Неточные совпадения
Анна говорила, что приходило ей на язык, и сама удивлялась, слушая себя, своей способности лжи. Как просты, естественны
были ее слова и как похоже
было, что ей просто хочется спать! Она чувствовала себя
одетою в непроницаемую броню лжи. Она чувствовала, что какая-то невидимая сила помогала ей и поддерживала ее.
Чувствуя, что примирение
было полное, Анна с утра оживленно принялась за приготовление к отъезду. Хотя и не
было решено, едут ли они в понедельник или во вторник, так как оба вчера уступали один другому, Анна деятельно приготавливалась к отъезду, чувствуя себя теперь совершенно равнодушной к тому, что они уедут днем раньше или позже. Она стояла в своей комнате над открытым сундуком, отбирая вещи, когда он, уже
одетый, раньше обыкновенного вошел к ней.
— Петр Дмитрич! — жалостным голосом начал
было опять Левин, но в это время вышел доктор,
одетый и причесанный. «Нет совести у этих людей, — подумал Левин. — Чесаться, пока мы погибаем!»
Это
были: очень высокий, сутуловатый мужчина с огромными руками, в коротком, не по росту, и старом пальто, с черными, наивными и вместе страшными глазами, и рябоватая миловидная женщина, очень дурно и безвкусно
одетая.
Интересовавший всегда Левина разговор этот
был прерван вошедшею,
одетою уже для выезда, красавицей Натальей Александровной.
Отослав телеграмму, она пошла одеваться. Уже
одетая и в шляпе, она опять взглянула в таза потолстевшей, спокойной Аннушки. Явное сострадание
было видно в этих маленьких добрых серых глазах.
За нею шел человек с большими усами, в венгерке, довольно хорошо
одетый для лакея; в его звании нельзя
было ошибиться, видя ухарскую замашку, с которой он вытряхивал золу из трубки и покрикивал на ямщика.
Казак мой
был очень удивлен, когда, проснувшись, увидел меня совсем
одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени из окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине коего белеется маячная башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.
Теперь это
была скромно и даже бедно
одетая девушка, очень еще молоденькая, почти похожая на девочку, с скромною и приличною манерой, с ясным, но как будто несколько запуганным лицом.
Это
был очень молодой человек, лет двадцати двух, с смуглою и подвижною физиономией, казавшеюся старее своих лет,
одетый по моде и фатом, с пробором на затылке, расчесанный и распомаженный, со множеством перстней и колец на белых, отчищенных щетками пальцах и золотыми цепями на жилете.
Раскольников протеснился, по возможности, и увидал, наконец, предмет всей этой суеты и любопытства. На земле лежал только что раздавленный лошадьми человек, без чувств, по-видимому, очень худо
одетый, но в «благородном» платье, весь в крови. С лица, с головы текла кровь; лицо
было все избито, ободрано, исковеркано. Видно
было, что раздавили не на шутку.
Тут
есть большой дом, весь под распивочными и прочими съестно-выпивательными заведениями; из них поминутно выбегали женщины,
одетые, как ходят «по соседству» — простоволосые и в одних платьях.
Господин этот
был лет тридцати, плотный, жирный, кровь с молоком, с розовыми губами и с усиками и очень щеголевато
одетый.
Дворник стоял у дверей своей каморки и указывал прямо на него какому-то невысокому человеку, с виду похожему на мещанина,
одетому в чем-то вроде халата, в жилетке и очень походившему издали на бабу. Голова его, в засаленной фуражке, свешивалась вниз, да и весь он
был точно сгорбленный. Дряблое, морщинистое лицо его показывало за пятьдесят; маленькие заплывшие глазки глядели угрюмо, строго и с неудовольствием.
Он аккомпанировал стоявшей впереди его на тротуаре девушке, лет пятнадцати,
одетой как барышня, в кринолине, [Кринолин — широкая юбка со вшитыми в нее обручами из китового уса.] в мантильке, в перчатках и в соломенной шляпке с огненного цвета пером; все это
было старое и истасканное.
— Да, надо почиститься, — отвечал Аркадий и направился
было к дверям, но в это мгновение вошел в гостиную человек среднего роста,
одетый в темный английский сьют, [Костюм английского покроя (англ.).] модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов.
— А весь этот шум подняли марксисты. Они нагнали страха, они! Эдакий… очень холодный ветер подул, и все почувствовали себя легко
одетыми. Вот и я — тоже. Хотя жирок у меня —
есть, но холод — тревожит все-таки. Жду, — сказал он, исчезая.
Иноков только что явился откуда-то из Оренбурга, из Тургайской области,
был в Красноводске,
был в Персии. Чудаковато
одетый в парусину, серый, весь как бы пропыленный до костей, в сандалиях на босу ногу, в широкополой, соломенной шляпе, длинноволосый, он стал похож на оживший портрет Робинзона Крузо с обложки дешевого издания этого евангелия непобедимых. Шагая по столовой журавлиным шагом, он сдирал ногтем беленькие чешуйки кожи с обожженного носа и решительно говорил...
Это
был человек среднего роста,
одетый в широкие, длинные одежды той неуловимой окраски, какую принимают листья деревьев поздней осенью, когда они уже испытали ожог мороза.
Сосед
был плотный человек лет тридцати, всегда
одетый в черное, черноглазый, синещекий, густые черные усы коротко подстрижены и подчеркнуты толстыми губами очень яркого цвета.
Из новых людей около Прейса интересен
был Змиев, высокий, худощавый человек,
одетый в сюртучок необыкновенного фасона, с пухлым лицом сельской попадьи и теплым голосом няньки, рассказывающей сказку.
Самгин шел бездумно, бережно охраняя чувство удовлетворения, наполнявшее его, как вино стакан.
Было уже синевато-сумрачно, вспыхивали огни, толпы людей, густея, становились шумливей. Около Театральной площади из переулка вышла группа людей, человек двести, впереди ее — бородачи,
одетые в однообразные поддевки; выступив на мостовую, они угрюмо, но стройно запели...
Самгин швырнул газету на пол, закрыл глаза, и тотчас перед ним возникла картина ночного кошмара, закружился хоровод его двойников, но теперь это
были уже не тени, а люди,
одетые так же, как он, — кружились они медленно и не задевая его;
было очень неприятно видеть, что они — без лиц, на месте лица у каждого
было что-то, похожее на ладонь, — они казались троерукими. Этот полусон испугал его, — открыв глаза, он встал, оглянулся...
На станции ее знали, дородная баба, называя ее по имени и отчеству, сочувственно охая, увела ее куда-то, и через десяток минут Никонова воротилась в пестрой юбке, в красной кофте,
одетой, должно
быть, на голое тело; голова ее
была повязана желтым платком с цветами.
В помещение под вывеской «Магазин мод» входят, осторожно и молча, разнообразно
одетые, но одинаково смирные люди, снимают верхнюю одежду, складывая ее на прилавки, засовывая на пустые полки; затем они, «гуськом» идя друг за другом, спускаются по четырем ступенькам в большую, узкую и длинную комнату, с двумя окнами в ее задней стене, с голыми стенами, с печью и плитой в углу, у входа: очевидно — это
была мастерская.
Подсели на лестницу и остальные двое, один — седобородый, толстый,
одетый солидно, с широким, желтым и незначительным лицом, с длинным, белым носом; другой — маленький, костлявый, в полушубке, с босыми чугунными ногами, в картузе, надвинутом на глаза так низко, что виден
был только красный, тупой нос, редкие усы, толстая дряблая губа и ржавая бороденка. Все четверо они осматривали Самгина так пристально, что ему стало неловко, захотелось уйти. Но усатый, сдув пепел с папиросы, строго спросил...
Петербург встретил его не очень ласково, в мутноватом небе нерешительно сияло белесое солнце, капризно и сердито порывами дул свежий ветер с моря, накануне или ночью выпал обильный дождь, по сырым улицам спешно шагали жители,
одетые тепло, как осенью, от мостовой исходил запах гниющего дерева, дома
были величественно скучны.
Ему хотелось
петь громко, торжественно, как
поют в церкви. И чтоб из своей комнаты вышла Варвара,
одетая в светлое, точно к венцу.
— Да, — согласился Самгин и вспомнил: вот так же
было в Москве осенью пятого года, исчезли чиновники, извозчики, гимназисты, полицейские, исчезли солидные, прилично
одетые люди, улицы засорились серым народом, но там трудно
было понять, куда он шагает по кривым улицам, а здесь вполне очевидно, что большинство идет в одном направлении, идет поспешно и уверенно.
Путь Самгину преграждала группа гостей, среди ее — два знакомых адвоката,
одетые как на суде, во фраках, перед ними — тощий мужик, в синей, пестрядинной рубахе, подпоясанный мочальной веревкой, в синих портках, на ногах — новенькие лапти, а на голове рыжеватый паричок; маленькое, мелкое лицо его оклеено комически растрепанной бородкой, и
был он похож не на мужика, а на куплетиста из дешевого трактира.
Иван Дронов — всегда немножко выпивший и всегда готовый
выпить еще,
одетый богато, но неряшливо, растрепанный, пестрый галстук сдвинут влево, рыжие волосы торчат, скуластое лицо содрогается.
Лютов
был явно настроен на скандал, это очень встревожило Клима, он попробовал вырвать руку, но безуспешно. Тогда он увлек Лютова в один из переулков Тверской, там встретили извозчика-лихача. Но, усевшись в экипаж, Лютов, глядя на густые толпы оживленного, празднично
одетого народа, заговорил еще громче в синюю спину возницы...
Самгин слушал и, следя за лицом рассказчика, не верил ему. Рассказ напоминал что-то читанное, одну из историй, которые сочинялись мелкими писателями семидесятых годов. Почему-то
было приятно узнать, что этот модно
одетый человек — сын содержателя дома терпимости и что его секли.
Разного роста, различно
одетые, они все
были странно похожи друг на друга, как солдаты одной и той же роты.
Одетая, как всегда, пестро и крикливо, она говорила так громко, как будто все люди вокруг
были ее добрыми знакомыми и можно не стесняться их. Самгин охотно проводил ее домой, дорогою она рассказала много интересного о Диомидове, который, плутая всюду по Москве, изредка посещает и ее, о Маракуеве, просидевшем в тюрьме тринадцать дней, после чего жандармы извинились пред ним, о своем разочаровании театральной школой. Огромнейшая Анфимьевна встретила Клима тоже радостно.
Было очень трудно понять, что такое народ. Однажды летом Клим, Дмитрий и дед ездили в село на ярмарку. Клима очень удивила огромная толпа празднично
одетых баб и мужиков, удивило обилие полупьяных, очень веселых и добродушных людей. Стихами, которые отец заставил его выучить и заставлял читать при гостях, Клим спросил дедушку...
Но — передумал и, через несколько дней,
одетый алхимиком, стоял в знакомой прихожей Лютова у столика, за которым сидела, отбирая билеты, монахиня, лицо ее
было прикрыто полумаской, но по неохотной улыбке тонких губ Самгин тотчас же узнал, кто это. У дверей в зал раскачивался Лютов в парчовом кафтане, в мурмолке и сафьяновых сапогах; держа в руке, точно зонтик, кривую саблю, он покрякивал, покашливал и, отвешивая гостям поклоны приказчика, говорил однообразно и озабоченно...
Айно шла за гробом
одетая в черное, прямая, высоко подняв голову, лицо у нее
было неподвижное, протестующее, но она не заплакала даже и тогда, когда гроб опустили в яму, она только приподняла плечи и согнулась немного.
На Марсовом поле Самгин отстал от спутников и через несколько минут вышел на Невский. Здесь
было и теплее и все знакомо, понятно. Над сплошными вереницами людей плыл, хотя и возбужденный, но мягкий, точно как будто праздничный говор. Люди шли в сторону Дворцовой площади,
было много солидных, прилично, даже богато
одетых мужчин, дам. Это несколько удивило Самгина; он подумал...
На двадцать третий день он
был вызван в жандармское управление и там встречен полковником, парадно
одетым в мундир, украшенный орденами.
Клим первым вышел в столовую к чаю, в доме
было тихо, все, очевидно, спали, только наверху, у Варавки, где жил доктор Любомудров, кто-то возился. Через две-три минуты в столовую заглянула Варвара, уже
одетая, причесанная.
Больше половины слушателей — женщины, должно
быть, огородницы, прачки, а
одетые почище — мелкие торговки, прислуга без работы.
Дальше пол
был, видимо, приподнят, и за двумя столами, составленными вместе, сидели лицом к Самгину люди солидные, прилично
одетые, а пред столами бегал небольшой попик, черноволосый, с черненьким лицом, бегал, размахивая, по очереди, то правой, то левой рукой, теребя ворот коричневой рясы, откидывая волосы ладонями, наклоняясь к людям, точно желая прыгнуть на них; они кричали ему...
В трех комнатах
было тесно и шумно, как в фойе театра во время антракта, но изредка, после длительных увещеваний хозяйки,
одетой пестро и ярко, точно фазан, после криков: «Внимание! Силенциа!
На площади лениво толпились празднично
одетые обыватели; женщины под зонтиками
были похожи на грибы-мухоморы. Отовсюду вырывались, точно их выбрасывало, запасные, встряхивая котомками, они ошеломленно бежали все в одном направлении, туда, где
пела и ухала медь военных труб.
Обиделись еще двое и, не слушая объяснений, ловко и быстро маневрируя, вогнали Клима на двор, где сидели три полицейских солдата, а на земле, у крыльца, громко храпел неказисто
одетый и, должно
быть, пьяный человек. Через несколько минут втолкнули еще одного, молодого, в светлом костюме, с рябым лицом; втолкнувший сказал солдатам...
Кутузов, со стаканом вина в руке, смеялся, закинув голову, выгнув кадык, и под его фальшивой бородой Клим видел настоящую. Кутузов сказал, должно
быть, что-то очень раздражившее людей, на него кричали несколько человек сразу и громче всех — человек,
одетый крестьянином.
Легкий, шумный, он
был сильно надушен одеколоном и,
одетый в широкий клетчатый костюм, несколько напоминал клоуна.
Были актрисы, адвокаты, молодые литераторы, два офицера саперного батальона,
был старичок с орденом на шее и с молодой женой, мягкой, румяной, точно оладья, преобладала молодежь, студенты, какие-то юноши мелкого роста,
одетые франтовато.
Там
было тесно, крикливо,
было много красивых, богато
одетых женщин, играл небольшой струнный оркестр, между столов плутали две пары, и не сразу можно
было понять, что они танцуют.