Неточные совпадения
«Пусти на
волю птенчика!
За птенчика за малого
Я выкуп дам
большой».
Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе не думая о том, что его прощение есть действие высшей силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал
больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что в его душе живет Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его
волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его унижении иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему
большую цену; но оказалось, что он был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав себе положение человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно держа себя, так, как будто он ни на кого не сердился, не считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили в покое, потому что ему весело.
Сам я
больше неспособен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, а первое мое удовольствие — подчинять моей
воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?
Чем
больше горячился папа, тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали в разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно — выражало сознание своего достоинства и вместе с тем подвластности, то есть: я прав, а впрочем,
воля ваша!
Тяжелые
волы лежали, подвернувши под себя ноги,
большими беловатыми массами и казались издали серыми камнями, раскиданными по отлогостям поля.
— Ваша
воля. — И старуха протянула ему обратно часы. Молодой человек взял их и до того рассердился, что хотел было уже уйти; но тотчас одумался, вспомнив, что идти
больше некуда и что он еще и за другим пришел.
Он вышел в
большую комнату, место детских игр в зимние дни, и долго ходил по ней из угла в угол, думая о том, как легко исчезает из памяти все, кроме того, что тревожит. Где-то живет отец, о котором он никогда не вспоминает, так же, как о брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против
воли. Было бы не плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный роман или что-нибудь в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость. Чем она гордится? Не красива. И — не умна.
— Не брани меня, Андрей, а лучше в самом деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и
воли нет. Дай мне своей
воли и ума и веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда
больше». Еще год — поздно будет!
— Ты сказал давеча, что у меня лицо не совсем свежо, измято, — продолжал Обломов, — да, я дряблый, ветхий, изношенный кафтан, но не от климата, не от трудов, а от того, что двенадцать лет во мне был заперт свет, который искал выхода, но только жег свою тюрьму, не вырвался на
волю и угас. Итак, двенадцать лет, милый мой Андрей, прошло: не хотелось уж мне просыпаться
больше.
Райского самого душили слезы, но он не дал им
воли, чтоб не растравлять еще
больше тоски Леонтья.
Это ум — не одной головы, но и сердца, и
воли. Такие люди не видны в толпе, они редко бывают на первом плане. Острые и тонкие умы, с бойким словом, часто затмевают блеском такие личности, но эти личности
большею частию бывают невидимыми вождями или регуляторами деятельности и вообще жизни целого круга, в который поставит их судьба.
—
Воля твоя, тот был
больше похож! — упрямо возражал Аянов, — а этот… она тут как будто пьяна.
Одни из них возятся около
волов, другие работают по полям и огородам, третьи сидят в лавочке и продают какую-нибудь дрянь; прочие покупают ее, едят, курят, наконец, многие
большею частью сидят кучками всюду на улице, в садах, в переулках, в поле и почти все с петухом под мышкой.
После первого ребенка жена не захотела
больше иметь детей и стала вести роскошную светскую жизнь, в которой и он волей-неволей должен был участвовать.
—
Воля твоя, я
больше не могу оплачивать твои глупости, — заметил наконец Привалов своему брату.
Большие национальности, объединенные в
большие государства, заболевают
волей к могуществу.
И есть
большие основания предполагать, что это трансцендентальное сознание есть немецкое сознание, что за ним стоит чисто немецкая
воля.
Империалистическая
воля заложена в образовании
больших национальных государств.
Конечно, были некие и у нас из древле преставившихся, воспоминание о коих сохранилось еще живо в монастыре, и останки коих, по преданию, не обнаружили тления, что умилительно и таинственно повлияло на братию и сохранилось в памяти ее как нечто благолепное и чудесное и как обетование в будущем еще
большей славы от их гробниц, если только
волею Божией придет тому время.
— Барыня приказала, — продолжал он, пожав плечами, — а вы погодите… вас еще в свинопасы произведут. А что я портной, и хороший портной, у первых мастеров в Москве обучался и на енаралов шил… этого у меня никто не отнимет. А вы чего храбритесь?.. чего? из господской власти вышли, что ли? вы дармоеды, тунеядцы,
больше ничего. Меня отпусти на
волю — я с голоду не умру, я не пропаду; дай мне пашпорт — я оброк хороший взнесу и господ удоблетворю. А вы что? Пропадете, пропадете, словно мухи, вот и все!
Мы расположились в фанзе, как дома. Китайцы старались предупредить все наши желания и просили только, чтобы не пускать лошадей на
волю, дабы они не потравили полей. Они дали коням овса и наносили травы столько, что ее хватило бы до утра на отряд вдвое
больший, чем наш. Все исполнялось быстро, дружно и без всяких проволочек.
Но если он держал себя не хуже прежнего, то глаза, которые смотрели на него, были расположены замечать многое, чего и не могли бы видеть никакие другие глава, — да, никакие другие не могли бы заметить: сам Лопухов, которого Марья Алексевна признала рожденным идти по откупной части, удивлялся непринужденности, которая ни на один миг не изменила Кирсанову, и получал как теоретик
большое удовольствие от наблюдений, против
воли заинтересовавших его психологическою замечательностью этого явления с научной точки зрения.
— А наконец 17… года сентября 6-го дня отец его
волею божиею помер, а между тем он проситель генерал-аншеф Троекуров с 17… года почти с малолетства находился в военной службе и по
большой части был в походах за границами, почему он и не мог иметь сведения, как о смерти отца его, равно и об оставшемся после его имении.
Лоб, быстро бегущий назад, нижняя челюсть, развитая на счет черепа, выражали непреклонную
волю и слабую мысль,
больше жестокости, нежели чувственности.
Я, стало быть, вовсе не обвиняю ни монастырку, ни кузину за их взаимную нелюбовь, но понимаю, как молодая девушка, не привыкнувшая к дисциплине, рвалась куда бы то ни было на
волю из родительского дома. Отец, начинавший стариться,
больше и
больше покорялся ученой супруге своей; улан, брат ее, шалил хуже и хуже, словом, дома было тяжело, и она наконец склонила мачеху отпустить ее на несколько месяцев, а может, и на год, к нам.
Минут через пять взошла твердым шагом высокая старуха, с строгим лицом, носившим следы
большой красоты; в ее осанке, поступи и жестах выражались упрямая
воля, резкий характер и резкий ум. Она проницательно осмотрела меня с головы до ног, подошла к дивану, отодвинула одним движением руки стол и сказала мне...
Очевидно, что при таких чудовищных условиях совместное существование было немыслимо. Поэтому Урванцовы недолго выдержали. Прожив в наших местах не
больше двух лет, они одновременно и неизвестно куда исчезли, оставив и отческий дом, и деревнюшку на
волю случайности.
Большая часть философских учений о свободе меня не удовлетворяла, особенно традиционное учение о «свободе
воли».
Эту
большую силу злой
воли, этот прогресс в зле я видел на протяжении всей своей жизни.
— Со всячинкой. При помещиках лучше были; кованый был народ. А теперь вот все на
воле, — ни хлеба, ни соли! Баре, конечно, немилостивы, зато у них разума
больше накоплено; не про всех это скажешь, но коли барин хорош, так уж залюбуешься! А иной и барин, да дурак, как мешок, — что в него сунут, то и несет. Скорлупы у нас много; взглянешь — человек, а узнаешь, — скорлупа одна, ядра-то нет, съедено. Надо бы нас учить, ум точить, а точила тоже нет настоящего…
Для религиозного ренессанса не хватало сильной и сосредоточенной
воли, была слишком
большая культурная утонченность, были элементы упадочности в настроениях культурного слоя, и этот высший культурный слой был слишком замкнут в себе.
Это суждение преувеличено, у русского народа есть
большая способность к организации, чем обыкновенно думают, способность к колонизации была, во всяком случае,
большая, чем у немцев, которым мешает
воля к могуществу и склонность к насилию.
Но в Ницше воспринято было не то, о чем
больше всего писали о нем на Западе, не близость его к биологической философии, не борьба за аристократическую расу и культуру, не
воля к могуществу, а религиозная тема.
Побег вне Сибири считается более важным преступлением и карается строже, чем побег в Сибири; это различие построено, вероятно, на том соображении, что для побега в Европейскую Россию требуется гораздо
большего напряжения злой
воли, чем для побега в какую-нибудь сибирскую губернию.
Направляясь из Александровска, он 24 июля на
волах, с
большими трудностями, перевалил через Пилингу.
Кричали на сходках
больше молодые, которые выросли уже после
воли.
Больше: Карачунский с ужасом почувствовал, что он теряет свою опытную
волю и что делается тем жалким рабом, который в его глазах всегда возбуждал презрение.
— Нет, мамынька, достаточно с меня… Обругает, как увидит. Хоть и тяжело на промыслах, а все-таки своя
воля… Сам
большой, сам маленький…
— Работы египетские вместятся… — гремел Кирилл; он теперь уже стоял на ногах и размахивал правою рукой. — Нищ, убог и странен стою пред тобой, милостивец, но нищ, убог и странен по своей
воле… Да! Видит мое духовное око ненасытную алчбу и похоть,
большие помыслы, а будет час, когда ты, милостивец, позавидуешь мне…
В восемь часов на церкви зазвонил
большой колокол, и оба мочеганских конца сошлись опять на площади, где объявляли
волю.
— Все говорил… Как по крестьянам она прошла: молебны служили, попы по церквам манифест читали. Потом по городам
воля разошлась и на заводах, окромя наших… Мосей-то говорит, што
большая может выйти ошибка, ежели время упустить. Спрячут, говорит, приказчики вашу
волю — и конец тому делу.
— Ты и скажи своим пристанским, что
волю никто не спрячет и в свое время объявят, как и в других местах. Вот приедет главный управляющий Лука Назарыч, приедет исправник и объявят… В Мурмосе уж все было и у нас будет, а брат Мосей врет, чтобы его
больше водкой поили.
Волю объявят, а как и что будет — никто сейчас не знает. Приказчикам обманывать народ тоже не из чего: сами крепостные.
— Ты думаешь, что я потому не иду к тебе, что совестно за долг? — спросил Груздев, выпив водки. — Конечно, совестно… Только я тут не виноват, — божья
воля. Бог дал, бог и взял… А тяжело было мне просто видеть тебя, потому как ты мне
больше всех Анфису Егоровну напоминаешь. Как вспомню про тебя, так кровью сердце и обольется.
Теперь же вся ваша семья пристроена, и
Воля, который теперь
большой Владимир, верно, уже государственный человек.
Пора бы за долговременное терпение дать право гражданства в Сибири, но, видно, еще не пришел назначенный срок. Между тем уже с лишком половины наших нет на этом свете. Очень немногие в России — наша категория еще не тронута. Кто
больше поживет, тот, может быть, еще обнимет родных и друзей зауральских. Это одно мое желание, но я это с покорностию предаю на
волю божию.
На одной лавочке, в конце бульвара, сидел высокий сутуловатый человек с
большою головою, покрытою совершенно белыми волосами, и с сильным выражением непреклонной
воли во всех чертах умного лица. Он был одет в ватную военную шинель старой формы с капюшоном и в широкодонной военной фуражке с бархатным околышем и красными кантами.
У него горела голова, жгло веки глаз, сохли губы. Он нервно курил папиросу за папиросой и часто приподымался с дивана, чтобы взять со стола графин с водой и жадно, прямо из горлышка, выпить несколько
больших глотков. Потом каким-то случайным усилием
воли ему удалось оторвать свои мысли от прошедшей ночи, и сразу тяжелый сон, без всяких видений и образов, точно обволок его черной ватой.
Впрочем, это часто случается с людьми, выбитыми из привычной тридцатилетней колеи: так умирают военные герои, вышедшие в отставку, — люди несокрушимого здоровья и железной
воли; так сходят быстро со сцены бывшие биржевые дельцы, ушедшие счастливо на покой, но лишенные жгучей прелести риска и азарта; так быстро старятся, опускаются и дряхлеют покинувшие сцену
большие артисты…
— Так что же вы говорите, я после этого уж и не понимаю! А знаете ли вы то, что в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для себя — ходить в Семеновский трактир и пить там?
Большая разница Москва-с, где — превосходный театр, разнообразное общество, множество библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь будет развивать меня, а потому стеснять вам в этом случае
волю мою и лишать меня, может быть, счастья всей моей будущей жизни — безбожно и жестоко с вашей стороны!