Неточные совпадения
—
Брось, — небрежно махнув рукой, сказал Дронов. — Кому все это интересно? Жила одинокая, богатая вдова, ее за это укокали, выморочное имущество поступило в казну, казна его продает, вот и все, и —
к черту!
Робко ушел
к себе Райский, натянул на рамку холст и начал
чертить мелом. Три дня
чертил он, стирал, опять
чертил и,
бросив бюсты, рисунки, взял кисть.
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман:
черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и Марину, потом смотрел на Волгу, на ее течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь
к созданным им мотивам,
бросал их на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
— А! — поймал ее Райский, — не из сострадания ли вы так неприступны!.. Вы боитесь
бросить лишний взгляд, зная, что это никому не пройдет даром. Новая изящная
черта! Самоуверенность вам
к лицу. Эта гордость лучше родовой спеси: красота — это сила, и гордость тут имеет смысл.
— И увезу, а ты мне сруководствуй деляночку на Краюхином увале, — просил в свою очередь Мыльников. — Кедровскую-то дачу
бросил я, Фенюшка… Ну ее
к черту! И конпания у нас была: пришей хвост кобыле. Все врозь, а главный заводчик Петр Васильич. Такая кривая ерахта!.. С Ястребовым снюхался и золото для него скупает… Да ведь ты знаешь, чего я тебе-то рассказываю. А ты деляночку-то приспособь… В некоторое время пригожусь, Фенюшка. Без меня, как без поганого ведра, не обойдешься…
— Фу,
черт возьми, как холодно! — проговорил он, кутаясь по самые уши в воротник шинели, и, доехав до Благовещенского моста,
бросил извозчика и пошел пешком, направляя свой путь
к памятнику Петра.
— Довольно! Слушайте, я
бросил папу!
К черту шигалевщину!
К черту папу! Нужно злобу дня, а не шигалевщину, потому что шигалевщина ювелирская вещь. Это идеал, это в будущем. Шигалев ювелир и глуп, как всякий филантроп. Нужна черная работа, а Шигалев презирает черную работу. Слушайте: папа будет на Западе, а у нас, у нас будете вы!
— Э, всё равно,
бросьте,
к черту! — махнул рукой Шатов. — Если вы отступились теперь от тогдашних слов про народ, то как могли вы их тогда выговорить?.. Вот что давит меня теперь.
—
Брось, — сказал он серьезно. — Какая там,
к черту, Персия? Это, брат, я знаю, в твои годы и мне тоже хотелось бежать ко всем
чертям!..
— Это, ребята, крещеный! — крикнули мужики и, вытащив дьякона с
чертом из канавы, всунули в утор одной бочки соломинку и присадили
к ней окоченелого Ахиллу, а
черта бросили на передок и поехали в город.
—
Брось! Ну её
к чёрту… Какие-то немцы мудрили тут — познавается! Ничего невозможно понять…
— Теперь я другую линию повел. Железнодорожную-то часть
бросил. Я свое дело сделал, указал на Изюм — нельзя? — стало быть, куда хочешь, хоть
к черту-дьяволу дороги веди — мое дело теперь сторона! А я нынче по административной части гусара запустил. Хочу в губернаторы. С такими, скажу вам, людьми знакомство свел — отдай все, да и мало!
—
Бросьте камфару.
К черту.
Петр. Общество? Вот что я ненавижу! Оно всё повышает требования
к личности, но не дает ей возможности развиваться правильно, без препятствий… Человек должен быть гражданином прежде всего! — кричало мне общество в лице моих товарищей. Я был гражданином…
черт их возьми… Я… не хочу… не обязан подчиняться требованиям общества! Я — личность! Личность свободна… Слушайте!
Бросьте это… этот чертов звон…
Алексей. Унтер-офицер Турбин,
брось геройство
к чертям! (Смолкает.)
Акулина. Любил? Есть кого любить, толстомордую-то.
Бросил бы ее тогда, ничего б не было. Согнал бы ее
к черту. А дом все равно мой и деньги мои. Тоже хозяйка, говорит, хозяйка, какая она мужу хозяйка? Душегубка она, вот кто. С тобой то же сделает.
— Да, я работал. Зимою я назвался переписывать книги. Уставом и полууставом писать наловчился скоро. Только все книги
черт их знает какие давали. Не такие, каких я надеялся. Жизнь пошла скучная. Работа да моленное пение, и только. А больше ничего. Потом стали всё звать меня: «Иди, говорят, совсем
к нам!» Я говорю: «Все одно, я и так ваш». — «Облюбуй девку и иди
к кому-нибудь во двор». Знаете, как мне не по нутру! Однако, думаю, не из-за этого же
бросить дело. Пошел во двор.
— Ну его
к черту! — нервно дрогнул голос старика. —
Брось, Нюта!..
брось!.. Не стоит!.. Не думай ты о нем больше!.. Право!.. Весь-то он, как есть, одной твоей слезинки не стоит!.. Ну его!.. Ей-Богу, говорю, —
брось ты все это!
— Убирайся ты
к черту с разверсткой!.. — зарычал Орошин,
бросая на стол подписной лист. — Ни с кем не хочу иметь дела. Завтра чем свет один управлюсь… Меня на это хватит. Дурак я был, что в Астрахани всего у них не скупил, да тогда они, подлецы, еще цен не объявляли… А теперь доронинской рыбы вам и понюхать не дам.
— Убери эту гадость! Чтоб сегодня же его не было в доме!
Брось куда-нибудь! Ни
к чёрту не годится!
— Говорит, что не раньше, как через год или два. А какая такая работа у этого свистуна,
чёрт его знает. Чудак, ей-богу! Пристал ко мне, как с ножом
к горлу: отчего ваша жена на сцену не поступает? С этакой, говорит, благодарной наружностью, с таким развитием и уменьем чувствовать грешно жить дома. Она, говорит, должна
бросить всё и идти туда, куда зовет ее внутренний голос. Житейские рамки созданы не для нее. Такие, говорит, натуры, как она, должны находиться вне времени и пространства.
— Ну, голубка моя, слушай… На кой
черт тебе топиться? Это глупо даже в пятом акте драмы… Да что тут толковать, не
к лицу мне роль ангела-хранителя, никогда, по крайней мере, я не разучивал ее… Пойдем-ка лучше, выпьем бутылочку пивца… или лимонаду с коньячком… Да что ты опешила? Пари держу, что все это по милости твоего красавца. Наверно господин Свирский обидел тебя. Так
брось его
к черту, только и всего.
Как бы гладко и ловко ни оправдывал он себя, она потеряла любимого человека. ЕеГаярин больше не существовал. Она гадливо
бросила сложенный в несколько раз лист газеты на стол, присела
к нему, взяла тетрадь дневника и раскрыла его на последней исписанной странице, где толстая
черта виднелась посредине. И с минуту сидела, опустив голову в обе ладони.
Бросьте вы
к черту ругаться —
Это теперь не помога.
Нам нужно одно:
Дознаться,
По каким они скрылись дорогам.
— Уж лошади ж были! — продолжал рассказ Балага. — Я тогда молодых пристяжных
к каурому запрег, — обратился он
к Долохову, — так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был.
Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли
черти. Издохла левая только.
Он вынул записную книжку, быстро
начертил что-то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел
к окну,
бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят?