Неточные совпадения
Слуга. Вы изволили
в первый день спросить обед, а на другой день только закусили семги и потом пошли всё
в долг брать.
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, — сказала она, — но я
в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я
беру на себя устроить ваше состояние».
— Не мои, так Андрей Петровичевы. Он мне не откажет… Я
брал у князя
в зачет его
долга Андрею Петровичу…
И я не осуждаю; тут не пошлость эгоизма и не грубость развития;
в этих сердцах, может быть, найдется даже больше золота, чем у благороднейших на вид героинь, но привычка
долгого принижения, инстинкт самосохранения,
долгая запуганность и придавленность
берут наконец свое.
— Нет-с, я сам хочу заплатить, и вы должны знать почему. Я знаю, что
в этой пачке радужных — тысяча рублей, вот! — И я стал было дрожащими руками считать, но бросил. — Все равно, я знаю, что тысяча. Ну, так вот, эту тысячу я
беру себе, а все остальное, вот эти кучи, возьмите за
долг, за часть
долга: тут, я думаю, до двух тысяч или, пожалуй, больше!
— И отличное дело: устрою
в монастырь… Ха-ха…Бедная моя девочка, ты не совсем здорова сегодня… Только не осуждай мать, не
бери этого греха на душу: жизнь
долга, Надя; и так и этак передумаешь еще десять раз.
На наличные деньги он
берет рубль двадцать пять копеек — полтора рубля ассигнациями;
в долг — три рубля и целковый.
Все мужики, разумеется,
берут у него
в долг.
Ведь я понимала, что мое присутствие
в мастерской нужно только на час, на полтора, что если я остаюсь
в ней
дольше, я уж
беру на себя искусственное занятие, что оно полезно, но вовсе не необходимо для дела.
Кетчер махал мне рукой. Я взошел
в калитку, мальчик, который успел вырасти, провожал меня, знакомо улыбаясь. И вот я
в передней,
в которую некогда входил зевая, а теперь готов был пасть на колена и целовать каждую доску пола. Аркадий привел меня
в гостиную и вышел. Я, утомленный, бросился на диван, сердце билось так сильно, что мне было больно, и, сверх того, мне было страшно. Я растягиваю рассказ, чтоб
дольше остаться с этими воспоминаниями, хотя и вижу, что слово их плохо
берет.
— Эту лошадь — завтра
в деревню. Вчера на Конной у Илюшина взял за сорок рублей киргизку… Добрая. Четыре года. Износу ей не будет… На той неделе обоз с рыбой из-за Волги пришел. Ну, барышники у них лошадей укупили, а с нас вдвое
берут. Зато
в долг. Каждый понедельник трешку плати. Легко разве? Так все извозчики обзаводятся. Сибиряки привезут товар
в Москву и половину лошадей распродадут…
Все, знавшие Ечкина, смеялись
в глаза и за глаза над его новой затеей, и для всех оставалось загадкой, откуда он мог
брать денег на свою контору. Кроме
долгов, у него ничего не было, а из векселей можно было составить приличную библиотеку. Вообще Ечкин представлял собой какой-то непостижимый фокус. Его новая контора служила несколько дней темой для самых веселых разговоров
в правлении Запольского банка, где собирались Стабровский, Мышников, Штофф и Драке.
Другую бы можно было справить из задатка, когда стали бы
в конторе подряд
брать, а третью прихватили бы
в долг.
Помню, я стоял спиной к дверям и
брал со стола шляпу, и вдруг
в это самое мгновение мне пришло на мысль, что когда я обернусь назад, то непременно увижу Смита: сначала он тихо растворит дверь, станет на пороге и оглядит комнату; потом тихо, склонив голову, войдет, станет передо мной, уставится на меня своими мутными глазами и вдруг засмеется мне прямо
в глаза
долгим, беззубым и неслышным смехом, и все тело его заколышется и долго будет колыхаться от этого смеха.
В ту пору вот, как исправлять-то ее примались, так плотник Осип начал накаты было рубить: такие ли здоровенные, что, слышь, и топор не
берет, а нутро-то у бревна словно желток желтое скипелось… во как отцы-то наши на
долгие века строились, словно чуяли, что и про нас будет надобе…
Ров шириной сажен
в тридцать, с обрывистыми берегами, отвесной стеной, где глиняной, где песчаной, с изрытым неровным дном, откуда
долгое время
брали песок и глину для нужд столицы.
Его просили неотступно: дамы
брали его за руки, целовали его
в лоб; он ловил на лету прикасавшиеся к нему дамские руки и целовал их, но все-таки отказывался от рассказа, находя его
долгим и незанимательным. Но вот что-то вдруг неожиданно стукнуло о пол, именинница, стоявшая
в эту минуту пред креслом карлика,
в испуге посторонилась, и глазам Николая Афанасьевича представился коленопреклоненный, с воздетыми кверху руками, дьякон Ахилла.
— Оно было бы еще лучше, — сказал Бутлер, — для нас, конечно, если бы могло
брать больше груза. Один трюм. Но и тот рассчитан не для грузовых операций. Мы кое-что сделали, сломав внутренние перегородки, и тем увеличили емкость, но все же грузить более двухсот тонн немыслимо. Теперь, при высокой цене фрахта, еще можно существовать, а вот
в прошлом году Гез наделал немало
долгов.
— Об этом сумлеваться мое дело; тебя не спрашивают; а примерно, знать хочу, чем они расплачивались за вино… Али, может,
в долг брали?
В Москве
долгое время добивался он какого ни на есть местишка, чтобы прохарчиться до весны, да ничего не вышло. Обошел фабрики, конторы, трактиры, просился
в «кухонные мужики» — не
берут, рекомендацию требуют, а
в младшие дворники и того больше.
Надежда Антоновна. Я пойду спрошу, привезли ли коляску. Я ухитрилась взять
в долг у одного каретника и гербы велела сделать. Лошадей будем
брать извозчичьих, а своей коляски не иметь нельзя. Извозчичий экипаж всегда заметен. (Уходит.)
Долгов, взяв тетрадь, начал читать громко; но впечатление от его чтения было странное: он напирал только на те слова, где была буква «р»: «Оружие, друзья,
берите, поднимем весь народ!.. И
в рьяный бой мы рьяно устремимся!» — кричал он на весь дом.
Во-вторых, она без его ведома за эти два года набрала
в магазине Ачмианова разных пустяков рублей на триста.
Брала она понемножку то материи, то шелку, то зонтик, и незаметно скопился такой
долг.
Я верно
долг мой исполнял;
В сраженьях жертвовал собою
И вечно грудью то бирал,
Что многие
берут спиною.
Защитника родной страны
С почтеньем, верно, всякий примет;
Пусть могут снять с меня чины,
Но ран никто с меня не снимет.
Его просили неотступно, дамы его
брали за руки, целовали его
в лоб; он ловил на лету прикасавшиеся к нему дамские руки и целовал их, но все-таки отказывался от рассказа, находя его и
долгим и незанимательным. Но вот что-то вдруг неожиданно стукнуло об пол; именинница, стоявшая
в эту минуту пред креслом карлика,
в испуге посторонилась, и глазам Николая Афанасьевича представился коленопреклоненный, с воздетыми кверху руками дьякон Ахилла.
Бургмейер(
берет себя за голову). Теперь, кажется, все начинает для меня проясняться!.. (Показывая публике на Руфина.) Он поэтому… взят был Евгенией вместо Куницына, и вот почему он так всегда умиротворял меня по случаю разных
долгов ее!.. И я таким образом совсем уж кругом был
в воровской засаде… (Повертывается вдруг к письменному столу, проворно
берет с него револьвер, подходит с ним к Руфину, хватает его за шиворот и приставляет ему ко лбу револьвер.) Говори: ты был любовником Евгении Николаевны?
— Дурак, значит, хоть его сегодня
в Новотроицком за чаем и хвалили, — молвил Макар Тихоныч. — Как же
в кредит денег аль товару не
брать?
В долги давать, пожалуй, не годится, а коль тебе деньги дают да ты их не
берешь, значит, ты безмозглая голова.
Бери, да коль статья подойдет, сколь можно и утяни, тогда настоящее будет дело, потому купец тот же стрелец, чужой оплошки должен ждать. На этом вся коммерция зиждется… Много ль за дочерью Залетов дает?
Ять. Я ничего… Я ведь… Не понимаю даже… Извольте, я уйду… Только вы отдайте мне сначала пять рублей, что вы
брали у меня
в прошлом году на жилетку пике, извините за выражение. Выпью вот еще и… и уйду, только вы сначала
долг отдайте.
— Господа честные, покупатели дорогие! К нам
в лавку покорно просим, у нас всякого товару припасено вдоволь, есть атласы, канифасы, всякие дамские припасы, чулки, платки, батисты!.. Продаем без обмеру, без обвесу, безо всякого обману. Сдачи не даем и сами мелких денег не
берем. Отпускаем товар за свою цену за наличные деньги, у кого денег нет, тому и
в долг можем поверить: заплатишь — спасибо, не заплатишь — бог с тобой.
Сама цесаревна превратилась из шаловливой красавицы, какой она была
в ранней молодости,
в грустную, но ласковую женщину, величественного вида. Она жила с чарующею простотой и доступностью, каталась по городу, то верхом, то
в открытых санях, и посещала святыни. Все
в ней возбуждало умиление народа: даже гостиннодворцы не
брали с нее денег за товары. Но чаще всего видели ее
в домике у казарм, где она крестила детей у рядовых и ублажала родителей крестников, входя даже
в долги. Гвардейцы звали ее «матушкой».
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он
в пять лет заплатит этот
долг родителям. Ему посылалось по 10-ти тысяч
в год, теперь же он решился
брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты
долга.
После довольно
долгой и вполне приятной беседы с ним я убедился, что это человек с большими способностями править, и впал
в раздумье: ради чего я это, бывало, шумлю и волнуюсь, когда есть еще такие люди, при которых любящий отечество человек может спать спокойно, или, как Гоголь шутливо говорит, „
брать метлу, да мести лишь свою улицу“.
Все черницы или жинки были старше монахов «опричь одного, который был як тур с Беловежи: той всем молодым чернецам по чернице дал, а некоторым на двух одну, а сам вроде игумена був и особной жинки соби не тримал, а всех себе на покуты
брав (на покаяние) и бабы его против всех молодых чернецов боялись, и которой он велел, та с ним ту же минуту шла каяться
в его холщовую повозку на
долгих дрогах».