Неточные совпадения
Вернувшись домой после трех бессонных ночей, Вронский, не раздеваясь, лег ничком
на диван, сложив руки и положив
на них голову. Голова его была тяжела. Представления, воспоминания и мысли самые странные с чрезвычайною быстротой и ясностью сменялись одна другою: то это было лекарство, которое он наливал больной и перелил через ложку, то белые руки акушерки, то странное положение Алексея Александровича
на полу пред
кроватью.
Вернувшись в палату, где стояло восемь детских кроваток, Маслова стала по приказанию сестры перестилать постель и, слишком далеко перегнувшись с простыней, поскользнулась и чуть не упала. Выздоравливающий, обвязанный по шее, смотревший
на нее мальчик засмеялся, и Маслова не могла уже больше удерживаться и, присев
на кровать, закатилась громким и таким заразительным смехом, что несколько детей тоже расхохотались, а сестра сердито крикнула
на нее...
Усталый, с холодом в душе, я
вернулся в комнату и стал
на колени в своей
кровати, чтобы сказать обычные молитвы. Говорил я их неохотно, машинально и наскоро… В середине одной из молитв в усталом мозгу отчетливо, ясно, точно кто шепнул в ухо, стала совершенно посторонняя фраза: «бог…» Кончалась она обычным детским ругательством, каким обыкновенно мы обменивались с братом, когда бывали чем-нибудь недовольны. Я вздрогнул от страха. Очевидно, я теперь пропащий мальчишка. Обругал бога…
Однажды за преферансом она почувствовала себя дурно, просила подождать, сказала, что
вернется через минутку, прилегла в спальне
на кровать, вздохнула глубоко и перешла в иной мир, со спокойным лицом, с мирной старческой улыбкой
на устах.
Вернувшись от Оленина, он заснул часа
на два и, еще до света проснувшись, лежал
на своей
кровати и обсуживал человека, которого он вчера узнал.
Когда я
вернулся домой, Пепко спал
на своей
кровати невинным сном грудного младенца. Меня это даже не возмутило… Что же, счастлив тот, кто может спать так крепко.
Итак, Пепко заскрипел с голода зубами. Он глотал слюну, челюсти Пепки сводила голодная позевота. И все-таки десяти крейцеров не было… Чтобы утишить несколько муки голода, Пепко улегся
на кровать и долго лежал с закрытыми глазами. Наконец, его осенила какая-то счастливая идея. Пепко быстро вскочил, нахлобучил свою шляпу, надел пальто и бомбой вылетел из комнаты. Минут через десять он
вернулся веселый и счастливый.
Долинский поставил чашку со спиртом
на столик у
кровати и пошел к двери; но тотчас же
вернулся снова.
Бледный, встревоженный хозяин, вздыхая и покачивая головой,
вернулся к себе в спальню. Тетке жутко было оставаться в потемках, и она пошла за ним. Он сел
на кровать и несколько раз повторил...
Там храбрые балаклавские рыбаки вместе с флотскими матросами разнесли
на мелкие кусочки фортепиано, двери,
кровати, стулья и окна в публичном доме, потом передрались между собою и только к свету
вернулись домой, пьяные, в синяках, но с песнями.
Боже мой, как я ослабел! Сегодня попробовал встать и пройти от своей
кровати к
кровати моего соседа напротив, какого-то студента, выздоравливающего от горячки, и едва не свалился
на полдороге. Но голова поправляется скорее тела. Когда я очнулся, я почти ничего не помнил, и приходилось с трудом вспоминать даже имена близких знакомых. Теперь все
вернулось, но не как прошлая действительность, а как сон. Теперь он меня не мучает, нет. Старое прошло безвозвратно.
Стаканыч пожал его холодную, негнущуюся большую руку и,
вернувшись на свою
кровать, сел за прерванный пасьянс. И до самого обеда оба старика не произнесли больше ни слова, и в комнате стояла такая, по-осеннему ясная, задумчивая и грустная тишина, что обманутые ею мыши, которых пропасть водилось в старом доме, много раз пугливо и нагло выбегали из своего подполья
на середину комнаты и, блестя черными глазенками, суетливо подбирали рассыпанные вокруг стола хлебные крошки.
Когда мы
вернулись в барак, инженер стал упрашивать меня, чтобы я лег непременно
на его
кровать.
Они расстроили меня, эти недовольные люди, но радость снова
вернулась ко мне, когда мне стали приготовлять постель — настоящую постель,
на красивой
кровати,
на кровати, которую я купил перед свадьбой, четыре года тому назад. Постлали чистую простыню, потом взбили подушки, завернули одеяло — а я смотрел
на эту торжественную церемонию, и в глазах у меня стояли слезы от смеха.
Тася
вернулась в спальню матери. Комната выходила
на балкон, в палисадник. Из широкого итальянского окна веяло холодом. Свеча, в низком подсвечнике с белым абажуром, стояла одиноко
на овальном столе у ширм красного дерева; за ними помещалась
кровать. Она заглянула за ширмы.
Андрей Павлович встал с кресла, пододвинутого им к
кровати, вышел в кабинет и тотчас же
вернулся, держа в правой руке розовый пригласительный билет
на свадьбу графа Аракчеева.
Это спокойствие сообщилось коленопреклоненной Талечке, и она, после короткой, но искренней молитвы, хотя и со слезами
на глазах, но с каким-то миром в душе
вернулась на свою
кровать.
Она вдруг поднялась, раза два прошлась по комнате, затем снова
вернулась к дочери, которая сидела
на кровати не шевелясь, и снова села возле нее.
Вернувшись к себе в палату, Пашка сел
на кровать и стал дожидаться доктора, чтобы идти с ним ловить чижей или ехать
на ярмарку. Но доктор не шел. В дверях соседней палаты мелькнул ненадолго фельдшер. Он нагнулся к тому больному, у которого
на голове лежал мешок со льдом, и крикнул...