Неточные совпадения
«Это под окном, должно быть, какой-нибудь сад, — подумал он, — шумят
деревья; как я не люблю шум
деревьев ночью, в
бурю и в темноту, скверное ощущение!» И он вспомнил, как, проходя давеча мимо Петровского парка, с отвращением даже подумал о нем.
Кругом все белело от инея. Вода в лужах замерзла. Под тонким слоем льда стояли воздушные пузыри. Засохшая желто-бурая трава искрилась такими яркими блестками, что больно было на нее смотреть. Сучья
деревьев, камни и утоптанная земля на тропе покрылись холодным матовым налетом.
В сумерки мы возвратились назад. В фанзе уже горел огонь. Я лег на кан, но долго не мог уснуть. Дождь хлестал по окнам; вверху, должно быть на крыше, хлопало корье; где-то завывал ветер, и не разберешь, шумел ли то дождь, или стонали озябшие кусты и
деревья.
Буря бушевала всю ночь.
Сквозь обнаженные,
бурые сучья
дерев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья.
Их статные, могучие стволы великолепно чернели на золотисто-прозрачной зелени орешников и рябин; поднимаясь выше, стройно рисовались на ясной лазури и там уже раскидывали шатром свои широкие узловатые сучья; ястреба, кобчики, пустельги со свистом носились под неподвижными верхушками, пестрые дятлы крепко стучали по толстой коре; звучный напев черного дрозда внезапно раздавался в густой листве вслед за переливчатым криком иволги; внизу, в кустах, чирикали и пели малиновки, чижи и пеночки; зяблики проворно бегали по дорожкам; беляк прокрадывался вдоль опушки, осторожно «костыляя»; красно-бурая белка резво прыгала от
дерева к
дереву и вдруг садилась, поднявши хвост над головой.
Пурга — это снежный ураган, во время которого температура понижается до 15°. И ветер бывает так силен, что снимает с домов крыши и вырывает с корнями
деревья. Идти во время пурги положительно нельзя: единственное спасение — оставаться на месте. Обыкновенно всякая снежная
буря сопровождается человеческими жертвами.
Утром после
бури еще моросил мелкий дождь. В полдень ветер разорвал туманную завесу, выглянуло солнце, и вдруг все ожило: земной мир сделался прекрасен. Камни,
деревья, трава, дорога приняли праздничный вид; в кустах запели птицы; в воздухе появились насекомые, и даже шум воды, сбегающей пенистыми каскадами с гор, стал ликующим и веселым.
Берлогу
бурый медведь устраивает под корнями
деревьев, в расщелинах камней и даже просто в земле.
Он описывает болота, непроходимые трясины, отвратительную почву и леса, где, «кроме громадных, стоящих на корню
деревьев, почва нередко усеяна огромными полусгнившими стволами, свалившимися от старости или от
бурь; между стволами у корней
деревьев торчат часто кочки, заросшие мхом, рядом с ними ямы и рытвины».
Сломленные
бурею и подмытые весеннею водою
деревья местами преграждают ее течение, и, запруженная как будто плотиною, она разливается маленьким прудом, прибывая до тех пор, пока найдет себе боковой выход или, перевысив толщину древесного ствола, начнет переливать чрез него излишнюю, беспрестанно накопляющуюся воду, легким шумом нарушая тишину лесной пустыни.
Это какой-то особый мир, и народная фантазия населяет его сверхъестественными существами: лешими и лесными девками, так же как речные и озерные омута — водяными чертовками, но жутко в большом лесу во время
бури, хотя внизу и тихо:
деревья скрипят и стонут, сучья трещат и ломаются.
Я рассчитывал, что
буря, захватившая нас в дороге, скоро кончится, но ошибся. С рассветом ветер превратился в настоящий шторм. Сильный ветер подымал тучи снегу с земли и с ревом несся вниз по долине. По воздуху летели мелкие сучья
деревьев, корье и клочки сухой травы. Берестяная юрточка вздрагивала и, казалось, вот-вот тоже подымется на воздух. На всякий случай мы привязали ее веревками от нарт за ближайшие корни и стволы
деревьев.
После полудня погода испортилась. Небо стало быстро заволакиваться тучами, солнечный свет сделался рассеянным, тени на земле исчезли, и все живое попряталось и притаилось. Где-то на юго-востоке росла
буря. Предвестники ее неслышными, зловещими волнами спускались на землю, обволакивая отдаленные горы,
деревья в лесу и утесы на берегу моря.
Деревья, как расслабленные, тяжело дремали, опустив свои размягченные жаром листья, и колосистая рожь стояла неподвижным зелено-бурым морем, изнемогая под невыносимым дыханием летнего бога, наблюдающего своим жарким глазом за спешною химическою работою в его необъятной лаборатории.
Не густыми, мягкими хлопьями, а реденькими ледянистыми звездочками уже третий час падал снег, и завывала
буря, шумя вершинами качавшихся
дерев и приподнимая огромные клоки сена со стогов, около которых расположился ночлегом лагерь встреченных нами инсургентов.
То задувал с северо-запада, со стороны степи, свирепый ураган; от него верхушки
деревьев раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь, точно волны в
бурю, гремели по ночам железные кровли дач, и казалось, будто кто-то бегает по ним в подкованных сапогах; вздрагивали оконные рамы, хлопали двери, и дико завывало в печных трубах.
Листья еще крепко держатся на ветках
деревьев и только чуть-чуть начинают
буреть; георгины, штокрозы, резеда, душистый горошек — все это слегка побледнело под влиянием утренников, но еще в полном цвету; и везде жужжат мириады пчел, которые, как чиновники перед реформой, спешат добрать последние взятки.
Нагие
деревья с ветвями, изломанными
бурей, печально высились на окраине дороги.
— С моею фигурой, с положением моим в обществе оно, точно, неправдоподобно; но вы знаете — уже Шекспир сказал:"Есть многое на свете, друг Гонца, и так далее. Жизнь тоже шутить не любит. Вот вам сравнение:
дерево стоит перед вами, и ветра нет; каким образом лист на нижней ветке прикоснется к листу на верхней ветке? Никоим образом. А поднялась
буря, все перемешалось — и те два листа прикоснулись.
Прошло еще несколько минут. В маленькие окна то и дело заглядывали синеватые огни молнии, высокие
деревья вспыхивали за окном призрачными очертаниями и опять исчезали во тьме среди сердитого ворчания
бури. Но вот резкий свет на мгновение затмил бледные вспышки каганца, и по лесу раскатился отрывистый недалекий удар.
— Эге, это я знаю! Хорошо знаю, как
дерево говорит…
Дерево, хлопче, тоже боится… Вот осина, проклятое
дерево, все что-то лопочет, — и ветру нет, а она трясется. Сосна на бору в ясный день играет-звенит, а чуть подымется ветер, она загудит и застонет. Это еще ничего… А ты вот слушай теперь. Я хоть глазами плохо вижу, а ухом слышу: дуб зашумел, дуба уже трогает на поляне… Это к
буре.
Несчастный
бурый, облезлый мишка высоко над нами пробирался по висевшим над бездной корням
деревьев.
За это жизнь сурово взыщет с вас, поверьте: разразится
буря, и она сметет и смоет вас с земли, как дождь и ветер пыль с
дерева!
Отъехав шагов пятьсот от духана, экипажи остановились. Самойленко выбрал небольшой лужок, на котором были разбросаны камни, удобные для сидения, и лежало
дерево, поваленное
бурей, с вывороченным мохнатым корнем и с высохшими желтыми иглами. Тут через речку был перекинут жидкий бревенчатый мост, и на другом берегу, как раз напротив, на четырех невысоких сваях стоял сарайчик, сушильня для кукурузы, напоминавшая сказочную избушку на курьих ножках; от ее двери вниз спускалась лесенка.
Лес не так высок, но колючие кусты, хмель и другие растения переплетают неразрывною сеткою корни
дерев, так что за 3 сажени нельзя почти различить стоящего человека; иногда встречаются глубокие ямы, гнезда
бурею вырванных
дерев, коих гнилые колоды, обросшие зеленью и плющем, с своими обнаженными сучьями, как крепостные рогатки, преграждают путь; под ними, выкопав себе широкое логовище, лежит зимой косматый медведь и сосет неистощимую лапу; дремучие ели как черный полог наклоняются над ним и убаюкивают его своим непонятным шепотом.
Перед ореховым гладким столом сидела толстая женщина, зевая по сторонам, добрая женщина!.. жиреть, зевать, бранить служанок, приказчика, старосту, мужа, когда он в духе… какая завидная жизнь! и всё это продолжается сорок лет, и продолжится еще столько же… и будут оплакивать ее кончину… и будут помнить ее, и хвалить ее ангельский нрав, и жалеть… чудо что за жизнь! особливо как сравнишь с нею наши
бури, поглощающие целые годы, и что еще ужаснее — обрывающие чувства человека, как листы с
дерева, одно за другим.
— Жаль! — возразил старик, — не доживет этот человек до седых волос. — Он жалел от души, как мог, как обыкновенно жалеют старики о юношах, умирающих преждевременно, во цвете жизни, которых смерть забирает вместо их, как
буря чаще ломает тонкие высокие
дерева и щадит пни столетние.
Тогда грохот
бури смолкал на минуту, и снова слышалось журчание потоков и однообразный шум дождя, который падал полосами на
деревья и скатывался на дорогу.
Он поторопился выпить свой чай и ушёл, заявив, что ему нужно разобрать привезённые книги. Но в комнате у него, несмотря на открытые двери, стоял запах керосина. Он поморщился и, взяв книгу, ушёл в парк. Там, в тесно сплочённой семье старых
деревьев, утомлённых
бурями и грозами, царила меланхолическая тишина, обессиливающая ум, и он шёл, не открывая книги, вдоль по главной аллее, ни о чём не думая, ничего не желая.
Когда сильная
буря качает
деревья, то как они страшны!
Ливмя лил дождь, шумно клонились вершины высокоствольных
деревьев, оглушительный треск и раскаты громо́вых ударов не умолкали на небе, золотые, зубчатые молнии то и дело вспыхивали в низко нависших над землею тучах, а он недвижимо лежал на месте, с которого только что Дуня сошла, не слыша ни рева
бури, ни грома, ни шума
деревьев, не чувствуя ливня, не видя ярко блещущих молний…
Обитель спала. Только чириканье воробьев, прыгавших по скату крутой часовенной крыши, да щебетанье лесных птичек, гнездившихся в кустах и
деревьях кладбища, нарушали тишину раннего утра. Голубым паром поднимался туман с зеленеющих полей и
бурых, железистой ржавчиной крытых мочажин… С каждой минутой ярче и шире алела заря… Золотистыми перьями раскидывались по ней лучи скрытого еще за небосклоном светила.
Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть!..
Зловещий блеск и пестрота
дерев,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею
И, как предчувствие сходящих
бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье — и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья!..
Катя, спеша, развешивала по веревкам между
деревьями сверкающее белизною рваное белье. С запада дул теплый, сухой ветер; земля, голые ветки кустов,
деревьев, все было мокро, черно, и сверкало под солнцем. Только в углах тускло поблескивала еще ледяная кора, сдавливавшая у корня
бурые былки.
За окном в ночных потемках шумела
буря, какою обыкновенно природа разражается перед грозой. Злобно выл ветер и болезненно стонали гнувшиеся
деревья. Одно стекло в окне было заклеено бумагой, и слышно было, как срывавшиеся листья стучали по этой бумаге.
Здесь, следя глазами известные ему приметы, он пролезал ужом сквозь кусты, перескакивал через пни, как лань, и, задыхаясь, очутился наконец у огромного,
бурею разорванного
дерева, далеко уронившего косматый верх свой от дупловатого корня.
Вечная
буря царствовала в доме Салтыковых. Все дрожало, все трепетало под гнетом тяжелой руки «властной помещицы». Подобно птичкам во время
бури и грозы, забирающимся в самую густую листву
дерев и, чутко насторожась, внемлящим разбушевавшейся природе, Костя и Маша по целым часам сидели в укромных уголках своей комнаты, разделенной ширмами, и с нежных дней раннего детства привыкли находить в этой близости спасительное средство к уменьшению порой обуявшего их панического страха.
Илья пророк, убегая от людей, укрылся в пещере, и ему было откровение, что бог явится ему у входа пещеры, Сделалась
буря — ломались
деревья.
Восстанет
буря великая, хлынут на тебя ручьи дождевые, заскрипят по лесу сосны столетния, повалятся
деревья буреломныя, — иди тропой Батыевой, пролагай стезю ко спасению, направляй стопы в чудный Китеж-град…
Летом, когда
деревья одеты цветом и зеленой листвою, домики эти так ревнивно скрыты этой богатой растительностию, что редкий из них выглядывает на улицу одним или двумя окошечками из-под своих, то красных тесовых, то темно-бурых соломенных кровель.