Вернувшись в палату, где стояло восемь детских кроваток, Маслова стала по приказанию сестры перестилать постель и, слишком далеко перегнувшись с простыней, поскользнулась и чуть не упала. Выздоравливающий, обвязанный по шее, смотревший на нее мальчик засмеялся, и Маслова не могла уже больше удерживаться и, присев на кровать, закатилась громким и таким заразительным смехом, что несколько детей тоже расхохотались, а сестра сердито крикнула на нее...
Неточные совпадения
— А я вам доложу, князь, — сказал приказчик, когда они
вернулись домой, — что вы с ними не столкуетесь; народ упрямый. А как только он на сходке — он уперся, и не сдвинешь его. Потому, всего боится. Ведь эти самые мужики, хотя бы тот седой или черноватый, что не соглашался, — мужики умные. Когда придет
в контору, посадишь его чай пить, — улыбаясь, говорил приказчик, — разговоришься — ума
палата, министр, — всё обсудит как должно. А на сходке совсем другой человек, заладит одно…
Федор Михайлович Смоковников, председатель казенной
палаты, человек неподкупной честности, и гордящийся этим, и мрачно либеральный и не только свободномыслящий, но ненавидящий всякое проявление религиозности, которую он считал остатком суеверий,
вернулся из
палаты в самом дурном расположении духа. Губернатор написал ему преглупую бумагу, по которой можно было предположить замечание, что Федор Михайлович поступил нечестно. Федор Михайлович очень озлобился и тут же написал бойкий и колкий ответ.
«Ну, заварили вы кашу! Сейчас один из моих агентов
вернулся. Рабочие никак не успокоятся, а фабрикантам
в копеечку влетит. Приехал сам прокурор судебной
палаты на место. Лично ведет строжайшее следствие. За укрывательство кое-кто из властей арестован; потребовал перестройки казарм и улучшения быта рабочих, сам говорил с рабочими, это только и успокоило их. Дело будет разбираться во Владимирском суде».
— Ну заварили вы кашу. Сейчас один из моих агентов
вернулся… Рабочие никак не успокоятся, а фабрикантам
в копеечку влетит… приехал сам прокурор судебной
палаты на место… Сам ведет строжайшее следствие… За укрывательство кое-кто из властей арестован, потребовал перестройки казармы и улучшения быта рабочих, сам говорил с рабочими, и это только успокоило их. Дело будет разбираться во Владимирском суде.
В памяти моей сохранился и другой факт, который я приведу здесь еще раз, не смущаясь тем, что я уже рассказывал о нем раньше. Милль обещал мне подождать меня
в Нижней
палате и ввести на одно, очень ценное для меня, заседание. Я отдал при входе
в зал привратнику свою карточку и попросил передать ее Миллю. Привратник
вернулся, говоря, что нигде — ни
в зале заседаний, ни
в библиотеке, ни
в ресторане — не нашел"мистера Милля". Я так и ушел домой, опечаленный своей неудачей.
Широким, скребущим, плачущим стоном наполнилась
палата, и отовсюду к нам повернулись бледные, желтые, изможденные лица, иные без глаз, иные
в таком чудовищном уродстве, как будто из ада
вернулись они.
Вернувшись в больницу, он тотчас же принялся за обход
палат.
Первое время он думал было последовать совету Ермака Тимофеевича и
вернуться, отъехав на несколько сотен верст, с заявлением, что его ограбили лихие люди, но молодое любопытство взяло верх над горечью разлуки с Домашей, и он
в конце концов решил пробраться
в Москву, поглядеть на этот город хором боярских и царских
палат, благо он мог сказать Семену Иоаникиевичу, что лихие люди напали на него под самой Москвой.
В его голове созрел для этого особый план.
Вернувшись к себе
в палату, Пашка сел на кровать и стал дожидаться доктора, чтобы идти с ним ловить чижей или ехать на ярмарку. Но доктор не шел.
В дверях соседней
палаты мелькнул ненадолго фельдшер. Он нагнулся к тому больному, у которого на голове лежал мешок со льдом, и крикнул...