Неточные совпадения
Вгляделся барин в пахаря:
Грудь впалая; как вдавленный
Живот; у глаз, у рта
Излучины, как трещины
На высохшей земле;
И сам на землю-матушку
Похож он: шея
бурая,
Как пласт, сохой отрезанный,
Кирпичное лицо,
Рука — кора древесная,
А
волосы — песок.
Он остановил коня, поднял голову и увидал своего корреспондента, дьякона. С
бурым треухом на
бурых, в косичку заплетенных
волосах, облеченный в желтоватый нанковый кафтан, подпоясанный гораздо ниже тальи голубеньким обрывочком, служитель алтаря вышел свое «одоньишко» проведать — и, улицезрев Пантелея Еремеича, почел долгом выразить ему свое почтение да кстати хоть что-нибудь у него выпросить. Без такого рода задней мысли, как известно, духовные лица со светскими не заговаривают.
Животное это по размерам своим значительно уступает обыкновенному
бурому медведю. Максимальная его длина 1,8 м, а высота в плечах 0,7 м при наибольшем весе 160 кг. Окраска его шерсти — черная, блестящая, на груди находится белое пятно, которое захватывает нижнюю часть шеи. Иногда встречаются (правда, очень редко) такие медведи, у которых брюхо и даже лапы белые. Голова зверя конусообразная, с маленькими глазками и большими ушами. Вокруг нее растут длинные
волосы, имеющие вид пышного воротника.
Офицер был с виду очень невзрачный, желтенький и плюгавенький, с
бурым войлоком вместо
волос на голове.
Гораздо больше нравился мне октавист Митропольский; являясь в трактир, он проходил в угол походкой человека, несущего большую тяжесть, отодвигал стул пинком ноги и садился, раскладывая локти по столу, положив на ладони большую, мохнатую голову. Молча выпив две-три рюмки, он гулко крякал; все, вздрогнув, повертывались к нему, а он, упираясь подбородком в ладони, вызывающе смотрел на людей; грива нечесаных
волос дико осыпала его опухшее,
бурое лицо.
Между садов вьется узкая тропа, и по ней, тихо спускаясь с камня на камень, идет к морю высокая женщина в черном платье, оно выгорело на солнце до
бурых пятен, и даже издали видны его заплаты. Голова ее не покрыта — блестит серебро седых
волос, мелкими кольцами они осыпают ее высокий лоб, виски и темную кожу щек; эти
волосы, должно быть, невозможно причесать гладко.
На
буром крупе, около хвоста, была заросшая белыми
волосами в ладонь рана, в роде укуса, другая рана-рубец видна была в передней лопатке.
В толпе нищих был один — он не вмешивался в разговор их и неподвижно смотрел на расписанные святые врата; он был горбат и кривоног; но члены его казались крепкими и привыкшими к трудам этого позорного состояния; лицо его было длинно, смугло; прямой нос, курчавые
волосы; широкий лоб его был желт как лоб ученого, мрачен как облако, покрывающее солнце в день
бури; синяя жила пересекала его неправильные морщины; губы, тонкие, бледные, были растягиваемы и сжимаемы каким-то судорожным движением, и в глазах блистала целая будущность; его товарищи не знали, кто он таков; но сила души обнаруживается везде: они боялись его голоса и взгляда; они уважали в нем какой-то величайший порок, а не безграничное несчастие, демона — но не человека: — он был безобразен, отвратителен, но не это пугало их; в его глазах было столько огня и ума, столько неземного, что они, не смея верить их выражению, уважали в незнакомце чудесного обманщика.
— Жаль! — возразил старик, — не доживет этот человек до седых
волос. — Он жалел от души, как мог, как обыкновенно жалеют старики о юношах, умирающих преждевременно, во цвете жизни, которых смерть забирает вместо их, как
буря чаще ломает тонкие высокие дерева и щадит пни столетние.
Грузный, в белом весь, с растрёпанными
волосами на голове, с тёмно-бурым опухшим лицом, он был почти страшен.
Волосы «ветерана», его брови опушились снежинками; он то пыхтел и покрикивал, то, мужественно забирая в себя дух, округлял свои крепкие
бурые щеки…
Буланину бросились в глаза пряди его маслянистых,
бурых, разноцветных
волос, спускавшихся с затылка на воротник.
Сюда переезжают на житье отставные чиновники, вдовы, небогатые люди, имеющие знакомство с сенатом и потому осудившие себя здесь почти на всю жизнь; выслужившиеся кухарки, толкающиеся целый день на рынках, болтающие вздор с мужиком в мелочной лавочке и забирающие каждый день на пять копеек кофию да на четыре сахару, и, наконец, весь тот разряд людей, который можно назвать одним словом: пепельный, — людей, которые с своим платьем, лицом,
волосами, глазами имеют какую-то мутную, пепельную наружность, как день, когда нет на небе ни
бури, ни солнца, а бывает просто ни се ни то: сеется туман и отнимает всякую резкость у предметов.
В бледном свете молнии кажется, что ее черные шелка светятся. В темных
волосах зажглась корона. Она внезапно обнимает его… Из дальних кварталов, с дальних площадей и улиц несется возрастающий вой прибывающей толпы. Кажется, сама грозовая ночь захлебнулась этим воем, этим свистом
бури, всхлипываньем волн, бьющих в берег, в дрожащем, матовом, пресыщенном грозою блеске.
Тело у них не белое, а
бурое,
волосы черны и жестки.
И он совсем повернулся к выходу, но в это самое мгновение драпировка, за которою предполагалась кровать, заколыхалась и из-за опущенной портьеры вышла высокая, полная, замечательно хорошо сложенная женщина, в длинной и пышной ситцевой блузе, с густыми огненными рыжими
волосами на голове и с некрасивым
бурым лицом, усеянным сплошными веснушками.
«Сумасшедший» Март, этот расторопный делатель страха и
бурь, стремительно носился по ее простору, каждую бледную травинку за
волосы пригибал к земле, задыхался, как загнанный, и целыми охапками, поспешно, бросал ветер в стонущие кипарисы.
В старой драме нет никаких
бурь и выдергивания седых
волос, а есть убитый горем, ослабевший и смирившийся старик Лир, изгнанный и другой дочерью, которая даже хочет убить его.
Третье действие начинается громом, молнией,
бурей, какой-то особенной
бурей, которой никогда не бывало, по словам действующих лиц. В степи джентльмен рассказывает Кенту, что Лир, выгнанный дочерьми из жилья, бегает один по степи, рвет на себе
волосы и кидает их на ветер. С ним только шут. Кент же рассказывает джентльмену, что герцоги поссорились между собою и что французское войско высадилось в Дувре, и, рассказав это, посылает джентльмена в Дувр к Корделии.
По тому же тротуару, от ректорского дома к церкви, выкрашенной в красно-бурую краску, шел студент, с поношенным пальто внакидку, рослый, худой брюнет, в бороде; на вид сильно за двадцать. На крупном носе неловко сидели очки.
Волосы он запустил довольно длинные. Цвет околыша фуражки и воротника показывал, что он донашивает свое платье. И сюртук и пальто были под стать цвету голубого сукна.
Страшны были его шафранное лицо, исковерканное душевною
бурей, его глаза, налитые кровью, лес черных
волос, вставших на дыбы.