Неточные совпадения
Сам он не выпил во все это время ни одной капли вина и всего только спросил себе в
вокзале чаю, да и то
больше для порядка.
Внизу в
большой комнате они толпились, точно на
вокзале, плотной массой шли к буфету; он сверкал разноцветным стеклом бутылок, а среди бутылок, над маленькой дверью, между двух шкафов, возвышался тяжелый киот, с золотым виноградом, в нем — темноликая икона; пред иконой, в хрустальной лампаде, трепетал огонек, и это придавало буфету странное сходство с иконостасом часовни.
Перед
вокзалом стояла густая толпа людей с обнаженными головами, на пестром фоне ее красовались золотые статуи духовенства, а впереди их, с посохом в руке,
большой златоглавый архиерей, похожий на колокол.
Прошло со времени этой записи
больше двадцати лет. Уже в начале этого столетия возвращаюсь я по Мясницкой с Курского
вокзала домой из продолжительной поездки — и вдруг вижу: дома нет, лишь груда камня и мусора. Работают каменщики, разрушают фундамент. Я соскочил с извозчика и прямо к ним. Оказывается, новый дом строить хотят.
Тамара не сразу поехала в дом. Она по дороге завернула в маленькую кофейную на Католической улице. Там дожидался ее Сенька
Вокзал — веселый малый с наружностью красивого цыгана, не черно, а синеволосый, черноглазый с желтыми белками, решительный и смелый в своей работе, гордость местных воров,
большая знаменитость в их мире, изобретатель, вдохновитель и вождь.
Не любила Бугрова ресторанная прислуга — на чай гривенник по-старинному давал, а носильщики на
вокзале и в Москве и в Нижнем, как увидят Бугрова выходящим из вагона, бегут от него — тоже
больше гривенника за пудовый чемодан не дает!
Но он спал, когда поезд остановился на довольно продолжительное время у небольшой станции. Невдалеке от
вокзала, среди вырубки, виднелись здания из свежесрубленного леса. На платформе царствовало необычайное оживление: выгружали земледельческие машины и камень, слышалась беготня и громкие крики на странном горловом жаргоне. Пассажиры-американцы с любопытством выглядывали в окна, находя, по-видимому, что эти люди суетятся гораздо
больше, чем бы следовало при данных обстоятельствах.
Трудный был этот год, год моей первой ученической работы. На мне лежала обязанность вести хронику происшествий, — должен знать все, что случилось в городе и окрестностях, и не прозевать ни одного убийства, ни одного
большого пожара или крушения поезда. У меня везде были знакомства, свои люди, сообщавшие мне все, что случилось: сторожа на
вокзалах, писцы в полиции, обитатели трущоб. Всем, конечно, я платил. Целые дни на выставке я проводил, потому что здесь узнаешь все городские новости.
От
вокзала до Которосли, до Американского моста, как тогда мост этот назывался, расстояние
большое, а на середине пути стоит ряд одноэтажных, казарменного типа, зданий — это военная прогимназия, переделанная из школы военных кантонистов, о воспитании которых в полку нам еще капитан Ярилов рассказывал.
…28 июня мы небольшой компанией ужинали у Лентовского в его
большом садовом кабинете. На турецком диване мертвецки спал трагик Анатолий Любский, напившийся с горя. В три часа с почтовым поездом он должен был уехать в Курск на гастроли, взял билет, да засиделся в буфете, и поезд ушел без него. Он прямо с
вокзала приехал к Лентовскому, напился вдребезги и уснул на диване.
Все эти дни Бобров находился под обаянием разговора на
вокзале. Сотни раз он вспоминал его в мельчайших подробностях и с каждым разом прозревал в словах Нины более глубокое значение. По утрам он просыпался со смутным сознанием чего-то
большого и светлого, что посетило его душу и обещает ему в будущем много блаженства.
Вершинин. Что вы! Здесь такой здоровый, хороший, славянский климат. Лес, река… и здесь тоже березы. Милые, скромные березы, я люблю их
больше всех деревьев. Хорошо здесь жить. Только странно,
вокзал железной дороги в двадцати верстах… И никто не знает, почему это так.
Архангельский. Еду я третьего дня с Курского
вокзала, и как увидел я, братцы мои, Театральную площадь,
Большой театр…
— На
большой площади у Николаевского
вокзала, в доме моего друга, дом номер 30, квартира 10. Очень близко от вас. Не знаете? Ну, да вам нечего и знать. А мне пора. Завтра я заеду к вам повидаться, а теперь…
Петербург встретил меня стужей. Стояли январские трескучие морозы, когда я должен был делать
большие поездки по городу в моей венской шубке, слишком короткой и узкой, хотя и фасонистой, на заграничный манер. Я остановился в отеле"Дагмар" — тогда на Знаменской площади, около Николаевского
вокзала. Возвращаясь из
Большого театра, я чуть было не отморозил себе и щек, и пальцев на правой ноге.
Уже по дороге с
вокзала до дома, где жила синьора Ортис, я сразу увидал, что Мадрид — совсем не типичный испанский город, хотя и достаточно старый. Вероятно, он теперь получил еще более"общеевропейскую"физиономию — нечто вроде
большого французского города, без той печати, какая лежит на таких городах, как Венеция, Флоренция, Рим, а в Испании — андалузские города. И это впечатление так и осталось за все время нашего житья.
На одной бойкой станции, где в ресторане
вокзала сновало множество всякого народа, и военного и штатского, в отдельном стойле, на которые разделена была зала на манер лондонской таверны, я, закусывая, снял свою сумку из красного сафьяна, положил ее рядом на диване, заторопился, боясь не захватить поезд, и забыл сумку. В ней был весь мой банковый фонд —
больше тысячи франков — и все золотом.
Пассажир первого класса, только что пообедавший на
вокзале и слегка охмелевший, разлегся на бархатном диване, сладко потянулся и задремал. Подремав не
больше пяти минут, он поглядел маслеными глазами на своего vis-а-vis, ухмыльнулся и сказал...
Вдоль прямой дороги, шедшей от
вокзала к городу, тянулись серые каменные здания казенного вида. Перед ними, по эту сторону дороги, было
большое поле. На утоптанных бороздах валялись сухие стебли каоляна, под развесистыми ветлами чернела вокруг колодца мокрая, развороченная копытами земля. Наш обоз остановился близ колодца. Отпрягали лошадей, солдаты разводили костры и кипятили в котелках воду. Главный врач поехал разузнавать сам, куда нам двигаться или что делать.
Балбинский взял на руки
большую корзину и с тоской взглянул на окно… На четвертой станции жена послала его в
вокзал за горячей водой, и тут около буфета он встретился со своим приятелем, товарищем председателя Плинского окружного суда Фляжкиным, уговорившимся вместе с ним ехать за границу.
— Видел на днях сам, собственными глазами: в маленьком, тесном зальце, как сельди в бочке, толкутся офицеры, врачи; истомленные сестры спят на своих чемоданах. А в
большой, великолепный зал нового
вокзала никого не пускают, потому что генерал-квартирмейстер Флуг совершает там свой послеобеденный моцион! Изволите видеть, наместнику понравился новый
вокзал, и он поселил в нем свой штаб, и все приезжие жмутся в маленьком, грязном и вонючем старом
вокзале!
«Его нашли, — продолжал Павел Сергеич, — на
вокзале под товарным вагоном, откуда его вытащили с
большим трудом. Человеку, очевидно, хотелось еще жить… Несчастный скалил зубы на конвойных и, когда его вели в тюрьму, горько плакал».
Еще каких-нибудь два-три часа — и она увидит на
вокзале Сережу. Он уже
большой мальчик, носит треугольную шляпу. Лили не пустят… У них теперь поветрие"свинки" — неизбежная институтская болезнь. Она недавно только оправилась.