И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник гошпиталей, — куда
везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо, государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть и не один, а несколько) предлагает новый проект, диаметрально-противуположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противуположное тому, что́ говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал, все описывают различно положение неприятельской армии.
Неточные совпадения
На мосту встречались братьям повозки с
ранеными, с турами, одна с мебелью, которую
везла какая-то женщина. На той же стороне никто не задержал их.
В деле никто не любит смотреть на
раненого, и я, инстинктивно торопясь удалиться от этого зрелища, приказал скорей
везти его на перевязочный пункт и отошел к орудиям; но через несколько минут мне сказали, что Веленчук зовет меня, и я подошел к повозке.
Раненых предстояло
везти за пять верст, на Фушунскую ветку. А многие были ранены в живот, в голову, у многих были раздроблены конечности… Из-за этих
раненых у нас вышло столкновение с главным врачом, и все-таки не удалось оставить их хоть до утра.
Утром пришло распоряжение, — всех
раненых немедленно эвакуировать на санитарные поезда. Для чего это? Мы недоумевали. Немало было раненных в живот, в голову, для них самое важное, самое необходимое — покой. Пришлось их поднимать, нагружать на тряские двуколки,
везти полторы версты до станции, там опять разгружать, переносить на санитарный поезд…
— Мы ведь Треповых хорошо знаем, — смеялись земцы. — Они люди военные, для них самое главное — телеграфировать в Петербург: «все
раненые вывезены». А что половина их от этого перемрет, — «на то и война». Чем мы рискуем?
Везти тяжелых
раненых, перетряхивать их, перегружать — верная для них смерть. Когда придется отступать, тогда и обсудим, что делать… А Трепова нам чего бояться? Ну, обругает, — что ж такое!
Раненых везли в холодных товарных вагонах.
Оказывается, и вчерашнего приказания эвакуировать
раненых они тоже не исполнили, а всю ночь оперировали. У одного солдата, раненного в голову, осколок височной кости повернулся ребром и врезался в мозг; больной рвался, бился, сломал под собою носилки. Ему сделали трепанацию, вынули осколок, — больной сразу успокоился; может быть, был спасен. Если бы он попал к нам, его с врезавшимся в мозг осколком
повезли бы в тряской повозке на Фушунскую ветку, кость врезывалась бы в мозг все глубже…
Какое мученье для
раненых, если их
повезут на этих высоких огромно-колёсных катафалках.
До Бухареста их
везли на волах и лошадях, а в Бухаресте поместили в прекрасном вагоне поезда Красного Креста, в котором
раненые и помчались на родину.
С князем Андреем
везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком,
раненого в ногу, в том же Бородинском сражении.
В эту ночь еще нового
раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузьминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым.
Раненый этот, по соображениям Мавры Кузьминишны, был очень значительный человек. Его
везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным вéрхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.