Неточные совпадения
Великим всемирным поэтом именуют его, парящим высоко над всеми другими гениями мира, как парит
орел над другими высоко летающими.
— А пребываем здесь потому, ваше благородие, как, будучи объявлены беженцами, не имеем возможности двигаться. Конечно, уехать можно бы, но для того надобно получить заработанные нами деньги. Сюда нас доставили бесплатно, а дальше, от Риги, начинается тайная торговля. За посадку в вагоны на
Орел с нас требуют полсотни. Деньги — не малые, однако и пятак
велик, ежели нет его.
Пришла в голову Райскому другая царица скорби,
великая русская Марфа, скованная, истерзанная московскими
орлами, но сохранившая в тюрьме свое величие и могущество скорби по погибшей славе Новгорода, покорная телом, но не духом, и умирающая все посадницей, все противницей Москвы и как будто распорядительницей судеб вольного города.
Я действительно не знаю, возможно ли было скромнее и проще отвечать; но у нас так
велика привычка к рабскому молчанию, что и это письмо консул в Ницце счел чудовищно дерзким, да, вероятно, и сам
Орлов, также.
Россия, под самодержавным правлением потомков
великого Петра, возрастала в силе и могуществе; южный ветер лелеял русских
орлов на берегах Дуная; наши волжские песни раздавались в древней Скандинавии; среди цветущих полей Италии и на вершинах Сент-Готарда сверкали русские штыки: мы пожинали лавры в странах иноплеменных; но более столетия ни один вооруженный враг не смел переступить за границу нашего отечества.
Раз в год в доме у нас происходил
великий переполох, когда заранее объявлялся день приезда дедушки Василия Петровича, из его села Клейменова, где он проводил лето. Зимою дедушка проживал в собственном доме в
Орле, где пользовался общим уважением и вниманием властей.
Уже
орлы наши парили под небесами Востока; уже крылатая молва несла в страны
Великого Могола имя Российской Монархини; уже воинство наше, то подымаясь к облакам на хребте гор туманных, то опускаясь в глубокие долины, дошло до славных врат Каспийских; уже стена Кавказская, памятник величия древних Монархов Персии, расступилась перед оным; уже смелый вождь его приял сребряные ключи Дербента из рук старца, который в юности своей вручал их Петру
Великому, и сей град, основанный, по восточному преданию, Александром Македонским, осенился знаменами Екатерины… когда всемогущая Судьба пресекла дни Монархини и течение побед Ее.
Одна искра, и животворный огонь Прометеев пылает; одна
великая мысль, и
великий ум, воскриляясь, парит
орлом под облаками!
Не только в тени древних отдаленных времен, не только среди песчаных морей Африки, на полях Маратонских, под
орлами державного Рима, видим таких избранных и
великих смертных!
— Во-вторых, — работа сама! Это, брат,
великое дело, вроде войны, например. Холера и люди — кто кого? Тут ум требуется и чтобы всё было в аккурате. Что такое холера? Это надо понять, и валяй её тем, что она не терпит! Мне доктор Ващенко говорит: «Ты, говорит,
Орлов, человек в этом деле нужный! Не робей, говорит, и гони её из ног в брюхо больного, а там, говорит, я её кисленьким и прищемлю. Тут ей и конец, а человек-то ожил и весь век нас с тобой благодарить должен, потому кто его у смерти отнял?
— Экой ты прыткой, Маркел Аверьяныч! — сказал молодому пильщику, парню лет двадцати пяти, пожилой бывалый работник Абросим Степанов. Не раз он за Волгой в лесах работал и про Чапурина много слыхал. — Поглядеть на тебя, Маркелушка, — продолжал Абросим, —
орел, как есть
орел, а ума, что у тетерева. Борода стала вели́ка, а смыслу в тебе не хватит на лыко.
Принцесса написала свой «манифестик» 18 августа (7 по старому стилю). С письмом к Орлову он был отправлен из Рагузы сначала в Венецию, оттуда при удобном случае в Ливорно, из Ливорно в Пизу. Таким образом ранее двадцатых чисел сентября, по старому стилю,
Орлов не мог получить письма «
великой княжны Елизаветы». Что же он сделал? Тотчас же (сентября 27) отправил и письмо и «манифестик» к императрице.
К этому граф
Орлов прибавил: «А случилось мне расспрашивать одного майора, который послан был от меня в Черную Гору и проезжал Рагузы и дни два в оных останавливался, и он там видел князя Радзивила и сказывал, что она еще в Рагузах, где как Радзивилу, так и оной женщине
великую честь отдавали и звали его, чтоб он шел на поклон, но оный, услышав такое всклепанное имя, поопасся идти к злодейке, сказав притом, что эта женщина плутовка и обманщица, а сам старался из оных мест уехать, чтобы не подвергнуть себя опасности».
Граф
Орлов был хорошо известен ливорнцам за
великого мастера устраивать великолепные и чудовищно дорогие спектакли.
Рагузская республика не питала симпатии к Екатерине II: граф Орлов-Чесменский, начальствовавший русским флотом в Средиземном море, немало наделал досады ее сенату. Потому «
великая княжна Елизавета» принята была местным населением с радостью, хотя сенат и воздержался официально признать ее в присваиваемом ею звании. Так же, как и в Венеции, принцессе уступлен был для помещения дом французского консула при Рагузской республике, де-Риво.
— Петр
Великий в Российской Империи заслужил;
орлом летал и соблюдал все детям своим, а его дочь оставлена.
— Петр
Великий в Российской империи заслужил;
орел летал да соблюдал все детям своим, а дочь его оставлена.
— Ох, ох! — продолжал
великий князь. — Легко припасти все эти царские снадобья, обкласть себя суконными львами и алтабасными
орлами, заставить попугаев величать себя чем душе угодно; да настоящим-то царем, словом и делом, быть нелегко! Сам ведаешь, чего мне стоит возиться с роденькой. Засели за большой стол на больших местах да крохоборничают! И лжицы не даю, и ковшами обносят, а все себе сидят, будто приросли к одним местам.
Она тотчас же поехала в Петербург. На рассвете здесь встретил ее Григорий
Орлов с гвардейцами, которые целовали у нее руки и платье. Екатерина прямо отправилась в Казанский собор, где принял ее Сеченов, во главе духовенства, а оттуда — во дворец, где Панин собрал синод и сенат. Все присягнули «самодержавной императрице и наследнику». Так бескровно произошел
великий переворот. Только разгулявшиеся гвардейцы побили своего начальника, принца Георга, и разграбили его дом.
На полавочнике были вышиты львы, терзающие змея, а на алтабасной (парчевой) колодке двуглавый
орел. Эта новинка не избегла замечания
великого князя: черные очи его зажглись удовольствием. Долго любовался он державными зверями и птицею и, прежде нежели сел на скамейку и с бережью положил ногу на колодку, ласково сказал...
Светлейший князь Потемкин-Таврический, президент государственной военной коллегии, генерал-фельдмаршал,
великий гетман казацких екатеринославских и черноморских войск, главнокомандующий екатеринославскою армиею, легкою конницей, регулярною и нерегулярною, флотом черноморским и другими сухопутными и морскими военными силами, сенатор екатеринославский, таврический и харьковский генерал-губерантор, ее императорского величества генерал-адъютант, действительный камергер, войск генерал-инспектор, лейб-гвардии Преображенского полка полковник, корпуса кавалергардов и полков екатеринославского кирасирского, екатеринославского гренадерского и смоленского драгунского шеф, мастерской оружейной палаты главный начальник и орденов российских: святого апостола Андрея Первозванного, святого Александра Невского, святого великомученника и победоносца Георгия и святого равноапостольного князя Владимира, больших крестов и святой Анны; иностранных: прусского — Черного
Орла, датского — Слона, шведского — Серафима, польского — Белого
Орла и Святого Станислава кавалер — отошел в вечность.
В
Орле, назад тому сорок лет, все от мала до
велика были поражены, что столь всем очевидное преступление Красовского не раскрылось. Но это так и кончено.