Неточные совпадения
Дома Самгин заказал самовар,
вина, взял горячую ванну, но это мало помогло ему, а только ослабило. Накинув пальто, он сел пить чай.
Болела голова, начинался насморк, и режущая сухость в глазах заставляла закрывать их. Тогда из тьмы являлось голое лицо, масляный череп, и в ушах шумел тяжелый голос...
Бабa не пил совсем
вина: он сказал, что постоянно страдает головною
болью и «оттого, — прибавил он, — вы видите, что у меня не совсем гладко выбрита голова».
Вспомнил он отца, сперва бодрого, всем недовольного, с медным голосом, потом слепого, плаксивого, с неопрятной седой бородой; вспомнил, как он однажды за столом, выпив лишнюю рюмку
вина и залив себе салфетку соусом, вдруг засмеялся и начал, мигая ничего не видевшими глазами и краснея, рассказывать про свои победы; вспомнил Варвару Павловну — и невольно прищурился, как щурится человек от мгновенной внутренней
боли, и встряхнул головой.
— Напьемся чайку напополам с
вином (которого он и в рот не брал), а потом наденем на себя бурку да наметом, наметом, пока скрозь не промокнем, — и всякая
боль пройдет! К Черкасску здоровы будем!
Съел лишнее, выпил ли — с"ихнего"
вина голова
болит, а с кашинского — только с души тянет.
Но, к счастью, ежели
вино открывало неистощимые родники
болей в этих замученных сердцах, то оно же и умиротворяло их.
И эта жалость к Марте заставляла ее чувствовать себя доброй и гордиться этим, — и в то же время
боль от погибшей надежды выйти за Мурина жгла ее сердце желанием дать Марте почувствовать всю силу своего гнева и своей доброты и всю
вину Марты.
День и ночь
болит моя совесть, я чувствую, что глубоко виноват, но в чем собственно моя
вина, не понимаю.
Пить я не могу — голова
болит от
вина; плохих стихов писать — не умею, молиться на свою душевную лень и видеть в ней нечто превыспренное — не могу.
Десятки лет проходили в этом однообразии, и никто не замечал, что это однообразие, никто не жаловался ни на пресыщение, ни на головную
боль! В баню, конечно, ходили и прежде, но не для вытрезвления, а для того, чтобы испытать, какой вкус имеет
вино, когда его пьет человек совершенно нагой и окруженный целым облаком горячего пара.
«Будет такая пошлость, если я ее полюблю», — подумал он совсем неподходящими словами, а по острой
боли сердца понял, что отдает драгоценное и тем искупает какую-то, все еще неясную
вину.
За ужином он пил
вино, разговаривал и изредка, судорожно вздыхая, поглаживал себе бок, как бы показывая, что
боль еще чувствуется. И никто, кроме Надежды Федоровны, не верил ему, и он видел это.
Они сидели после завтрака в гостиной. Дядюшка рассказывал сотый раз свои выдумки про своих великосветских знакомых. Лиза вязала кофточку и вздыхала, жалуясь на погоду и на
боль в пояснице. Дядюшка посоветовал ей лечь, а сам попросил
вина. В доме Евгению было ужасно скучно. Всё было слабое, скучающее. Он читал книгу и курил, но ничего не понимал.
Появляется музыка: кларнет и бубен. Они бубнят и дудят до самой поздней ночи однообразные, унылые татарские песни. На столах появляется молодое
вино — розовое
вино, пахнущее свежераздавленным виноградом; от него страшно скоро пьянеешь и на другой день
болит голова.
В сумерки товарищ Коротков, сидя на байковой кровати, выпил три бутылки
вина, чтобы все забыть и успокоиться. Голова теперь у него
болела вся: правый и левый висок, затылок и даже веки. Легкая муть поднималась со дна желудка, ходила внутри волнами, и два раза тов. Короткова рвало в таз.
Родимая моя доченька,
Любимое мое дитятко,
Настасья свет Патаповна,
Тебе добро принять пожаловать
Стакан да пива пьяного,
Чарочку да зелена
вина,
От меня, от горюши победныя.
С моего ли пива пьяного
Не
болит буйна головушка,
Не щемит да ретиво сердце;
Весело да напиватися
И легко да просыпатися.
Ты пожалуй, бела лебедушка,
Хлеба-соли покушати:
Дубовы столы порасставлены,
Яства сахарны наношены.
— Это ни на что непохоже, mesdames! — сказал я шутливым тоном, обращаясь к дамам. — Невеста ушла, и мое
вино прокисло!.. Я должен пойти ее отыскать и привести ее сюда, хотя бы у нее
болели все зубы! Шафер — должностное лицо, и он идет показать свою власть!
Что было дальше, трудно говорить
И совестно. Пришлось нам поневоле
С товарищем усерднее ходить
В дом, где бывали редко мы дотоле.
Тот всё
вином старался угостить;
Пьешь, и душа сжимается от
боли,
Да к всенощной спешишь, чтоб как-нибудь
Хоть издали разок еще взглянуть.
О, как
болел этою задачею и Достоевский! Как жаждал он права «самостоятельного хотения», как жаждал этой свободы утверждения к страданию, к
вине, ко всему загадочному и странному!
Как морфий для морфиниста, для нее всего дороже в жизни это сладострастие, эта жестокая радость — острая, как
боль от укуса осы, и пьяная, как крепчайшее
вино.
— Впрочем,
вино также помогает. Милый Вандергуд, клянусь вечным спасением, которым и вы так любите клясться, что мне очень неприятно причинять вам эту маленькую…
боль. Пустое Вандергуд! Сознание, больше сознания! Вашу руку, дружище!
Чай, выпитый мною в последний вечер в отцовском доме, показался мне горьким и невкусным. Я не дотронулась ни до ужина, ни до
вина. Потом, ссылаясь на головную
боль, я попросила позволения выйти из-за стола.
Мамаев. Эх, Грунечка! с горя что ли после покойницы твоей матери,
болеет что ли? Доктура говорят, червяк засел в сердце… все
вина подавай ему… хоть бы двугривенный, опохмелиться, как бы с гуся вода! Нет ли, душечка, графинчик ты мой?
Великая русская литература XIX века не была продолжением творческого пути Пушкина, — вся она в муках и страдании, в
боли о мировом спасении, в ней точно совершается искупление какой-то
вины.
Он круто повернулся и вышел в гостиную, не ускоряя шага. И ему сделалось неловко от мысли, что их сцена на русском языке могла дойти до людей в передней. Стыдно стало и за себя, до
боли в висках, как мог он допустить такую дикую выходку? Помириться с нею он не в состоянии. До сих пор он был глава и главой должен остаться. Но простого подчинения мало, надо довести эту женщину, закусившую удила, и до сознания своей громадной
вины.