Подъехала к Никитским Воротам раньше назначенного срока, но не пошла к Марку. Решила: нарочно, вот нарочно опоздает на двадцать-тридцать минут, пусть не думает, что ей так нужен.
Бродила в темноте по Гоголевскому бульвару, глядела, как последние листья ясеней падали на дорожку.
Мертво грохочут в городе типографские машины и мертвый чеканят текст: о вчерашних по всей России убийствах, о вчерашних пожарах, о вчерашнем горе; и мечется испуганно городская, уже утомленная мысль, тщетно вперяя взоры за пределы светлых городских границ. Там темно. Там кто-то невидимый
бродит в темноте. Там кто-то забытый воет звериным воем от непомерной обиды, и кружится в темноте, как слепой, и хоронится в лесах — только в зареве беспощадных пожаров являя свой искаженный лик. Перекликаются в испуге...
Неточные совпадения
Не наказывал Господь той стороны ни египетскими, ни простыми язвами. Никто из жителей не видал и не помнит никаких страшных небесных знамений, ни шаров огненных, ни внезапной
темноты; не водится там ядовитых гадов; саранча не залетает туда; нет ни львов рыкающих, ни тигров ревущих, ни даже медведей и волков, потому что нет лесов. По полям и по деревне
бродят только
в обилии коровы жующие, овцы блеющие и куры кудахтающие.
Кузнец ушел; пожар свирепствовал еще несколько времени. Наконец унялся, и груды углей без пламени ярко горели
в темноте ночи, и около них
бродили погорелые жители Кистеневки.
Вы у источника живете, а мы здесь
бродим в совершенной
темноте.
И как это можно, чтобы сын Саша один
бродил где-то
в темноте, один
в темноте, — а деревья шумят…»
Из рядов выходит черномазый, лохматый, сумрачный фотограф. Вместе с ним Пикколо быстро укрепляет и натягивает
в выходных дверях большую белую влажную простыню. Фотограф садится с фонарем посредине манежа и, накрывшись черным покрывалом, зажигает ацетиленовую горелку. Газ притушивается почти до отказа. Экран ярко освещен, а по нему
бродят какие-то нелепые, смутные очертания. Наконец раздается голос Пикколо, невидимого
в темноте...
Сентябрьская холодноватая ночь спустилась на реку, и фонари парохода яркими тонами резали
темноту. На палубах, передней и задней,
бродили совсем черные фигуры пассажиров. Многие кутались уже
в теплые пальто и чуйки на меху — из мещан и купцов, возвращавшихся последними из Нижнего с ярмарки.
Нинка постояла, глядя на ширь пустынной площади, на статую Тимирязева, на густые деревья за нею. Постояла и пошла туда,
в темноту аллей. Теплынь, смутные весенние запахи. Долго
бродила, ничего перед собою не видя.
В голове был жаркий туман, тело дрожало необычною, глубокою, снаружи незаметною дрожью. Медленно повернула — и пошла к квартире Марка.