Неточные совпадения
Профессоров Самгин слушал с той же скукой, как учителей в гимназии. Дома, в одной из чистеньких и удобно обставленных меблированных комнат Фелицаты Паульсен, пышной дамы лет сорока, Самгин записывал свои мысли и впечатления мелким, но четким почерком на листы синеватой почтовой
бумаги и складывал их в портфель, подарок Нехаевой. Не озаглавив свои заметки, он красиво, рондом, написал на первом их листе...
Вихров с искреннейшим благоговением вдыхал в себя этот ученый воздух; в кабинете, слабо освещенном свечами с абажуром, он увидел самого
профессора; все стены кабинета уставлены были книгами, стол завален кипами
бумаг.
Легкий мороз испуга пробежал у меня по спине только тогда, когда молодой
профессор, тот самый, который экзаменовал меня на вступительном экзамене, посмотрел мне прямо в лицо и я дотронулся до почтовой
бумаги, на которой были написаны билеты.
Разочаровавшись в этом, я сейчас же, под заглавием «первая лекция», написанным в красиво переплетенной тетрадке, которую я принес с собою, нарисовал восемнадцать профилей, которые соединялись в кружок в виде цветка, и только изредка водил рукой по
бумаге, для того чтобы
профессор (который, я был уверен, очень занимается мною) думал, что я записываю.
Немедленно фонд лишился подарка
профессора Персикова. Калоши исчезли в газетной
бумаге. Крайне обрадовавшийся ангел во френче встал и начал жать руку
профессору и даже произнес маленький спич, содержание которого сводилось к следующему: это делает честь
профессору…
Профессор может быть спокоен… больше его никто не потревожит, ни в институте, ни дома… меры будут приняты, камеры его в совершеннейшей безопасности…
Панкрат немедленно исполнил приказание, и через четверть часа в кабинете
профессора, усеянном опилками и обрывками
бумаги, забушевал его голос.
Профессор. Посмотрите, что за
бумага, делайте скорей; очевидно, двойная сила: его и Гросмана — производит пертурбации.
Профессор (задавленный). Позвольте, позвольте, совершенно новое явление: не вызванная медиумическая энергия действует, а сам медиум. Однако откройте чернильницу и положите на
бумагу перо, он напишет, напишет.
Войницкий. При моей наблюдательности мне бы роман писать. Сюжет так и просится на
бумагу. Отставной
профессор, старый сухарь, ученая вобла… Подагра, ревматизм, мигрень, печёнка и всякие штуки… Ревнив, как Отелло. Живет поневоле в именье своей первой жены, потому что жить в городе ему не по карману. Вечно жалуется на свои несчастья, хотя в то же время сам необыкновенно счастлив.
Войницкий. А
профессора, к сожалению, еще не съела моль. По-прежнему от утра до глубокой ночи сидит у себя в кабинете и пишет. «Напрягши ум, наморщивши чело, всё оды пишем, пишем, и ни себе, ни им похвал нигде не слышим». Бедная
бумага! Сонечка по-прежнему читает умные книжки и пишет очень умный дневник.
В грязной комнатке, заваленной стопами
бумаги, пахло керосином от типографского мотора и скипидаром. Суровый господин в золотых очках, услыхав имя
профессора, расцвел, почтительно усадил его и сочувственно выслушал.
Он привез ему письмо от одного из знакомых Шатову
профессоров медицинского факультета и книгу, завернутую в газетную
бумагу.
Профессор рекомендовал ему г. Зингирева (такова была фамилия гостя) и поручал вниманию Антона Михайловича свой недавно вышедший из печати труд по какому-то медицинскому вопросу. Гость вскоре откланялся.
Стол с
бумагами, из которых одна кипа придавлена кирпичом (cigît: [Здесь погребен (фр.).] сын Одиссея, родившийся на острове Итаке, взлелеянный Минервой и Фенелоном и зарезанный в Санкт-Петербурге
профессором элоквенции); тут же — великанша-чернилица, надутая, как… (не скажу кто, чтобы гусей не раздразнить), песок в коробочке, сложенной из писчей
бумаги, и железные съемцы по образу адамовых.