Неточные совпадения
Логос — Сын Божий есть предвечный носитель соединенности Творца с творением,
любви, соединяющей
Божество с человечеством...
Вся историческая драма религии Нового Завета в том, что Новый Завет человека с Богом, Завет
любви и свободы не был еще соборным соединением человечества с
Божеством.
В язычестве было подлинное откровение
Божества, точнее, откровение мировой души, но открывалась там лишь бесконечная божественная мощь; смысл оставался еще закрытым, и религия
любви еще не явилась в мир.
Служители
божества предвечного, подвизаемые ко благу общества и ко блаженству человека, единомыслием с нами изъясняли вам в поучениях своих во имя всещедрого бога, ими проповедуемого, колико мудрости его и
любви противно властвовати над ближним своим самопроизвольно.
Не довлело любящему
божеству быть связанным с возлюбленною им натурою мира одною внешнею связью естественного закона и порядка; оно желало иметь с нею внутренний союз свободной
любви, для коего твари являлись неспособными.
И поколику бог только чрез свободную душу человека мог иметь союз с тварию, то когда человек из райской ограды ниспал на землю труда и страдания, то и
божество должно было последовать туда за ним, дабы на месте падения восстановить падшего и стать плотию в силу небесной
любви.
— А глаза?.. И мир, и
любовь, и блаженство… В них для меня повернулась вся наша грешная планетишка, в них отразилась вся небесная сфера, в них мелькнула тень
божества… С ней, как говорит Гейне, шла весна, песни, цветы, молодость.
Крылатый божок, кажется, совсем поселился в трех комнатках m-me Бюжар, и другим темным и светлым
божествам не было входа к обитателям скромной квартирки с итальянским окном и густыми зелеными занавесками. О поездке в Россию, разумеется, здесь уж и речи не было, да и о многом, о чем следовало бы вспомнить, здесь не вспоминали и речей не заводили. Страстная
любовь Доры совершенно овладела Долинским и не давала ему еще пока ни призадуматься, ни посмотреть в будущее.
Его
любовь сама по себе в крови чужда всякого тщеславия… но если к ней приметается воображение, то горе несчастному! — по какой-то чудной противуположности, самое святое чувство ведет тогда к величайшим злодействам; это чувство наконец делается так велико, что сердце человека уместить в себе его не может и должно погибнуть, разорваться, или одним ударом сокрушить кумир свой; но часто самолюбие берет перевес, и
божество падает перед смертным.
Белинской тебя не стоит, он не будет в состоянии ценить твою
любовь, твой ум; он пожертвовал другом для… о! не для тебя!.. деньги, деньги — вот его
божество!.. и тебя принесет он им в жертву!
Под рубищем простым она росла
В невежестве, как травка полевая
Прохожим не замечена, — ни зла,
Ни гордой добродетели не зная.
Но час настал, — пора
любви пришла.
Какой-то смертный ей сказал два слова:
Она в объятья
божества земного
Упала; но увы, прошло дней шесть,
Уж полубог успел ей надоесть;
И с этих пор, чтоб избежать ошибки,
Она дарила всем свои улыбки…
От памятника Пушкина у меня и моя безумная
любовь к черным, пронесенная через всю жизнь, по сей день польщенность всего существа, когда случайно, в вагоне трамвая или ином, окажусь с черным — рядом. Мое белое убожество бок о бок с черным
божеством. В каждом негре я люблю Пушкина и узнаю Пушкина, — черный памятник Пушкина моего до-грамотного младенчества и всея России.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без
божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без
любви.
И сердце бьется в упоенье,
И длянего воскресли вновь
И
божество и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и
любовь.
Мне не страшны друзей сожаления,
Не обидно врагов торжество,
Изреки только слово прощения,
Ты, чистейшей
любви божество!
Всякая имманентность Трансцендентного, прикосновение
Божества, есть акт, поистине чудесный и свободный, акт милости и
любви, но не закономерности и необходимости.
Таково было отношение к этому еще в Ветхом Завете: борьба с культами женских
божеств («астарт» [Астарта — в финикийской религии богиня земного плодородия,
любви, а также Луны.
Однако для
Божества это ни в каком смысле не является необходимой Его эволюцией, как бы тяготеющим над Ним фатумом творения, без которого не может совершаться и его самораскрытие, но есть дар свободной, щедротной
любви, — благости, благодати и благодеяния.
Божество, не знающее зависти или жадности, в Своей бесконечности и аболютности не ведающее приращения, хочет призвать к
любви Своей и это небытие, не-Божественную жизнь.
Божество по Божественному Своему снисхождению, в самоотвержении
любви, хочет не-Себя, не-Божество, и исходит из Себя в творении.
Для веры и не должно быть понятного до конца, вера есть дитя тайны, подвиг
любви и свободы, она не должна убояться рассудочного абсурда, ибо здесь открывается вечная жизнь, безбрежность
Божества.
Лучи
любви изливаются из Божественной Полноты, в ее преизбыточности
Божество исходит из Себя и освещает тему не-Божественного ничто, небытия.
И в этой Божественной
Любви каждая Ипостась, отдавая Себя в
любви, находит Себя в других Ипостасях, осуществляет единое
Божество.
Но она допускается в него по неизреченному снисхождению
любви Божьей, и благодаря тому она открывает тайны
Божества и Его глубины и радуется, «играет» этими дарами пред лицом Божиим.
В христианском откровении дано, что внутрибожественная жизнь есть триединство, единое
Божество в трех ипостасях, которые суть едино в предвечно осуществляемой Божественной
любви.
Напротив, Аристотель, восходя по лестнице форм в их естественной иерархии, приходил к форме всех форм, имеющей содержанием только себя, мышление мышления (νόησις της νοήσεως), первое движущее (πρώτον κινούν), составляющее и источник всякого движения, и его предмет, как всеобщее стремление и
любовь (ой κινούμενον κινεί… κινεί δε ως έρώμενον); эта Форма вообще и есть
Божество.
Сотворение мира было уже в самом основании жертвенным актом Божественной
любви, вольным самоистощанием или самоуничижением
Божества, Его «кенозисом», который находит оправдание лишь в себе самом, в блаженстве жертвующей
любви.
В
любви к женщине и в мирном покое домашнего очага, в красоте мужского и женского тела, в состязаниях в силе и ловкости, в веселом пире и танце — везде эллин чувствовал присутствие и благословение
божества.
Мы знаем, что
любовь он похоронил еще в московском доме графини Нелидовой, и над разрушенным алтарем этого
божества построил себе храм честолюбия и восторженного поклонения царственной женщине.
«По собственным моим силам я столь же слеп, как и всякий другой человек, и столь же немощен, но в духе Божьем видит врожденный дух мой сквозь все, однако же не постоянно, а тогда лишь, когда дух
Любви Божьей прорывается через мой дух, и тогда становится животная природа и
Божество единым Существом, единым разумением и светом единым.
— Отдашь ты мне ее, конечно, в Т., по окончании приема от меня всего в целости, но мне хотелось бы, чтобы ты написала ее именно нынче, нынешним числом, с которого и начнется для меня новая эра моей, очищенной от грязи денежных расчетов,
любви к тебе, мое
божество — вот в чем мой каприз.
Коварная
любовь сама, будто бы нарочно, постаралась убрать ее в лучшие свои наряды, как в древние времена убирали дев, которых вели на жертву к алтарю разгневанного
божества.