Светорожденные. Полымя

Рутен Колленс

Эйлис воспламенился, Эйлис перевернулся, легионы мертвых бороздят его континенты. Маленькая Оленфиада, волею судьбы оказавшаяся на границе миров, вынуждена бежать из объятого войной материка на восток. За востоком лежит дорога домой, на Землю, но до тех пор, покуда за девчонкой цербером движется бездна зла, ни о каком возвращении на Землю и речи быть не может. Остается только бежать, бежать без оглядки и надеяться…

Глава третья. Вековой град

Чужой град. Чужие жизни окружали меня в нем, и я дышал его невидимой силой. Где здесь добро? Зло? В чем разница? Все слилось. Тьма окутывала его, протягивала костлявые пальцы к жизням тех, кто не знал злобы, а те, кто стоили смерти, продолжали жить.

Кастиель Трок«Искания молодого альва», ЭП

— Сейчас перевал. Через часов пять-шесть выйдем на марши, а от них до Пелагиата часа три пути, — заявил он. Оказался прав. Уже через пять часов лес начал редеть, тополя и дубы попадались все реже и реже, сменяемые кустарниками смородины, малины и барбариса. Вдалеке замаячили лужайки, полные цветов и клевера. Запах стал неописуемо сладкий, и Ольна еще раз задумалась о том, что при свете илиуса здесь порхает сотня разноцветных бабочек, численность которых превосходит даже число звезд на небе.

«А ведь все могло закончиться иначе» — вздохнула она, вспоминая, как оказалась здесь. После событий на болотах под Септимом прошло ни много ни мало девять дней, хотя Ольна могла и сбиться со счета.

В то утро она проснулась первой.

Где-то вдали цвел ландыш. Нет, не цвел, безумствовал. Терпким ароматом его заполнялись ложбинки и борозды, яруги и овраги, балки и яры, каждая выемка и каждая пустая вымоина. Заросшие алчной крапивой да тучным лопухом низменные безводные русла и теснины, желая перебить извергающиеся потоки сладкой вездесущей благовонии, кутались да ныряли в туман. Здесь же, на поверхности, оставались никем не тронутые и крайне недовольные своей участью сопроводителей ландышевых невидимых войск ели, березы и тополя.

Этот дикий цветок стал первым, разбудившим ее. Не илиус, не голод или жажда, а именно он, цветок. Ландыш поработил ее легкие, да так, что не стало им от него спасения, и когда казалось, что уже все потеряно, на помощь пришел теплый ветерок. Не открывая глаз, Ольна почувствовала, как он сбивает ландыш духом чего-то знакомого, родного. Она ведь и не видела, что совсем рядом, почти у самого ее носа, стелились кустарники полыни, обыкновенной Земной полыни, которую после она узнает по запаху.

«Соберем с полей полынь, и помянем павших…»

«Неужели они все мертвы?» — послышался испуганный голосок. Ольна вздрогнула, он ведь прозвучал совсем близко!

«Жестоко и беспощадно!» — всхлипнул кто-то второй.

«Мы должны действовать!» — закричал кто-то третий.

«Нет, еще рано!».

«Сколько же еще должно умереть, чтобы мы вернулись, скажи же!» — взвыл первый. Знакомая интонация. На этот раз Ольна узнала ее и поняла, что слышит не чужие незнакомые голоса, а один единственный — голос ее советчика, ее собственный внутренний голос.

«Совсем спятила, — пробубнила она, — уже спорю сама с собой и даже не понимаю, о чем спорю-то! Тронутая — одним словом».

Сия мысль впилась черным пятном в чудный сон, что снился ей тунами ранее, и полностью развеял его. Чернота лишь нагнетала обстановку, больше оставаться в ней не было сил, и девочка открыла глаза. Листва радостно зашуршала, приветствуя маленькую гостью. Серые облака на мгновение расступились, давая илиусу возможность ослепить едва проснувшуюся. Ольна сморщилась и села.

Перед глазами предстала картина давно забытой сказки: хрустально чистый лес, в котором правили три цвета — коричневый-гиацинтовый, желтый-янтарный и зеленый-малахитовый. Розовые лепестки сирени, захватившей южную часть сказочной страны, осыпались и, подхваченные летним ветерком, неслись сюда. Листва забавно билась, создавая причудливую мелодию, смешивающуюся с пением птиц, криками птенцов и веселым тресканием бельчат. Деревья стояли далеко друг-от-друга, открывая обширные пространства для цветущих лужаек. Деревья шептались, скрывая тенями лиловый небосвод и плывущие по нему серые облака.

Куда же вы бежите, облака? Остановитесь, посмотрите вниз, тут ведь такая красота!

Ольна лежала на мягкой траве. Кроме бездушной полыни, ее окружало еще и полчище одуванчиков, несметное количество которых уходило далеко за невидимый горизонт. Пестрящие лепестки лютиков ютились рядом, смешанные с зеленой кущей дикой клубники. Где-то в дали шуршала река — малютка услышала знакомый плеск воды, ударяющейся о влажные берега. Жадный до свободы мчался оттуда пух тополей и белой крепью покрывал мохнатые ели. Наверное, там, впереди, были еще и златоцветные деревья, потому как златоцветные искорки пролетали мимо, подхватываемые бурными потоками ветра. Ольна проследила за ними. Искорки то ли сами по себе, то ли под действием ее взгляда, неестественно взмыли вверх, завихрились и растворились в лиловой синеве неба, которое нынче заволакивалось легкими дождевыми тучами. Конечно, дождь не был готов обрушиться сегодня, он лишь набирал свою силу, готовясь к грядущему бою.

Жутко захотелось пить. Горло пересохло. Ольна встала. Анчуты, кровь, искры пламени и крики — она вспомнила все в мельчайших подробностях.

«Арил! Мой род ждал вас тысячи лет» — промелькнули слова болотного в голове.

— Вот хитрый лис! — заворчала она, припоминая, как дух напустил на нее какое-то сонное заклятие. — Он усыпил меня! Что же он сказал?

«Колдовство. Наговор».

— «Мечты сбываются во снах»! Интересно…

Малютка задумалась и проводила печальным взглядом двух огромных бабочек, ускользнувших из ее рук и скрывшихся за листвой.

— Сколько дней прошло после той ночи? У меня вся спина болит, затекла. И кости ломит. Похоже, нас усыпило не меньше, чем на три дня! Эльна будет не в духе, когда придет в себя.

Она поглядела по сторонам, ища своих друзей. Элин дремала, облокотившись на белый камень, укрывшийся мхом. Да’ангель был у нее за спиной, Дэгриль — все еще на поясе. Рыжая сова восседала на плече и поглядывала сверху-вниз, высокомерная, заносчивая. Мира и Фелиус лежали неподалеку, укрывшись мантиями и хрустальными капельками росы. От укусов нечисти на них не осталось ни единого напоминания.

Прорицательница спала, ее дыхание было тихим, неслышным, как и его дыхание. На левую руку она облокотилась, а правой держала его черные волосы. Его пальцы замерли у ее губ. Их ноги переплелись вместе, как единое целое. Даже их ведогони — худой, бешеный, голодный волк и маленькая беззащитная лань — казалось бы, разные уровни пищевой цепочки, — хищник и жертва, прижимались к друг-другу, ласкали друг друга и, как бы невероятно не звучало сие, сливались единым биением сердца.

Девочка почувствовала на душе странное спокойствие. Завтра снова дорога, снова бой, снова боль, но лишь завтра. Сейчас, в этот самый миг, она здесь стоит — живая в беспечном спокойствии.

«Что может быть лучше этого?» — спросила она.

«Вкусная похлебка» — ответил голосок.

Река была слишком далеко, но Ольна слышала журчание воды где-то поблизости. Где-то рядом из-под земли бил источник, и, манимая его всплесками, она пошла на звук.

Илиус пробивался сквозь тучи и зеленые травянистые бугры с востока, рассеивался на отдельные пучки золотого света. С каждым ее шагом лес оживал. Малютка знала, что весь Эйлис — мир волшебства, и именно эта зеленая роща показалась ей сердцем его магии. Даже самое незначительное движение вызывало бурю голосов лесных птиц. Воздух с трудом вмещал в себя все эти звуки: громкие и тихие, радостные и тоскливые.

Впереди показалась маленькая ложбинка, усыпанная белыми цветами. Столько цветов Ольне не доводилось видеть в жизни! Она сделала один шаг в их пучину и утонула. Бутоны, почувствовав ее приближение, расступились в разные стороны и пропустили дальше. Дальше под корнями древнего дуба бил серебряный источник чистейшей воды.

По всему телу прошел приятный холодок. Капли соскальзывали с губ, скатывались вниз. Напившись вдоволь, Ольна попыталась разглядеть свое отражение в лужице. Болотный ил въелся глубоко в лицо, в волосы, в кожу.

Послышались шаги. Протяжные, древесные. Малютка обернулась. Позади нее стояла высокая (настолько высокая, что доставала кроны деревьев) статная девушка, сотканная из прутьев, хвои и цветов. У дриады не было ни глаз, ни рта, ни единых черт лица. Все ее тело состояло из дерева, руки и ноги были сотворены из тонких прутиков молодой вербы. Она, как и большинство духов, была нагая.

Рядом пробежала стайка лесных оленей. Ольна смогла различить каждую статную частичку их бурых голов и тоненьких ножек. Они ее не боялись, вовсе не обращали внимания. С ветвей спустились птицы с разноцветным опереньем, закружились вокруг духа, даруя песню. Позади нее ступали маленькие бельчата с рыжими пушистыми хвостиками и забавными мордашками. Малютка вдруг почувствовала себя совершенно пустой, ведь для сего мира она не значила ничего. Он жил до нее и будет жить, уйди она. Разве справедливо это? Но кто она, чтобы знать ответ!

Дунул легкий ветерок с запада, запах ландышей снова пришел в здешние края. «Любимые мамины цветы» — вдруг вспомнила малютка и закрыла глаза. Эти цветы клали на могилы умерших…

«2031, 10 марта

Кто я есть без воспоминаний? Как доказать себе, что раньше я существовала здесь, что моя жизнь из прошлого существовала? Где мой альбом?

Первая фотография на первой странице с подписью: «Январь 2029 год. Рождество».

Мы только заехали в наш новый дом, кое-где все еще стоят нераспакованные коробки. Я с Лукасом, мамой и Оленфиадой стоим в обнимку в не по размеру огромных свитерах и улыбаемся во весь рот, словно поехавшие. Бенди тогда крикнул: «Сделайте лица посчастливее! Что ж вы, как будто в мавзолее место купили! Улыбнитесь, черт подери!». Я цыкнула на него, нечего тут при ребенке ругаться! Ольна засмеялась. Потом Лукас. Потом и всех остальных захлестнуло этой волной.

Вот здесь, у маленького камина в углу, мы украшали рождественскую елку. Ольна носилась, как неугомонная. Лет до четырех она верила в доброго дедушку с сахарной бородкой, а потом… перестала. Я же верила в него до тринадцати лет. Жалко, моя звездочка не пошла в меня. Лукас! Она, как и он, не полагается на чудеса. Дух рождества в ней умер рано. Господи, мне иногда хочется, чтобы она была обычным ребенком, чтобы верила в кудесников, играла в детские игрушки часами напролет, а не пропадала за книгами с утра до ночи!

Вторая фотография. Подпись: «Февраль 2029 год. Поездка на море».

Ольна стоит, уткнувшись носом в огромную резиновую утку, где-то на заднем плане мелькаю я по пояс в соленой воде. Бенди Крокворд и Лукас выгружают из машины палатку и рыболовные снасти. Вальмарф… Валиар… Зараза! Сын Крокворда фотографирует нас на свой телефон.

На ту поездку у нас денег не было, но Бенди заверил, что оплатит все. Он убедил нас, что сейчас на Южном побережье жара и не следует бояться февральского холода. За час мы собрали свои вещи, оставили маму за главную, а бедняге Тавви (он, провожая нас, бежал за машиной немалых двадцать минут!) дали задание охранять дом.

Третья фотография сделана в апреле 2029. Ольна сфотографировала нас, пока мы не видели, маме фотография понравилась, и она решила ее оставить.

«Сладость за радость».

Я и мама сидим на кухне и заедаем горе корзиной сладкого мармелада. Мама корчит гримасу, отлепляя кусочек сладкого, прилипшего к ее щеке, я сижу хмурая — часом ранее узнала, что меня снова выгнали с работы.

До первого брака я подрабатывала детским писателем. Признаю, писать рассказы у меня получалось неплохо (критики так считали, я же воспринимала свои труды, как отвратное месиво сказок, переданных на новый лад). Потом я забросила это, стала домохозяйкой. Когда встретила Лукаса, решила вернуться к старому делу, да вот только к тому времени во мне никто не нуждался. Я сменила, кажется, тридцать с лишним профессий всего за один год, но ни в одной не добилась успеха. Сейчас стала медсестрой. Посмотрим, что из этого выйдет.

Четвертый снимок. Мама и Вэн во все том же апреле двадцать девятого стоят у клумбы с цветами. Мой брат, как всегда, прикрывает пол лица кепкой, боясь засветиться на фотографии во всей «красе». Сам все понимает. Трудно поверить, что ему сорок, ведь выглядит он на шестьдесят! А всему виной его дурацкая работа! С шестнадцати лет он проработал на заводе по выплавке металлов. За двадцать четыре года тяжелый физический труд превратил самоотверженного трудоголика в старика. Боже, он выглядит старше мамы!!!

Фотографий еще много, но рассказать тебе, дневник, о каждой я не смогу, прости. Нет времени. Сон валит с ног, пожалуй, придется остановиться. Завтра постараюсь написать что-нибудь еще, но ничего не обещаю. Завтра день в госпитале».

Ольна проглотила ком, застрявшей в горле. Снова воспоминания. Кто их только сюда позвал?!

Малютка просидела в растерянности несколько тун, потом принялась счищать с себя комки въевшейся грязи. Закончив с водными процедурами, вернулась в лагерь спящих.

— Эльна, — позвала она, встав над волшебницей грозным истуканом, мокрая с головы до пят. День выдался жарким, так что кроха не боялась простыть. — Просыпайся!

Элин недовольно сморщила нос.

— Отстань, — выдавила она неразборчиво. — Иди… съешь что-нибудь… и прошу, оставь меня.

Ольна не сдвинулась с места, нахохлилась, словно бы куропатка. Фелиус и Мира улыбчиво переглянулись, их будить во всяком случае ей не пришлось, проснулись сами.

— Эльна, мы больше не болотах и…

Сказать больше девочка не успела. Эльна, как ужаленная, вскочила с места, горящими глазами разрывая все в пух и прах. Затем она выкрикнула пару слов, которые малютка не смогла разобрать, но могла бы поклясться, что они были ругательными.

— Давно мы? — закричала она. — Сколько? Сколько времени прошло?

— Не знаю, — Ольна пожала плечами. — Я ведь тоже спала. Проснулась час назад.

— О, Гомен! Что, если мы потеряли неделю? А если — две?!

— Вряд ли, — потянул вечно-спокойный Фелиус. Элин повернулась к нему, как готовящаяся к броску кобра.

— Это еще почему? — зашипела она.

— У нас с собой прекрасные часы, — он указал взглядом на Ольну. — Говорящий действует пять дней. Если бы прошло больше, наша чудесная госпожа уже бы не понимала нас.

Столь логичный ответ сбил ее с толку. Виры Элин простояла в растерянности, а затем сменила гнев на милость.

— Что ж, хорошо. Очень хорошо. Мы на берегах Пролота? — как ни в чем не бывало продолжила она.

— Да, — кивнул Мыслитель, — на порогах Южных Златоцветных садов. Наверху — Пролот, слева — альвийский Сирил. Дух, да пошлет Ремени ему благодать, перенес нас в земли Дакоты.

— Вот сатаил! — жалобно протянула девушка. — Слишком далеко…

— Слишком далеко? — подхватила Мира удивленная. — До Сирила два дня пути!

— Мы оказались на севере, — гаркнула волшебница, — а нам нужно на юг!

Она встала, прислушалась к журчанию воды и пошагала в сторону источника.

— В любом случае мы потеряли уйму времени. Нам нужно спешить. Сейчас я вернусь, и мы решим, что будем делать дальше.

Она скрылась за видимым лесным горизонтом и более не появлялась.

***

Илиус восходил к зениту, небо хмурилось, оживляя невыносимую духоту. Дикий Пролот в шести тунах отсюда усмирял нещадный зной, но дальше своего русла он выйти не мог, а поэтому, сдерживал жару только в доступных ему пределах. На пригоршне светлого леса у границы меж Полудимских болот и Златоцветных садов завелся огнедышащий дух — эдакая огромная невидимая элементаль, подогревающая воздух в невидимом котле на невидимом костре. Не с проста все это.

Небеса разломятся. Начнется наступление их мирно, складно, спустятся вниз они желанными полюбовниками, окропят землю холодною водою: сначала мягко, осторожно, ласково, а затем напористо, грубо, безжалостно. Скоро там, над Фортуносом, рванет дождь, грянут раскаты грома и молний. Но только там. Тучи гонит на восток. Сюда они уже не вернутся.

В животе кто-то недовольно завыл, заурчал и зафыркал. С этим что-то нужно было делать. Ольна присела на зеленую лужайку и принялась собирать лесные ягоды. Сейчас ей было все равно, что в здешних местах они еще не поспели. В голод любая ягодка была сладка.

— Куда отправимся теперь?

Ольна обернулась. Элин возвратилась с родника. Девушка причесала бурые волосы, захватив их в конский хвост, отмыла лицо от грязи, вычистила сапоги. Низ белой рубашки она завязала на поясе, обнажив тонкую талию — так было менее жарко.

— Мы в светлом лесу в дали от империи, — благодушно ответила Мира. Золотые искры, парящие в воздухе, осыпали ее голову и плечи. — Здесь безопасно, нам ничего не угрожает.

— Тоже самое ты говорила и про Полудимские топи. Ты уж прости меня, Мира, но со вчерашнего дня вера в провидцев и их предсказания более мною не движет.

— Я сожалею, что все так вышло. Если бы я только знала…

— Но ты не знала. Давай закончим на этом наш разговор.

— Фелиус сказал, что востоке есть альвийский град, — молниеносно вмешалась малютка, чувствуя, что запахло раздором.

— Не хочу показаться грубой, — отмахнулась волшебница, — но, даже если бы мы и стремились попасть к гардвикам, на кой нам их альвийский град?! Сирил не относится к великим градам. Зеркала ему не предоставили.

— Великим? Почему великим?

— Потому что в них хранятся зеркала! Раньше гоменские были в каждом из них: в Норгроте, в Отгаре, Ольтекране, Дакоте, Пелагиате и прочих, прочих, прочих! Когда же Хедрик захватил власть в Септиме, он приказал собрать все творения, обуздавшие червоточины, с захваченных земель и скрыть их в башне Галадеф, — пояснила она. Ольна почесала затылок.

— Так вот, в Сирил нам дорога закрыта, — продолжила Эльна. — Нам закрыта дорога во все города. Неизвестно, как в них там обстоят дела. Пока мы спали карту мира могли тысячу раз перекроить. Может быть вольного Сирила уже и не существует!

— Сомневаюсь, — отсекла Мира. — Хедрика не интересуют грады без зеркал.

— Как и нас, — кинула Эльна. — Но мы не пойдем туда, даже если бы зеркало там было. Оно стало бы для нас ловушкой.

— Еще вчера тебя это не пугало!

— Еще вчера я и думать не смела, что придется отбиваться от легиона нечисти! Я растратила всю себя в борьбе с анчутами, больше защитить никого не смогу. Раз уж так получилось, что никто из здесь собравшихся не захватил с собой карманного балеона и должного навыка подчинять червоточины, придется идти пешком, обходя всякие поселения, и чем скорее мы выйдем, тем лучше.

— К чему такая спешка, Элин? — удивленно спросил Мыслитель. — Дарк далеко, алакс до нас не доберется.

— Слияние, Фелиус! Оно у нас на носу. Ты же прекрасно понимаешь, что, чем ближе Феюрия, тем сильнее ОН становится. Если мы не успеем достигнуть Земли до пиковой фазы, потом уже и не получится.

— До Слияния еще больше полугода! — отозвалась обиженная Мира.

— Однако это не мешает марунам становится сильнее уже сейчас! — фыркнула Эльна.

— Нам нужен отдых, Элин. Все мы устали.

— Устали спать? Бедолаги, — истощая горькую долю наигранной драмы кинула она. — Ох, ну если так, то давайте пойдем в Сирил, завалимся в таверну и целыми днями будем плясать, распевать альвийское вино и ублажать сатирок! Если вы с Фелиусом избрали такой путь, то я вас не держу, мы с Ольной прекрасно справимся вдвоем. Хорошего стрелка я могу и сама найти, — она повернулась к Фелиусу и протянула ему руку с распахнутой ладонью. — Дай нам ключ от башни, и мы пойдем.

— Спокойно, Элин, — остановил ее он. — Давай не будем принимать поспешных решений. Я предлагаю поступить рассудительно и благоразумно. Послушай меня.

Ольна подумала, что Элин снова взорвется, но она не взорвалась, лишь нахмурилась и села, облокотившись на усыпанное пухом и златоцветным блеском дерево.

— Что ты предлагаешь? — спросила она.

— Я предлагаю поступить так, как говорит Мира.

— Кто бы сомневался?! — выплюнула она. — А ведь еще вчера ты и сам говорил, что нам лучше бы избегать городов!

Фелиус погрозился на нее взглядом и продолжил говорить голосом на тон выше:

— Я предлагаю поступить так, как говорит Мира, потому что сейчас мы ОБЯЗАНЫ отправиться к гардвикам, а не идти в отшельничестве наперекор им, Видхи и восстанию. Нам нужно попасть в град. Найди мы коней, добраться до башни стало бы куда легче. Мы сбегали с Септима, не готовясь к долгому походу. У нас нет ни провизии, ни одежды, ни сумы, ни оружия, ни какой-либо защиты против нечисти. В этот раз нам повезло встретить духа-защитника, но, уверяю, в следующий раз так не повезет.

— Следующего раза не будет, — перебила его волшебница. Ольна забросила в рот еще несколько ягод, с интересом и настороженностью наблюдая за словесной перепалкой между этими двумя, — потому что в следующий раз мы не пойдем навстречу опасности, повинуясь словам девчонки с Земли, решившей предсказывать чье-то будущее. Оглядись вокруг — Илион месяц! Пищу и лекарства мы как-нибудь найдем, на пастбищах у Азгурна полно диких имдомпских скакунов, которых реально приручить. Не вижу препятствий.

— Во-первых, до Азгурна еще нужно добраться. Мы на пороге Фортуноса, до границы Галадеф, если идти сломя голову без сна и отдыха, не меньше шести видх через горы, леса и равнины. Затем — Алые пади. Без проводника их не осилить. Я просто не хочу, чтобы от твоей беспечности пострадала юная госпожа, — при этих словах все обратили взгляды на Ольну, и девочка скорчила рожицу.

— Я защищу ее, — хладнокровно бросила Эльна.

— Во-вторых, — продолжил Мыслитель, — никто не отменял внутримидгарские переходы.

— Внтуримидгарские переходы? — потянула Ольна. — Что-то вроде переходов в Дарке?

— Зеркала, — пояснил он. Ольна окончательно запуталась.

— Никак не пойму, вы же сказали, что они все в Галадеф!

— Только те, что принадлежат империи.

— Так, если у Дакоты есть свои зеркала, зачем нам пробираться в запретные, в Галадеф?! Почему бы просто не пойти в ближайший великий град и без проблем переместиться на Землю?!

— Нет, Ольна, — вздохнула Мира. — Зеркала, разбросанные по свету, лишь отголоски истинного зеркала Переходов, что скрыто в Галадеф. Есть одно зеркало, способное перемещать души меж мидгардами, и сотни других зеркал, что являются его отголосками. Одно зеркало — сердце всех порталов, главное и неделимое. Без него нам не перейти на Землю. Оставшиеся внутримидгарские переходы могут переместить нас внутри одного мидгарда, но не дальше.

— Ах, вот оно что! Сразу бы так и сказали! Чего ж вы тогда спорите-то?! Мы должны попасть в вольный великий град и все на этом. Оттуда и перенесемся в башню.

— Не в башню. К защитному куполу, — поправила Элин. — И про этот способ передвижения я уже озвучила свою точку зрения! Загвоздка кроется в том, что нам неизвестно, какой из градов вольный, а какой уже часть империи! Я не собираюсь переступить купол, чтобы оказаться в лапах тосгардов.

— Пелагиат, — вдруг сказал Фелиус и встал.

— Что «Пелагиат»?

— Град на востоке за Глубоководным краем. Пелагиат. Он не часть империи. Я уверен.

— Почему ты уверен, Фелиус? — окликнула Мира. Все еще хромая, Мыслитель двинулся через лесные кочки на север, раздвигая собой застывший в воздухе золотоцветный пух.

— Потому что он за Амгмой и Пролотом. Нежити не осилить две реки.

— Но им осилить Фортунос! — закричала Эльна ему в спину.

— На это уйдут месяца, — фыркнул он.

— И мы отправляемся туда сейчас? — удивилась малютка столь поспешному решению Мыслителя.

— А как же! Элин не хочет терять ни туны, поэтому мы идем в Сирил, пополняем запасы и берем лошадей, а затем едим в Пелагиат. Доберемся до него до того, как Феят обретет полную силу, и переместимся без препятствий.

— С чего ради ты приплел сюда Феят? — возмутилась Элин. Он не ответил, сделав вид, что не услышал ее. «Снова что-то не договаривает!» — фыркнула та Элин, коя уже начинала выходить из себя от его вечных недоговорок, секретов и тайн.

— Постой же, Фелиус! — спохватилась Мира и кинулась за ним вслед. — Что тебя сподвигло так спонтанно решиться на это?! Мы даже не успели ничего обсудить!

— Нечего тут обсуждать. В Пелагиате когда-то жил мой давний друг, — ответил Мыслитель. — Я надеюсь, что он все еще там. Он поможет нам добраться до башни.

— Но что, если града на берегу Фортуноса, уже нет? — крикнула Элин. — Что, если мы придем на развалины?!

Фелиус остановился. Золотые искры, блуждающие по ветру, ударили его по спине.

— Тогда мы обязаны там побывать и… проститься с душами павших.

***

Мыслитель оказался прав. Уже через пять часов пути лес начал редеть, тополя и дубы попадались все реже и реже, сменяемые кустарниками смородины, малины и барбариса. Ольна, восседая на косматом чубаром пони, восхищенно провожала взглядами раскидистые пряди невиданных деревьев, листья которых были настолько огромны, что спрятали бы от дождя сотни человек. Через пару тун и они исчезли, сменившись широкими просторами полей и озер.

Хрустальная вода манила к себе, стала бы зеркалом для ярких илиуских лучей, однако сегодня илиус скрылся за тучами. Малютка подумала, что будь сегодня ясная погода, она бы не смогла оторваться от красот здешних мест. Ничто, даже приближение алакса, не смогло бы заставить ее покинуть эти безмятежные просторы, где небо отделялось от земли четкой полосой, где жизнь была отражением в водной глади.

На зеленых островках у пологих берегов на задних лапках стояли серые зайцы, совершенно безразличные к приближающимся. Кажется, они приходили сюда ежедневно, успели вытоптать хорошо различимую тропинку. Луга с озерами стали их пастбищем на следующие два с половиной месяца лета. А потом пришли бы холода, и ушастые скрылись бы в желтых красках осеннего леса.

Они даже не расступались. Лошади грозно заржали, но зайцы не сдвинулись с места. Фелиус попытался распугнуть их посохом, но наглые комки серого пуха не сделали и шагу в сторону. Некоторые даже умудрились вцепится в белую трость зубами! Пришлось объехать их стороной.

Вскоре озерца, как и лес остались позади, четверка выехала на обширные луга, покрытые цветущей лавандой. Тут мимо то и дело пролетали дриады, состоящие из лепестков лавандовых цветов. Запах стоял неописуемо сладкий, и Ольна еще раз задумалась о том, что при свете илиуса здесь порхает сотня разноцветных бабочек, численность которых превосходит даже число звезд на небе.

Еще через час Фелиус остановился и слез с лошади.

— Дальше ехать нельзя. Пора отправлять их обратно.

Скакуны, которых они одолжили в Сирил-граде, должны были возвращаться домой. Путь, длиною в пол видхи, утомил их, поэтому скакать обратно прямо сейчас они не захотели и остались на лугу. Четверка двинулась вперед без них.

Прошел еще час.

— Здесь, — вдруг сказала Эльна, когда они вышли на вершину сопки.

— Что? — спросила малютка, абсолютно ничего не наблюдая. Как бы она не старалась высмотреть что-нибудь интересное, дальше трех лим видела одни лишь бескрайние лавандовые просторы.

— Подойдите сюда, — подозвала всех волшебница. — Мы на пороге Пелагиата. Магия Ра’атхов пропустит нас, но перешагнуть через нее мы должны вместе.

Четверка выстроилась в цепь и взялась за руки.

— Скажешь что-нибудь напоследок? — спросила она Фелиуса равнодушно.

— Дорогие путники, — громко и четко объявил он, — добро пожаловать в вековой град!

Они шагнули вперед, и Ольна увидела перед собой легкую материю, саван, прикрывающий колоссальное дакотское творение. Защитный купол пал, оставшись позади, и перед ней предстал Пелагиат во всем своем великолепии.

Не осталось сомнений — альвы были великим народом, во всем стремящимся превзойти людей. Септим даже не мог представить себе красоту Пелагиата, столь изысканную и утонченную, рвавшуюся к покровительству над самим Создателем.

Все было соткано из серого песчаника: и дорожки, петляющие из одного конца града в другой, и мосты, превратившиеся в тонкие нити, протянутые от каждой пики башен, и широкие скверы, с четко вырисовывающимися контурами колоннад. Здесь все было окрашено только в два цвета — в черное и белое.

Окна каждого прямоугольного дома круглыми пятнами вырезались на серых стенах. В граде не было ничего, что не имело бы круглую, иль конусовидную форму, и Ольна вдруг поняла, на что был похож Пелагиат — на гнездо термитов, только в тысячекратно увеличенном размере. Бесчисленное число узких башен с острыми пиками вместо крыш устремлялись к самому небу, проходили сквозь него, и растворялись под покровом серых туч. Никто не видел, где они заканчивались, где тот предел, которого они достигали, и достигали ли они предела Создателя.

Ольна зорко оглядела высокую цитадель, возвышавшуюся на утесе. Стены ее были столь тонки и хрупки, что казалось, от одного лишь порыва ветра она обрушиться вниз. Широкие аллеи уходили то резко вниз, то стремительно вверх, отчего кружилась голова. Острые крыши-пики царапали небо своим блеском.

А дальше — море. Там, где проглядывался смутный горизонт, по ту сторону которого вальяжно лежал непроходимый Эвингер длиною в четверть мидгарда, виднелось белое море. Как молоко, как снежные реки, оно бурлило и выливалось на песчаную поверхность. Над морем кричали стаи буревестников, садились на мачты крошечных лодочек и огромных трехмачтовых шхун. Они слегка покачивались на волнах, что ласкали ровный берег, но не вырывались на свободу, радуясь своей, ограниченной берегом, стихии.

Девочка моргнула, не чувствуя высохших глаз. Элин поглядела на побледневшее от восторга лицо малютки и громко засмеялась.

Они вошли через врата, треугольной шапкой накрывающие главную дорогу. Два стражника, высоких альва (они были на две головы выше самого Фелиуса) одетых в златоцветную броню, столь ярко выделяющуюся на фоне всей черно-белой меланхолии, с уважением опустили головы, приветствуя путников. Все четверо ответили кивком.

Вооружены. Два черных меча на поясе блюстителей порядка бросились в глаза. «Выковано прекрасно» — подметила Элин-воительница, знающая толк в оружие.

Фелиус вступил на мощенную дорогу — раздалось мелодичное эхо. Оно шло из всех сторон града, но не сводило с ума, было лишь легким журчанием родников, к которому быстро привыкаешь. Это пели камни, как только подошва сапог касалась их поверхности. Ольна в восторге захлопала в ладоши, начала прыгать по камешкам, каждый из которых напевал свой, особенный мотив.

Им стоило лишь переступить границу Пелагиата, как тот очнулся в своей прелести живых. Град был создан не альвами, а для альвов. Он был черно-белым для того, чтобы живущие в нем были цветными. Альвы, одетые в длинные рясы всех цветов, добродушно приветствовали новых гостей.

Здесь все было по-другому. Септим — столица Руны, был убит и подавлен. Ни прекрасные златоцветные сады, ни широкие фасады домов и бескрайние набережные делали его таким. Сами гардвики делали. Может быть жители Пелагиата и боялись не проснуться однажды утром, но они умели хорошо скрывать это, не теряли духа несмотря на то, что остались теми последними, кого не тронули темные силы.

Невероятная молодость всего настораживала. Может быть сам Септим, поросший нечистью и злобой, старил всех и вся, а может сами альвы никогда не принимали старость?

— Куда мы пойдем, Фелиус? — спросила Мира, испуганно озираясь по сторонам. Она впервые в жизни видела такой огромный вольный град.

— Идем к Каскадным площадям, — ответил он. — Оттуда мы быстро доберемся к «Зеркальному рассвету». Семья моего друга живет там, надеюсь, и он с ней будет.

— Я чувствую себя карликом, — несвязно простонала малютка, коя оказалась ниже ростом даже четырехлетних альвийских детей, играющих с круглым златоцветным плодом поодаль дороги!

В Септиме Ольне не доводилось видеть лица прохожих, скрывающихся под масками и капюшонами. Здесь каждый был открыт. Малютка не с того не с сего ощутила себя ужасно ничтожной. Все альвы были высоки, красивы, чисты и опрятны. Она — мала, низка, худа; каждое ее движение возбуждало ужасную болотную вонь, принесенную с полудимских земель, и не заглушаемую даже чудесными духами молодых женщин, проходящих мимо.

«Как только Элин смогла избавиться от этого запаха» — недовольно фыркнула малютка, завистливо поглядывая на Эльну. Из всей четверки только она смогла привести себя в порядок, отличаясь от других жителей лишь ростом и слегка уставшим видом.

«Эльна — волшебница, — объяснил нудно голос. — Ей дано выглядеть прекрасно даже в самые ужасные моменты ее жизни».

«А я — неуклюжая чародейка. Моя доля выглядеть нелепо всегда».

Малютка грустно выдохнула и накинула капюшон на голову, чтобы не показывать, как горят ее щеки от стыда.

— Они боятся, — прошептала Элин, рассматривая жителей.

— Не похоже, Эльна, — прошептала кроха, борясь с желанием провалится сквозь землю. — Посмотри на их веселые лица!

— Хоть это и не Септим, маски на лицах остались. Я вижу ауру. Она смешена со страхом перед неминуемой гибелью.

В словах Элин может быть и была правда, но Ольна не могла подтвердить этого. Ауру видеть она не умела, а альвы не казались ей опечаленными, по крайней мере сейчас. Женщины и дети радостно украшали дома яркими бумажными фонариками, окрашенными в цвета радуги, мужчины поднимали над дорогами шатры из полупрозрачных розовых тканей. Недовольные сильфы, что несуразно застревали в них, шумели и пускали во всех стороны маленькие смерчи.

Как странно было видеть чудную смесь нечисти с гардвиками! В Пелагиате взору ни разу не попадались темные пережитки слияния, лишь толпы домовых, вышедших на порог домов без дверей и окон; невидимые народы сильф, бесчисленное множество которых ютилось в воздухе; ведогони, кружившиеся над уснувшими и принимающие облик странных животных и птиц.

Илиус ушел прочь, оставляя землю одну в седой темноте. Время близилось к девяти вечера, но спать никто не собирался, а тех, кто все же поддался этому соблазну, будили. Град не готовился ко сну, он оживал, и в этом было нечто великолепное.

Звезды скрылись под слоем туч, но Пелагиат не исчезал без их света. Цвели милии, горели яркие фонарики, запущенные магией в небо. Неслышный теплый ветер с моря доносил танцевальные ритмы и веселые возгласы. Воздух не наполнялся привычной прибрежному городу запахом тины и морской воды, он пьянил ароматами вин, горячего хлеба, изысканных блюд и златоцветных плодов.

— Похоже, сегодня какой-то праздник, — заметила Мира. — На башнях зажигают огни.

— Чествования Девы-Ремины, — сказал Мыслитель, заворачивая к центральной площади. — Здесь большая часть — евмениды, евменидианцы. Веруют в то, что Дева-Ремени когда-то создала вездесущий мир этой ночью. Сегодня для них уходит старый год и наступает новый.

— Сегодня двадцать четвертое илиона!? — вспыхнула волшебница. — Фандер подери, Фелиус, до Слияния осталось совсем немного!

— Сегодня двадцать третье, — поправил он. — Альвы празднуют за день до создания мира. И до Слияния еще далеко, Элин. Хватит считать виры.

Чем ближе они подходили к Каскадным площадям, тем громче играла музыка и тем больше народу становилось вокруг. Огромные бочки альвийского вина были выкачены и поставлены у стен и оград. Широкие бульвары начинали наполняться столами и стульями. Еду еще не подавали, но зоркий глаз Ольны заприметил пару телег, в которых мирно покоились шоколадные плитки, сыры, златоцветные плоды, пирожные, бочонки с медом и чаны с супами. В животе кто-то ожил и начал вырываться, требуя всего и сразу.

«Будет некрасиво, если я накинусь на еду без приглашения. Нужно отвлечься!» — подумала малютка, чувствуя внутри себя всепожирающую пустоту, и перевела взгляд к площадям. Огромные потоки вод спускались к ним с вершин, играя всеми цветами радуги. Столь сочная картина мира сводила голову с ума.

«Народу столько, что не протолкнуться» — завыл голосок.

«Не бойся, прорвемся» — уверенно заявила малютка и бодрым шагом пошла вперед, распугивая зевак своей болотной вонью.

Впереди, на самой высокой площадке, была выстроена круглая сцена. Силени и фавны играли на флейтах, приплясывая и отбивая копытцами чудный мотив. На фоне альвов они казались детьми.

Музыка была настолько заводная, что Фелиус не удержался, подхватил Миру за ее тонкую талию, и они закружились в танце среди иных влюбленных пар. Грязные, уставшие, чумазые. Все замерли и принялись смотреть на них. Потрясенная и немного обескураженная Мира не испугалась чужих глаз, не отпрянула. Она засмеялась, и ее смех прозвучал звоном сотен родников, изливающихся выше, на каскадах.

— Мы пришли сюда не развлекаться! — через зубы процедила волшебница, но влюбленные ее уже не слышали. Волшебница поставила руки в боки.

— Ну же, Эльна, — молящими глазами Ольна впилась в подружку, прыгая на одной ноге. — Нельзя быть такой серьезной все время! Так сложилось, что мы, ведомые судьбой, попали в этот чудный город в день праздника и Нового года! Если ты немного расслабишься, ничего плохого не случится. Давай, потанцуй со мной!

— Это не наш праздник, — отсекла девушка. — Нас никто не звал. К тому же, чего это ты радуешься? Ты же узнала о существовании Девы-Ремени только сейчас!

— Ну и что, — отмахнулась малютка. — Если все альвы верят в нее, то и я тоже буду. Разве это плохо? — Ольна подхватила Эльну за руку, только хотела начать танцевать, как музыка оборвалась.

— Уф, вот и потанцевали!

Фавны и силени сошли со сцены, вместо них появилась юная красавица альвийка, одетая в полупрозрачное белое платье, больше напоминающее рыболовную сеть. Ее тонкие пальцы коснулись струн изящного музыкального инструмента, исписанного рунами, слегка напоминающего земную арфу. Ее бледная кожа и волосы сплетались воедино, одни только губы и голубые глаза выделялись на белом яркими пятнами.

Ее пальцы пробежались по первым трем струнам — в воздух ринулись неземные звуки. Она запела чудесным голосом. Конечно, это был не голос полевых или лесных дриад. Он был обычным, но именно таким Ольна и хотела его слышать:

Любовь и надежда всегда нас спасает,

А если вокруг разбиты сердца,

Их вместе сплотить она помогает,

Дева-Ремени — вот имя Творца.

Она создала дивный мир своим взглядом,

Ему нет края, не видно конца.

Она всегда с нами, она всегда рядом.

Отпразднуем ж дети рожденье Творца!

Все смотрели на поющую альвийку восхищенными взглядами, однако волшебнице она не понравилась. Нет, пела она превосходно, выглядела изящно, но дело было не в этом. Эти звуки… Эти гардвики… Точно такими же они были в Тинк-Кросс за день до того, как фандеры привели в ущелье Рубиуса Керивиса. Каждое звучание струн заставляло ее вспоминать о тех последних днях, прожитых в Тинк-Кросс. Душу разрывало. Она надеялась, что ей удалось позабыть и смериться, но оказалось, что она ошибалась.

Нет. Мне не страшно. То лишь страшный сон. Очнусь — останется прибрежный звон…

Целительница отвернулась, подняла голову к небу, пытаясь сдержать глупые слезы. Звезд на небосклоне не было. Одни лишь цветные фонари. Эльна опустила глаза и увидела блистающую синеву бесчисленных мантий. На мгновение ей показалось, что это хор альвов с золотыми флейтами, однако ей хватило туны, чтобы понять, что альвы в мантиях вовсе не входят в состав хора, а флейты в их руках — вовсе не флейты. Молодые альвы, их было около трехсот, может больше (в темноте не разглядеть), были бравыми войнами с луками и стрелами. Они прокрадывались тайно под тенью домов, пытаясь не привлекать к себе особого внимания. Им это удавалось. Все взгляды были устремлены к поющей на сцене, поэтому никто их и не замечал.

Войско. Армия. Армия исчезла за подворотней, скрывшись из глаз.

— Они готовятся, — выдохнула волшебница. Ее никто не услышал, даже сильфы, танцующие над головой. — Они ждут прихода алакса.

Музыка, что лилась медленно, заиграла быстрым темпом. Альвы ринулись танцевать. Ольна прижалась к волшебнице, боясь, как бы ее не зашибли.

— Ты что-то сказала? — сморщилась малютка, подымая глаза к девушке.

— Как ты думаешь, Ольна, — Элин говорила не слишком громко, чтобы другие не услышали ее, — откуда у альвов оружие?

— Выковали, — пожав плечами, ответила малютка, — это ведь не сложно, наверное…

— Это не рунская работа, — отсекла волшебница. Девушка опустила глаза на Дэгриль. — В наших землях нет искусных кузнецов, что смогли бы сделать хороший клинок. К тому же, металл, из которого были сделаны мечи у тех стражников, не серебро, и тем более, не железо. Сия работа — дело рук темных альвов с Инки, и не думаю, что они хранили ее здесь с Эры Тетрианского Вторжения.

Ольна вдруг поняла ход мыслей подружки.

— Ты хочешь сказать, что в Пелагиате знают, как пробраться в Галадеф? Знают, как обойти защитный купол, открыть башню без ключа и перейти в другой мир?

— Зеркало Переходов тут не причем, — отсекла волшебница. — На оружие нет рун, защищающих от временного разрушения при перемещении.

— Тогда как такое возможно? — спросила малютка, пропустив объяснения мимо ушей. Музыка остановилась, и ей пришлось замолчать. Она прекрасно понимала, что этот разговор не стоит доносить до чужих ушей.

— Поговорим об этом в другой раз, — бросила волшебница. Альвы расступились, освобождая площадь. Элин и Ольна остались позади.

— Там сейчас что-то начнется! — горя любопытством, сказала малютка. — Отсюда мне ничего не видно! Пошли, Эльна! Пойдем посмотрим!

— Я ненавижу смотреть на чьи-либо выступления, — отмахнулась волшебница. — Все, несущие слово перед большим количеством ушей, либо слишком самоуверенны, либо эгоистичны. Не хочу видеть таких, мне вполне хватает выступлений алакса. Если хочешь — иди. Я буду здесь.

Ольна надула щеки, но переубеждать волшебницу не стала, аккуратно протолкалась к Мире и встала около нее. Загадочный разговор с Эльной сам собой вылетел из головы. Сейчас ее меньше всего интересовало, откуда у здешних жителей взялось оружие.

Ольне хотелось есть, но жадное любопытство не давало возможности оторвать взгляда от сцены. Некоторое время на ней никого не было, а потом появился мужчина. По толпе пробежал шорох. Кем бы он не был, все альвы прекрасно с ним были знакомы.

— Он здесь! Он будет говорить! — промолвил кто-то за спиной.

— Ох, Дева — Ремени, как же он хорош! — зашептались молодые девушки, которым от силы было лет семнадцать.

— Почему же его сердце еще никому не принадлежит!? — жалостливо запели иные.

Когда альвов было много, малютка не могла сконцентрироваться на ком-то одном, глаза разбегались в пучине их безмятежной красоты. Теперь же альв был один, свет фонариков, порхавших над головой, озарял только его, и Ольна смогла тщательно разглядеть дивного гардвика. Он был одет в черный фрак с изумрудными пуговицами, из левого кармана выглядывала темно-синяя роза. В руке он держал серебряный кубок, исписанный образами животных.

«Этот альв уж точно не певец!» — решила малютка, осматривая его крепкое телосложение. Она разобрала каждую его деталь, а потом перешла к лицу. Не было ничего удивительного в том, что мужчина был красив. К этому малютка уже привыкла. Ему было от силы лет тридцать. Длинные волосы достигали плеч, кожа отдавала звездной синевой. Нос тонкий, уши острые. Широкие скулы скрывались под легкой небритостью, черные глаза горели ясностью и неповторимостью, затягивали в себя любой свет, были бездною.

Он улыбнулся, и Ольне стало не по себе. В этой улыбке было что-то пугающее и манящие одновременно. Женщины, что стояли рядом, обомлели и нервно захихикали, смущенные опуская глаза. Малютка бросила на них удивленный взгляд. Было видно, что все они питали сильную слабость к вышедшему на сцену. Ольна на мгновение подумала, что, будь она чуток постарше, то тоже бы влюбилась в него.

— Добрый вечер, — начал он. Его голос прозвучал властно и притягательно, заставляя замолчать даже тех, кто был на другом конце площади. — Я приветствую вас, друзья, жители и гости нашего прекрасного града у берегов Эвингера!

Сегодня мы чествуем Деву-Ремени — нашу покровительницу и наставницу. Она была с нами тысячи лет, каждый день присматривая за сим миром. Она не давала нашим землям и семьям погибнуть, дарила нам любовь и счастье, каким бы искрометным оно не было. Мы чувствуем ее взгляд на себе каждую туну, она присматривает, и будет присматривать за нами еще многие тысячелетия. Вечно.

Несмотря на то, что для Руны настали тяжелые времена, завтра она снова возродит наш мир и начнет все заново.

Сегодня тот вечер, когда мы должны забыть все свои обиды и страхи, простить тех, на кого мы в обиде, и попросить прощения у тех, кого мы обидели. Пусть наши сердца будут едины в эту ночь! Я верю, что Дева-Ремени будет с нами и единственное, что прольется в новом году, будут реки альвийского вина!

Так давайте ж веселится, пока она с нами, пока морон возрождает свои силы на небосклоне, пока илиус озаряет землю своим светом!

— ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДЕВА-РЕМЕНИ! — воскликнула толпа, и кубки вина ударились с громким звоном. Серый альв спустился со сцены. Опять заиграла музыка, фонарики заплясали на звездном небосклоне.

— Не знал, что ты так красноречив! — сказал Фелиус, подходя к прекрасному незнакомцу. Альв обернулся, и на его лице расплылась та самая непревзойденная улыбка, так сильно трепещущая сердца юных красавиц.

Эти двое были знакомы. «Вот о каком друге говорил Мыслитель!» — промелькнуло в голове.

— Финиган! — радостно воскликнул альв и кинулся в распростертые объятья Фелиуса. Толпа проводила их удивленными взглядами. — Сколько лет, Фелиус! Выглядишь так, будто бы только что прибыл из Астро!

— Можно и так сказать, — пожал плечами Мыслитель.

— Я думал, что не увижу тебя больше. Когда ты отплывал от берегов Рудного, был…семнадцатый?…

— Восемнадцатый, — поправил Фелиус.

— Восемнадцатый год! Ох, Ремени, сколько времени утекло! Мы тогда еще не думали о войне, вот сатаил, как же все так быстро поменялось!?

Ладно, у нас еще будет время поностальгировать о давних временах. Рассказывай, что привело тебя сегодня к нашим берегам?

Фелиус перевел взгляд на Миру.

— Знакомься, Торон, мой свет в ночи — моя Святомира.

Конец ознакомительного фрагмента.