стояла небольшая кумирня, сложенная из тонких еловых бревен и украшенная красными тряпками с китайскими иероглифическими знаками. На
вершине хребта лес был гораздо гуще. Красивый вид имеют густые ели, украшенные белоснежными капюшонами.
Пока стрелки и казаки отдыхали на перевале и курили трубки, я с удэхейцем успел подняться на соседнюю
вершину высотою в 1300 метров. Чем дальше к югу, тем
гребень Сихотэ-Алиня все повышался, приблизительно до 1700 и 1800 метров. Это и был тот цоколь, с которого берут начало Анюй и Копи.
Мы шли, шли… Никто из встречных не знал, где деревня Палинпу. На нашей карте ее тоже не было. Ломалась фура, мы останавливались, стояли, потом двигались дальше. Останавливались над провалившимся мостом, искали в темноте проезда по льду и двигались опять. Все больше охватывала усталость, кружилась голова. Светлела в темноте ровно-серая дорога, слева непрерывно тянулась высокая городская стена, за нею мелькали
вершины деревьев,
гребни изогнутых крыш, — тихие, таинственно чуждые в своей, особой от нас жизни.
По правую сторону возвышалась гора, которой не тронутую временем отлогость покрывал с подошвы до
гребня сосновый лес, немного протянувшийся по нем мрачною оградою и вдруг вразрез остановившийся; далее самая
вершина горы была на довольно большое пространство обнажена, а желто-глинистый бок ее, до самого низу, обселся в виде прямого, как стена, утеса.