Неточные совпадения
Брат лег и ― спал или не спал ― но, как
больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело
вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один: смерть.
— Мы ведем жизнь довольно прозаическую, — сказал он,
вздохнув, — пьющие утром воду — вялы, как все
больные, а пьющие вино повечеру — несносны, как все здоровые. Женские общества есть; только от них небольшое утешение: они играют в вист, одеваются дурно и ужасно говорят по-французски. Нынешний год из Москвы одна только княгиня Лиговская с дочерью; но я с ними незнаком. Моя солдатская шинель — как печать отвержения. Участие, которое она возбуждает, тяжело, как милостыня.
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С
больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя...
— Только ты мать не буди, — прибавил он, как бы вдруг что-то припомнив. — Она тут всю ночь подле суетилась, да неслышно так, словно муха; а теперь, я знаю, прилегла. Ох, худо
больному старцу, —
вздохнул он, — за что, кажись, только душа зацепилась, а все держится, а все свету рада; и кажись, если б всю-то жизнь опять сызнова начинать, и того бы, пожалуй, не убоялась душа; хотя, может, и греховна такая мысль.
Веревкин каждый день ездил в бахаревский дом. Его появление всегда оживляло раскольничью строгость семейной обстановки, и даже сама Марья Степановна как-то делалась мягче и словоохотливее. Что касается Верочки, то эта умная девушка не предавалась особенным восторгам, а относилась к жениху, как относятся благоразумные
больные к хорошо испытанному и верному медицинскому средству. Иногда она умела очень тонко посмеяться над простоватой «натурой» Nicolas, который даже смущался и начинал так смешно
вздыхать.
Прошло четыре года. В городе у Старцева была уже большая практика. Каждое утро он спешно принимал
больных у себя в Дялиже, потом уезжал к городским
больным, уезжал уже не на паре, а на тройке с бубенчиками, и возвращался домой поздно ночью. Он пополнел, раздобрел и неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой. И Пантелеймон тоже пополнел, и чем он больше рос в ширину, тем печальнее
вздыхал и жаловался на свою горькую участь: езда одолела!
Пущены были в ход холодные компрессы, лед, нашатырный спирт и обтиранья, пока
больная не
вздохнула и не открыла глаз.
Больной тяжело
вздохнул и не ответил ни слова.
«Справедливо, а — не утешает!» — невольно вспомнила мать слова Андрея и тяжело
вздохнула. Она очень устала за день, ей хотелось есть. Однотонный влажный шепот
больного, наполняя комнату, беспомощно ползал по гладким стенам. Вершины лип за окном были подобны низко опустившимся тучам и удивляли своей печальной чернотой. Все странно замирало в сумрачной неподвижности, в унылом ожидании ночи.
— Перед вами суд, а не защита! — сердито и громко заметил ему судья с
больным лицом. По выражению лица Андрея мать видела, что он хочет дурить, усы у него дрожали, в глазах светилась хитрая кошачья ласка, знакомая ей. Он крепко потер голову длинной рукой и
вздохнул. — Разве ж? — сказал он, покачивая головой. — Я думаю — вы не судьи, а только защитники…
Больной отвернулся и тяжело
вздыхал.
И с этими словами уходил — играть на биллиарде. Оттуда иногда к вечеру приходил домой, а чаще кутил в каком-нибудь грязном притоне с Рутиловым и Володиным. В такие ночи Варвара не могла заснуть. Поэтому она страдала мигренями. Хорошо еще, если он вернется в час, в два ночи, — тогда она
вздохнет свободно. Если же он являлся только утром, то Варвара встречала день совсем
больная.
И оба улыбались друг другу, а
больной всё хотел
вздохнуть как можно глубже, но боялся этого и с наслаждением ждал минуты, когда он решится и
вздохнёт во всю грудь.
Кожемякин тоже не спускал глаз с доктора, глядя на него угрюмо, недоброжелательно, и, когда он уходил, — ещё в комнате надевая на затылок и на правое ухо мягкую шляпу, —
больной облегчённо
вздыхал.
— Ах, Наум, Наум! —
вздохнул Мойсей Мойсеич, и на его бледном лице нервно задрожала кожа. — А он такой
больной.
В душной комнате вдруг родился тяжёлый шум, точно
вздохнула и захрипела чья-то огромная,
больная грудь. Часть сыщиков молча и угрюмо уходила, опустив головы, кто-то раздражённо ворчал.
Он сидел около
больной и держал ее за руку; ключница Марфа стояла в ногах, пригорюнившись, и
вздыхала; молодая горничная девка приготовляла новый горчичник, перемарав в нем руки и лицо.
Она испуганно вздрогнула, потом,
вздохнув и выговаривая слова, точно тяжело
больная — вяло, бесцветно и с трудом, — сказала что-то странное, на всю жизнь гвоздем вошедшее в память мне...
— Да, гораздо хуже, —
вздохнул отец Федор. —
Больнее.
По полю к бараку двигалась фура — должно быть, везли
больного. Мелкий дождь сыпался… Больше ничего не было. Матрёна отвернулась от окна и, тяжело
вздохнув, села за стол, занятая вопросом...
Унылые люди бывают здоровые и
больные. Первые меньше скучны. Они, по большей части, занимают в обществе роль пассивную: придут, сядут, молчат, пыжутся, вперяют на все и на всех грустный взгляд и
вздыхают более или менее выразительно. Вторые решительно невыносимы!
Легкий, сначала чуть заметный румянец показался на бледных ланитах Насти. Глубже и свободней стала она
вздыхать, исхудавшая грудь начала подыматься. Гуще и гуще разыгрывался румянец. И вот
больная открыла глаза, сухие, как стекло блестящие.
Каждый звонок заставлял испуганно биться мое сердце, и я с облегчением
вздыхал, узнав, что звонился не
больной.
По законам вестготов, врач, у которого умер
больной, немедленно выдавался родственникам умершего, «чтоб они имели возможность сделать с ним, что хотят». И в настоящее время многие и многие
вздохнули бы по этому благодетельному закону: тогда прямо и верно можно было бы достигать того, к чему теперь приходится стремиться не всегда надежными путями.
— Люблю я вас, голубчик, —
вздохнул Павел Иванович, — но не верю вам… «Не заметил, не узнал…» Не нужно мне ни ваших оправданий, ни отговорок… К чему они, если в них так мало правды? Вы славный, хороший человек, но в вашем
больном мозгу есть, торчит гвоздем маленький кусочек, который, простите, способен на всякую пакость…
Нужно ли говорить, что самоубийство есть всегда и всецело акт жизнеутверждения, хотя
больной, капризный или своевольный; от него далеко отстоит та воля к небытию, о которой бессильно
вздыхает буддизм.
Больной закрыл глаза, постарался проглотить, но судорога сдавила ему глотку. В мучительных усилиях побороть ее он весь изогнулся назад, выкатывал глаза, рвался из рук державших. Потом вдруг сел и облегченно
вздохнул — он проглотил.
Больной жадно поглядел на кружку с холодным пивом и
вздохнул.
Женщина засуетилась и пошла с мальчиком в приемную. Наружные двери то и дело хлопали. Входили новые
больные. Старик чесал под полушубком грудь и
вздыхал.
Помещения были готовы, мы собирались перевести в них
больных из шатров. Вдруг новый приказ: всех
больных немедленно эвакуировать на санитарный поезд, госпиталям свернуться и идти — нам в деревню Суятунь, султановскому госпиталю — в другую деревню. Все мы облегченно
вздохнули: слава богу! будем стоять отдельно от Султанова!
Больная пришла в спокойное состояние, взглянула светлыми благодарными глазами на старушку, на образ, пылающий от свечей,
вздохнула, перекрестилась, смежила ресницы и заснула с улыбкою на устах.
Желая заставить
больную поглубже
вздохнуть, немец уложил на ее груди свою голову и сказал...