Неточные совпадения
Причем
бросала в народ медными
деньгами, а пьяные ее подручники восклицали: «Вот наша матушка! теперь нам, братцы, вина будет вволю!»
Бывшие ученики его, умники и остряки, в которых ему мерещилась беспрестанно непокорность и заносчивое поведение, узнавши об жалком его положении, собрали тут же для него
деньги, продав даже многое нужное; один только Павлуша Чичиков отговорился неимением и дал какой-то пятак серебра, который тут же товарищи ему
бросили, сказавши: «Эх ты, жила!» Закрыл лицо руками бедный учитель, когда услышал о таком поступке бывших учеников своих; слезы градом полились из погасавших очей, как у бессильного дитяти.
— Я подлец… Виноват… Я преступил… Но посудите, посудите, разве можно так поступать? Я — дворянин. Без суда, без следствия,
бросить в тюрьму, отобрать все от меня: вещи, шкатулка… там
деньги, там все имущество, там все мое имущество, Афанасий Васильевич, — имущество, которое кровным потом приобрел…
И выхватив у Сони бумажку, Катерина Ивановна скомкала ее в руках и
бросила наотмашь прямо в лицо Лужина. Катышек попал в глаз и отскочил на пол. Амалия Ивановна бросилась поднимать
деньги. Петр Петрович рассердился.
Ах да: она говорит и кричит, что так как ее все теперь
бросили, то она возьмет детей и пойдет на улицу, шарманку носить, а дети будут петь и плясать, и она тоже, и
деньги собирать, и каждый день под окно к генералу ходить…
Вот
бросал деньгами-то, так и засыпал Хариту Игнатьевну.
— Что же делается там, в России? Все еще
бросают бомбы? Почему Дума не запретит эти эксцессы? Ах, ты не можешь представить себе, как мы теряем во мнении Европы! Я очень боюсь, что нам перестанут давать
деньги, — займы, понимаешь?
Клим Самгин,
бросив на стол
деньги, поспешно вышел из зала и через минуту, застегивая пальто, стоял у подъезда ресторана. Три офицера, все с праздничными лицами, шли в ногу, один из них задел Самгина и весело сказал...
Красавина. Так вот и не счесть. Посчитают-посчитают, да и
бросят. Ты думаешь, считать-то легко? Это, матушка, всем вам кажется, у кого
денег нет. А поди-ка попробуй! Нет, матушка, счет мудреное дело. И чиновники-то, которые при этом приставлены, и те, кто до сколька умеет, до столька и считает: потому у них и чины разные. Твой Михайло до сколька умеет?
Красавина. Сверх границ. Одних только
денег и билетов мы две считали-считали, счесть не могли, так и
бросили. Да я так думаю, что не то что нам, бабам, а и мужчинам, если двух хороших взять, и то не счесть!
В то время в выздоравливавшем князе действительно, говорят, обнаружилась склонность тратить и чуть не
бросать свои
деньги на ветер: за границей он стал покупать совершенно ненужные, но ценные вещи, картины, вазы; дарить и жертвовать на Бог знает что большими кушами, даже на разные тамошние учреждения; у одного русского светского мота чуть не купил за огромную сумму, заглазно, разоренное и обремененное тяжбами имение; наконец, действительно будто бы начал мечтать о браке.
Вот ваши
деньги! — почти взвизгнула она, как давеча, и
бросила пачку кредиток на стол, — я вас в адресном столе должна была разыскивать, а то бы раньше принесла.
Этот вызов человека, сухого и гордого, ко мне высокомерного и небрежного и который до сих пор, родив меня и
бросив в люди, не только не знал меня вовсе, но даже в этом никогда не раскаивался (кто знает, может быть, о самом существовании моем имел понятие смутное и неточное, так как оказалось потом, что и
деньги не он платил за содержание мое в Москве, а другие), вызов этого человека, говорю я, так вдруг обо мне вспомнившего и удостоившего собственноручным письмом, — этот вызов, прельстив меня, решил мою участь.
И многие годы проходят так, и многие сотни уходят «куда-то» у барина, хотя
денег, по-видимому, не
бросают.
19 числа перетянулись на новое место. Для буксировки двух судов, в случае нужды, пришло 180 лодок. Они вплоть стали к фрегату: гребцы, по обыкновению, голые; немногие были в простых, грубых, синих полухалатах. Много маленьких девчонок (эти все одеты чинно), но женщины ни одной. Мы из окон
бросали им хлеб,
деньги, роздали по чарке рому: они все хватали с жадностью. Их много налезло на пушки, в порта. Крик, гам!
На арене ничего еще не было. Там ходил какой-то распорядитель из тагалов, в розовой кисейной рубашке, и собирал
деньги на ставку и за пари. Я удивился, с какой небрежностью индийцы
бросали пригоршни долларов, между которыми были и золотые дублоны. Распорядитель раскладывал
деньги по кучкам на полу, на песке арены. На ней, в одном углу, на корточках сидели тагалы с петухами, которым предстояло драться.
«Нельзя
бросить женщину, которую я любил, и удовлетвориться тем, что я заплачу
деньги адвокату и избавлю ее от каторги, которой она и не заслуживает, загладить вину
деньгами, как я тогда думал, что сделал что должно, дав ей
деньги».
Денег я
бросал много, верили, что я богат, я и сам тому верил.
И ту и другую веселю,
деньги бросаю пригоршнями, музыка, гам, цыганки.
— Как, двести уж проиграл? Так еще двести! Все двести на пе! — И, выхватив из кармана
деньги, Митя
бросил было двести рублей на даму, как вдруг Калганов накрыл ее рукой.
Но почему же я не могу предположить, например, хоть такое обстоятельство, что старик Федор Павлович, запершись дома, в нетерпеливом истерическом ожидании своей возлюбленной вдруг вздумал бы, от нечего делать, вынуть пакет и его распечатать: „Что, дескать, пакет, еще, пожалуй, и не поверит, а как тридцать-то радужных в одной пачке ей покажу, небось сильнее подействует, потекут слюнки“, — и вот он разрывает конверт, вынимает
деньги, а конверт
бросает на пол властной рукой хозяина и уж, конечно, не боясь никакой улики.
— А, черт вас подери! — вскричал Петр Ильич, как бы вдруг одумавшись, — да мне-то тут что?
Бросай свои
деньги, коли даром нажил!
Осмотрел я: нет на мне крови, не брызнуло, пресс-папье обтер, положил, за образа сходил, из пакета
деньги вынул, а пакет
бросил на пол и ленточку эту самую розовую подле.
— Больше тысячи пошло на них, Митрий Федорович, — твердо опроверг Трифон Борисович, —
бросали зря, а они подымали. Народ-то ведь этот вор и мошенник, конокрады они, угнали их отселева, а то они сами, может, показали бы, скольким от вас поживились. Сам я в руках у вас тогда сумму видел — считать не считал, вы мне не давали, это справедливо, а на глаз, помню, многим больше было, чем полторы тысячи… Куды полторы! Видывали и мы
деньги, могим судить…
Я знала тогда, что уж он мне изменил и хочет
бросить меня, и я, я сама протянула тогда ему эти
деньги, сама предложила будто бы для того, чтоб отослать моей сестре в Москве, — и когда отдавала, то посмотрела ему в лицо и сказала, что он может, когда хочет, послать, «хоть еще через месяц».
— Философ, натурально, не взял; но русский будто бы все-таки положил у банкира
деньги на его имя и написал ему так: «
Деньгами распоряжайтесь, как хотите, хоть,
бросьте в воду, а мне их уже не можете возвратить, меня вы не отыщете», — и будто б эти
деньги так и теперь лежат у банкира.
— Дмитрий, ты стал плохим товарищем мне в работе. Пропадаешь каждый день на целое утро, и на половину дней пропадаешь по вечерам. Нахватался уроков, что ли? Так время ли теперь набирать их? Я хочу
бросить и те, которые у меня есть. У меня есть рублей 40 — достанет на три месяца до окончания курса. А у тебя было больше
денег в запасе, кажется, рублей до сотни?
Мы ему купим остальную часть Капреры, мы ему купим удивительную яхту — он так любит кататься по морю, — а чтобы он не
бросил на вздор
деньги (под вздором разумеется освобождение Италии), мы сделаем майорат, мы предоставим ему пользоваться рентой. [Как будто Гарибальди просил
денег для себя. Разумеется, он отказался от приданого английской аристократии, данного на таких нелепых условиях, к крайнему огорчению полицейских журналов, рассчитавших грош в грош, сколько он увезет на Капреру. (Прим. А. И. Герцена.)]
Глупо или притворно было бы в наше время денежного неустройства пренебрегать состоянием.
Деньги — независимость, сила, оружие. А оружие никто не
бросает во время войны, хотя бы оно и было неприятельское, Даже ржавое. Рабство нищеты страшно, я изучил его во всех видах, живши годы с людьми, которые спаслись, в чем были, от политических кораблекрушений. Поэтому я считал справедливым и необходимым принять все меры, чтоб вырвать что можно из медвежьих лап русского правительства.
Начинается торг: бьются-бьются, наконец кончают на семнадцати копейках. Дедушка грузно встает с кресла и идет в спальню за
деньгами. В это время рыбак
бросает Ваське крошечную рыбешку. Васька усаживается на все четыре лапки, хватает рыбу и, беспрестанно встряхиваясь, разрывает ее зубами.
— А помнишь, в коронацию? за двадцать копеек сотню отдавали — только бери… Ну, ступай! завтра возьми сотенку… да ты поторгуйся! Эхма! любишь ты зря
деньги бросать!
Улита домовничала в Щучьей-Заводи и имела на барина огромное влияние. Носились слухи, что и стариковы
деньги, в виде ломбардных билетов, на имя неизвестного, переходят к ней. Тем не менее вольной он ей не давал — боялся, что она
бросит его, — а выпустил на волю двоих ее сыновей-подростков и поместил их в ученье в Москву.
Варя. Мамочка, не могу же я сама делать ему предложение. Вот уже два года все мне говорят про него, все говорят, а он или молчит, или шутит. Я понимаю. Он богатеет, занят делом, ему не до меня. Если бы были
деньги, хоть немного, хоть бы сто рублей,
бросила бы я все, ушла бы подальше. В монастырь бы ушла.
Он умел делать фокусы с картами,
деньгами, кричал больше всех детей и почти ничем не отличался от них. Однажды дети, играя с ним в карты, оставили его «дураком» несколько раз кряду, — он очень опечалился, обиженно надул губы и
бросил игру, а потом жаловался мне, шмыгая носом...
Стали мы наконец выходить из комнаты, я дверь нарочно отпертою и оставляю; он таки поколебался, хотел что-то сказать, вероятно, за бумажник с такими
деньгами испугался, но ужасно вдруг рассердился и ничего не сказал-с; двух шагов по улице не прошли, он меня
бросил и ушел в другую сторону.
— Любил вначале. Ну, да довольно… Есть женщины, которые годятся только в любовницы и больше ни во что. Я не говорю, что она была моею любовницей. Если захочет жить смирно, и я буду жить смирно; если же взбунтуется, тотчас же
брошу, а
деньги с собой захвачу. Я смешным быть не хочу; прежде всего не хочу быть смешным.
Во-первых, он
бросил разведки на Мутяшке и вывел свою партию на Фотьянку, где и произвел всем полный расчет, а Кожину возвратил все взятые у него
деньги.
— Разнемогся совсем, братцы… — слабым голосом ответил хитрый старик. — Уж
бросим это болото да выедем на Фотьянку. После Ястребова еще никто ничего не находил… А тебе, Акинфий Назарыч,
деньги я ворочу сполна. Будь без сумления…
— И это знаю!.. Только все это пустяки. Одной поденщины сколько мы должны теперь платить. Одним словом,
бросай все и заживо ложись в могилу… Вот француз все своею заграницей утешает, да только там свое, а у нас свое. Машины-то
денег стоят, а мы должны миллион каждый год послать владельцам… И без того заводы плелись кое-как, концы с концами сводили, а теперь где мы возьмем миллион наш?
Нюрочка совсем не заметила, как наступил вечер, и пропустила главный момент, когда зажигали иллюминацию, главным образом, когда устанавливали над воротами вензель. Как весело горели плошки на крыше, по карнизам, на окнах, а собравшийся на площади народ кричал «ура». Петр Елисеич разошелся, как никогда, и в окно
бросал в народ медные
деньги и пряники.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие
деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и
денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не
бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из
денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Другой раз, вспомнив вдруг, что смерть ожидает меня каждый час, каждую минуту, я решил, не понимая, как не поняли того до сих пор люди, что человек не может быть иначе счастлив, как пользуясь настоящим и не помышляя о будущем, — и я дня три, под влиянием этой мысли,
бросил уроки и занимался только тем, что, лежа на постели, наслаждался чтением какого-нибудь романа и едою пряников с кроновским медом, которые я покупал на последние
деньги.
— Попервоначалу она тоже с ним уехала; но, видно, без губернаторства-то
денег у него немножко в умалении сделалось, она из-за него другого стала иметь. Это его очень тронуло, и один раз так, говорят, этим огорчился, что крикнул на нее за то, упал и мертв очутился; но и ей тоже не дал бог за то долгого веку: другой-то этот самый ее
бросил, она — третьего, четвертого, и при таком пути своей жизни будет ли прок, — померла, говорят, тоже нынешней весной!
Как пришла к нему, то отворила дверь, стала на пороге, размахнулась и
бросила ему с размаху все
деньги, так они и покатились по полу.
Я плюнул ему в лицо и изо всей силы ударил его по щеке. Он хотел было броситься на меня, но, увидав, что нас двое, пустился бежать, схватив сначала со стола свою пачку с
деньгами. Да, он сделал это; я сам видел. Я
бросил ему вдогонку скалкой, которую схватил в кухне, на столе… Вбежав опять в комнату, я увидел, что доктор удерживал Наташу, которая билась и рвалась у него из рук, как в припадке. Долго мы не могли успокоить ее; наконец нам удалось уложить ее в постель; она была как в горячечном бреду.
Вдруг ударил по ступенькам палкой, побежал, отпер свою дверь и через минуту вынес мне медных
денег, все пятаки, и
бросил их в меня на лестницу.
— Ее мать была дурным и подлым человеком обманута, — произнес он, вдруг обращаясь к Анне Андреевне. — Она уехала с ним от отца и передала отцовские
деньги любовнику; а тот выманил их у нее обманом, завез за границу, обокрал и
бросил. Один добрый человек ее не оставил и помогал ей до самой своей смерти. А когда он умер, она, два года тому назад, воротилась назад к отцу. Так, что ли, ты рассказывал, Ваня? — спросил он отрывисто.
— Ну, брат, деньги-то ты за окно не
бросишь, хоть бы они от самого антихриста были! — по своему обыкновению, сюрпризом вставил Терпибедов.
— Хрисанф Петрович господин Полушкин-с? — Да у Бакланихи, у Дарьи Ивановны, приказчиком был — неужто ж не помните! Он еще при муже именьем-то управлял, а после, как муж-то помер, сластить ее стал. Только до
денег очень жаден. Сначала тихонько поворовывал, а после и нахалом брать зачал. А обравши,
бросил ее. Нынче усадьбу у Коробейникова, у Петра Ивановича, на Вопле на реке, купил, живет себе помещиком да лесами торгует.
— Да ведь чего же надо еще? — задумчиво сказала мать. — Уж если люди тысячами день за днем убиваются в работе для того, чтобы хозяин мог
деньги на шутки
бросать, чего же?..