Неточные совпадения
Вернувшись в начале июня в деревню, он
вернулся и
к своим обычным занятиям. Хозяйство сельское, отношения с мужиками и соседями, домашнее хозяйство,
дела сестры и брата, которые были у него на руках, отношения с женою, родными, заботы о ребенке, новая пчелиная охота, которою он увлекся с нынешней весны, занимали всё его время.
Вместе с путешественником было доложено о приезде губернского предводителя, явившегося и Петербург и с которым нужно было переговорить. После его отъезда нужно было докончить занятия будничные с правителем
дел и еще надо было съездить по серьезному и важному
делу к одному значительному лицу. Алексей Александрович только успел
вернуться к пяти часам, времени
своего обеда, и, пообедав с правителем
дел, пригласил его с собой вместе ехать на дачу и на скачки.
Грэй дал еще денег. Музыканты ушли. Тогда он зашел в комиссионную контору и дал тайное поручение за крупную сумму — выполнить срочно, в течение шести
дней. В то время, как Грэй
вернулся на
свой корабль, агент конторы уже садился на пароход.
К вечеру привезли шелк; пять парусников, нанятых Грэем, поместились с матросами; еще не
вернулся Летика и не прибыли музыканты; в ожидании их Грэй отправился потолковать с Пантеном.
Привычная упрощенность отношения Самгина
к женщинам вызвала такую сцену: он
вернулся с Тосей из магазина, где покупали посуду;
день был жаркий, полулежа на диване, Тося, закрыв глаза, расстегнула верхние пуговицы блузки. Клим Иванович подсел
к ней и пустил руку
свою под блузку. Тося спросила...
— На Урале группочка парнишек эксы устраивала и после удачного поручили одному из
своих товарищей передать деньги, несколько десятков тысяч, в Уфу, не то — серым, не то — седым, так называли они эсеров и эсдеков. А у парня — сапоги развалились, он взял из тысяч три целковых и купил сапоги. Передал деньги по адресу, сообщив, что три рубля — присвоил,
вернулся к своим, а они его за присвоение трешницы расстреляли. Дико? Правильно! Отличные ребята. Понимали, что революция —
дело честное.
Дела шли
своим чередом, как вдруг однажды перед началом нашей вечерней партии, когда Надежда Васильевна и Анна Васильевна наряжались
к выходу, а Софья Николаевна поехала гулять, взявши с собой Николая Васильевича, чтоб завезти его там где-то на дачу, — доложили о приезде княгини Олимпиады Измайловны. Обе тетки поворчали на это неожиданное расстройство партии, но, однако, отпустили меня погулять, наказавши через час
вернуться, а княгиню приняли.
Очевидно, шел словесный турнир, в котором участвующие не понимали хорошенько, зачем и что они говорят. Заметно было только с одной стороны сдерживаемое страхом озлобление, с другой — сознание
своего превосходства и власти. Нехлюдову было тяжело слушать это, и он постарался
вернуться к делу: установить цены и сроки платежей.
По зимнему пути Веревкин
вернулся из Петербурга и представил
своему доверителю подробный отчет
своей деятельности за целый год. Он в живых красках описал
свои хождения по министерским канцеляриям и визиты
к разным влиятельным особам; ему обещали содействие и помощь.
Делом заинтересовался даже один министр. Но Шпигель успел организовать сильную партию, во главе которой стояли очень веские имена; он вел
дело с дьявольской ловкостью и, как вода, просачивался во все сферы.
Мы должны
вернуться назад,
к концу апреля, когда Ляховский начинал поправляться и бродил по
своему кабинету при помощи костылей. Трехмесячная болезнь принесла с собой много упущений в хозяйстве, и теперь Ляховский старался наверстать даром пропущенное время. Он рано утром поджидал Альфонса Богданыча и вперед закипал гневом по поводу разных щекотливых вопросов, которые засели в его голове со вчерашнего
дня.
Я узнал только, что он некогда был кучером у старой бездетной барыни, бежал со вверенной ему тройкой лошадей, пропадал целый год и, должно быть, убедившись на
деле в невыгодах и бедствиях бродячей жизни,
вернулся сам, но уже хромой, бросился в ноги
своей госпоже и, в течение нескольких лет примерным поведеньем загладив
свое преступленье, понемногу вошел
к ней в милость, заслужил, наконец, ее полную доверенность, попал в приказчики, а по смерти барыни, неизвестно каким образом, оказался отпущенным на волю, приписался в мещане, начал снимать у соседей бакши, разбогател и живет теперь припеваючи.
Предоставив им заниматься
своим делом, я пошел побродить по тайге. Опасаясь заблудиться, я направился по течению воды, с тем чтобы назад
вернуться по тому же ручью. Когда я возвратился на женьшеневую плантацию, китайцы уже окончили
свою работу и ждали меня.
К фанзе мы подошли с другой стороны, из чего я заключил, что назад мы шли другой дорогой.
На другой
день чуть свет мы все были уже на ногах. Ночью наши лошади, не найдя корма на корейских пашнях, ушли
к горам на отаву. Пока их разыскивали, артельщик приготовил чай и сварил кашу. Когда стрелки
вернулись с конями, я успел закончить
свои работы. В 8 часов утра мы выступили в путь.
Всем Хитровым рынком заправляли двое городовых — Рудников и Лохматкин. Только их пудовых кулаков действительно боялась «шпана», а «деловые ребята» были с обоими представителями власти в дружбе и,
вернувшись с каторги или бежав из тюрьмы, первым
делом шли
к ним на поклон. Тот и другой знали в лицо всех преступников, приглядевшись
к ним за четверть века
своей несменяемой службы. Да и никак не скроешься от них: все равно
свои донесут, что в такую-то квартиру
вернулся такой-то.
Харитона Артемьевича не было дома, — он уехал куда-то по
делам в степь. Агния уже третий
день гостила у Харитины.
К вечеру она
вернулась, и Галактион удивился, как она постарела за каких-нибудь два года. После выхода замуж Харитины у нее не осталось никакой надежды, — в Заполье редко старшие сестры выходили замуж после младших. Такой уж установился обычай. Агния, кажется, примирилась с
своею участью христовой невесты и мало обращала на себя внимания. Не для кого было рядиться.
В течение целого
дня происходил допрос свидетелей, которых вызывали без конца. С Полуяновым сделался какой-то новый переворот, когда он увидел лицом
к лицу
своих обвинителей. Он побледнел, подтянулся и на время сделался прежним Полуяновым.
К нему
вернулось недавнее чувство действительности.
Петр Васильич остался, а Матюшка пошел
к конторе. Он шел медленно, развалистым мужицким шагом, приглядывая новые работы. Семеныч теперь у
своей машины руководствует, а Марья управляется в конторе бабьим
делом одна. Самое подходящее время, если бы еще старый черт не
вернулся. Под новеньким навесом у самой конторы стоял новенький тарантас, в котором ездил Кишкин в город сдавать золото, рядом новенькие конюшни, новенький амбар — все с иголочки, все как только что облупленное яичко.
С Кишкиным действительно случилась большая перемена. Первое время
своего богатства он ходил в
своем старом рваном пальто и ни за что не хотел менять на новое. Знакомые даже стыдили его. А потом вдруг поехал в город и
вернулся оттуда щеголем, во всем новом, и первым
делом к баушке Лукерье.
Аграфена приехала в скиты осенью по первопутку, и в течение двух лет мать Енафа никуда не позволяла ей носу показать. Этот искус продолжался вплоть до поездки в Самосадку на похороны Василисы Корниловны.
Вернувшись оттуда, мать Енафа особенно приналегла на
свою черноризицу: она подготовляла ее
к Петрову
дню, чтобы показать
своим беспоповцам на могилке о. Спиридония. Аглаида выучила наизусть «канун по единоумершем», со всеми поклонами и церемониями древлего благочестия.
Переезд с Самосадки совершился очень быстро, — Петр Елисеич ужасно торопился, точно боялся, что эта новая должность убежит от него. Устраиваться в Крутяше помогали Ефим Андреич и Таисья. Нюрочка здесь в первый раз познакомилась с Парасковьей Ивановной и каждый
день уходила
к ней. Старушка с первого раза привязалась
к девочке, как
к родной. Раз Ефим Андреич,
вернувшись с рудника, нашел жену в слезах. Она открыла
свое тайное горе только после усиленных просьб.
— Переломить надо эту фанаберию-то. Пусть раз спесь-то
свою спрячет да
вернется к мужу с покорной головой. А то — эй, смотри, Егор! — на целый век вы бабенку сгубите. И что ты-то, в самом
деле, за колпак такой.
Вернувшись к себе в комнату, Санин нашел на столе письмо от Джеммы. Он мгновенно… испугался — и тотчас же обрадовался, чтобы поскорей замаскировать перед самим собою
свой испуг. Оно состояло из нескольких строк. Она радовалась благополучному «началу
дела», советовала ему быть терпеливым и прибавила, что все в доме здоровы и заранее радуются его возвращению. Санин нашел это письмо довольно сухим — однако взял перо, бумагу… и все бросил. «Что писать?! Завтра сам
вернусь… пора, пора!»
Наконец он повторил мне несколько раз, что какая бы ни была воля бога для будущего, но что его теперь занимает только мысль о выкупе семейства; что он умоляет меня, во имя бога, помочь ему и позволить ему
вернуться в окрестности Чечни, где бы он, через посредство и с дозволения наших начальников, мог иметь сношения с
своим семейством, постоянные известия о его настоящем положении и о средствах освободить его; что многие лица и даже некоторые наибы в этой части неприятельской страны более или менее привязаны
к нему; что во всем этом населении, уже покоренном русскими или нейтральном, ему легко будет иметь, с нашей помощью, сношения, очень полезные для достижения цели, преследовавшей его
днем и ночью, исполнение которой так его успокоит и даст ему возможность действовать для нашей пользы и заслужить наше доверие.
Не достигнув
своей цели в Чечне, Хаджи-Мурат
вернулся в Тифлис и каждый
день ходил
к Воронцову и, когда его принимали, умолял его собрать горских пленных и выменять на них его семью.
В то же время я чувствовал, что сегодняшний
день имеет решающее значение и что он не
вернется никогда, что совершилось что-то такое огромное и подавляющее и что я уже не могу
вернуться к своему прошлому.
На другой
день я был в селе Ильинском погосте у Давыда Богданова, старого трактирщика. Но его не было дома, уехал в Москву
дня на три. А тут подвернулся старый приятель, Егорьевский кустарь, страстный охотник, и позвал меня на охоту, в
свой лесной глухой хутор, где я пробыл трое суток, откуда и
вернулся в Ильинский погост
к Давыду. Встречаю его сына Василия, только что приехавшего. Он служил писарем в Москве в Окружном штабе. Малый развитой, мой приятель, охотились вместе. Он сразу поражает меня новостью...
Вскоре после этого,
дня через три, Зинаида Федоровна,
вернувшись откуда-то, забыла в передней
свой кошелек.
К счастью для меня, в этот раз не я помогал ей раздеваться, а Поля. Когда хватились кошелька, то в передней его уже не оказалось.
Затем я расскажу вам, что происходило в ближайший четверг. В этот
день Орлов и Зинаида Федоровна обедали у Контана или Донона.
Вернулся домой только один Орлов, а Зинаида Федоровна уехала, как я узнал потом, на Петербургскую сторону
к своей старой гувернантке, чтобы переждать у нее время, пока у нас будут гости. Орлову не хотелось показывать ее
своим приятелям. Это понял я утром за кофе, когда он стал уверять ее, что ради ее спокойствия необходимо отменить четверги.
— Но это очень грустно, — все, что вы говорите, — сказал Дюрок. — Однако я без вас не
вернусь, Молли, потому, что за этим я и приехал. Медленно, очень медленно, но верно Ганувер умирает. Он окружил
свой конец пьяным туманом, ночной жизнью. Заметьте, что не уверенными, уже дрожащими шагами дошел он
к сегодняшнему
дню, как и назначил, —
дню торжества. И он все сделал для вас, как было то в ваших мечтах, на берегу. Все это я знаю и очень всем расстроен, потому что люблю этого человека.
Наступил, наконец, и долгожданный
день совершеннолетия. Девушка Иды Ивановны ранехонько явилась ко мне за оставленными вещами, я отдал их и побежал за
своим Пушкиным. Книги были сделаны. Часов в десять я
вернулся домой, чтобы переодеться и идти
к Норкам. Когда я был уже почти совсем готов, ко мне зашел Шульц. В руках у него была длинная цилиндрическая картонка и небольшой сверток.
«Так, мол, это господь милосердый и пронесет, и
вернемся мы опять
к своим делам, и станем жить да поживать, да добро наживать. Надую, мол, всех вас в одно слово, да и только».
Два
дня окно не отворялось.
Он терпелив. На третий
деньНа стеклах снова показалась
Ее пленительная тень;
Тихонько рама заскрипела.
Она с чулком
к окну подсела.
Но опытный заметил взгляд
Ее заботливый наряд.
Своей удачею довольный,
Он встал и вышел со двора —
И не
вернулся до утра.
Потом, хоть было очень больно,
Собрав запас душевных сил,
Три
дня к окну не подходил.
Он знал только одно: здесь, если «пофартит», можно скоро и крупно разжиться («в
день человеком сделаешься»), и поэтому жил здесь уже несколько лет, зорко выглядывая случай и стремясь неуклонно
к известному «пределу», после которого намеревался
вернуться «во
свою сторону», куда-то
к Томску.
На другой
день я завтракал у Лугановичей; после завтрака они поехали
к себе на дачу, чтобы распорядиться там насчет зимы, и я с ними. С ними же
вернулся в город и в полночь пил у них чай в тихой, семейной обстановке, когда горел камин, и молодая мать все уходила взглянуть, спит ли ее девочка. И после этого в каждый
свой приезд я непременно бывал у Лугановичей. Ко мне привыкли, и я привык. Обыкновенно входил я без доклада, как
свой человек.
Он
вернулся назад, чтобы опустить письма. Услышав, как они стукнулись о железное
дно ящика, он еще плотнее запахнул теплую шубу и пошел дальше. И для того чтобы опять
вернуться к прежним отрадным мыслям о доме, о процентах, о сладости молитв, о людских грехах и о
своей чистоте, он еще раз с чувством прошептал, растроганно покачивая головой...
В Индии была одна царевна с золотыми волосами; у нее была злая мачеха. Мачеха возненавидела золотоволосую падчерицу и уговорила царя сослать ее в пустыню. Золотоволосую свели далеко в пустыню и бросили. На пятый
день золотоволосая царевна
вернулась верхом на льве назад
к своему отцу.
Хвалынцев, по приезде из Славнобубенска, все лето, почти до вчерашнего
дня прожил у одного
своего приятеля в тиши и глуши чухонской деревушки, на финляндском берегу, прожил без газет, без писем, без новостей, и теперь
вернулся в Петербург
к началу курса, не имея обо всех университетских переменах ни малейшего понятия.
Разговор влек его в разные стороны. В
свои денежные
дела и расчеты он не хотел входить. Но не мог все-таки не
вернуться к Волге,
к самому родному, что у него было на свете.
Он с недоумением поглядел на нее, но не возражал больше. Из города
вернулся он недовольный — это она сейчас же почуяла. Наверное и там
к нему с чем-нибудь приставали. Точно он в самом
деле какой миллионщик; а у него
своих денег совсем немного — он ей все рассказал на
днях и даже настаивал на том, чтобы она знала,"каков он есть богатей".
На другой
день утром прибежали бледные сторожа и сообщили ему, что они видели, как человек, живущий во флигеле, пролез через окно в сад, пошел
к воротам, затем куда-то скрылся. Вместе со слугами банкир тотчас же отправился во флигель и удостоверил бегство
своего узника. Чтобы не возбуждать лишних толков, он взял со стола лист с отречением и,
вернувшись к себе, запер его в несгораемый шкап.
Вечером первого
дня Пасхи действительный статский советник Навагин,
вернувшись с визитов, взял в передней лист, на котором расписывались визитеры, и вместе с ним пошел
к себе в кабинет. Разоблачившись и выпив зельтерской, он уселся поудобней на кушетке и стал читать подписи на листе. Когда его взгляд достиг до середины длинного ряда подписей, он вздрогнул, удивленно фыркнул и, изобразив на лице
своем крайнее изумление, щелкнул пальцами.
Ксения Яковлевна Строганова стала в этот
день княгиней Сибирской. Уж более недели, как всю усадьбу с быстротою молнии облетела весть, что осыпанный царскими милостями завоеватель Сибири Ермак
вернулся к Строгановым, чтобы вести
свою обрученную невесту
к алтарю. В этот вожделенный
день возвращения жениха Ксения Яковлевна проснулась особенно печальной. Находившаяся при ней Домаша заметила это и спросила...
Она не утаила того, что отвезла княжну
к Баратовой и, узнав, что княжна Александра дома, а следовательно, княжна Варвара не рискует остаться с женихом наедине, отправилась по
своим делам. Когда же она
вернулась, то все было окончено.
Карнеев
вернулся домой совершенно успокоенным и ревностно принялся за
свои запущенные болезнью княжны Лиды занятия, прерывая их лишь для посещения панихид в доме Шестовых. Он проявил за эти
дни какую-то лихорадочную деятельность. Казалось, он спешил окончить
свои дела,
к чему-то приготовляясь. Константин Николаевич был очень доволен такой переменой в искренно любимом им человеке.
— Повторяю вам, что он с восторгом откроет вам
свои объятия и благословит вас… и
день, когда вы
вернетесь… Он выгнал вас под влиянием вспышки
своего необузданного характера… и столько лет страдает из-за этого… Простите ему. Он ведь молился на вас, он думал, что любовь
к вам умерла, а она никогда не покидала его сердце. Разве может в сердце отца погаснуть любовь
к его детищу? Никогда!
Подойдя
к бричке, он уложил
свою добычу на ее
дно и снова
вернулся к трупу.
Агаша отправилась
к княжне.
Дело было поздно вечером, и княжна Людмила Васильевна только что встала с постели и, сделав
свой туалет, сидела за пяльцами. Не прошло и несколько минут, как Агаша
вернулась и сказала страннику...
В доме, когда Александр Васильевич
вернулся из Нейшлота, уже шли приготовления. За
день до свадьбы штаб-лекарша пришла
к своему жильцу. Суворов был очень весел, бегал по комнате и, увидев
свою «маменьку», сам подал ей стул.
Прошло около месяца. Гиршфельд только что
вернулся из Москвы, куда ездил для окончания последних
дел и решил наконец приступить
к «шестовскому»
делу. Время казалось ему самым удобным. Князь Владимир в блаженстве, около
своей ненаглядной Агнессочки, и, считая Николая Леопольдовича главным устроителем этого блаженства, слепо верил в его дружбу. Ни малейшее сомнение в уме, практичности и честности его поверенного не могло закрасться в его душу. Гиршфельд вызвал его
к себе «по
делу».
Вернувшись в Париж, верная
своему слову, она, покончив в нем
свои дела, уехала
к своей кузине и там, в глуши французской провинции, стала жить ожиданием весточек от ее «несчастного друга», как называла Мадлен де Межен Савина.
На другой
день, 13 декабря, проведя все утро в
делах службы, он
вернулся домой и начал записывать разговор, который имел накануне с Николаем Павловичем. Присоединив
к этому, так сказать, протоколу, копию
своего письма
к великому князю, он вложил оба эти документа в пакет, запечатал его и отправился
к графу Коновницыну.