Неточные совпадения
— Болтать-то вам легко, — усмехнулся он еще, но уже почти ненавистно. Взял я книгу опять, развернул в другом месте и показал ему «К
евреям», глава Х, стих 31. Прочел он: «Страшно впасть в руки
Бога живаго».
Оба они,
еврей и еврейка, были родом из Гомеля и, должно быть, были созданы самим
богом для нежной, страстной, взаимной любви, но многие обстоятельства, как, например, погром, происшедший в их городе, обеднение, полная растерянность, испуг, на время разлучили их.
— Да, но это название ужасно глупое; они были политеисты, то есть многобожники, тогда как
евреи, мы, христиане, магометане даже — монотеисты, то есть однобожники. Греческая религия была одна из прекраснейших и плодовитейших по вымыслу; у них все страсти, все возвышенные и все низкие движения души олицетворялись в
богах; ведь ты Венеру, богиню красоты, и Амура,
бога любви, знаешь?
Евреи жили лишь для того, чтобы дождаться
бога истинного, и оставили миру
бога истинного.
— Недалеко ходить: на этой же улице живет христианская девушка у
еврея. И уже
бог благословил их ребеночком.
Хорошо было
еврею подчиняться своим законам, когда он не сомневался в том, что их писал пальцем
бог; или римлянину, когда он думал, что их писала нимфа Егерия; или даже когда верили, что цари, дающие законы, — помазанники божии; или хоть тому, что собрания законодательные имеют и желание и возможность найти наилучшие законы.
Ведь хорошо было
еврею, греку, римлянину не только отстаивать независимость своего народа убийством, но и убийством же подчинять себе другие народы, когда он твердо верил тому, что его народ один настоящий, хороший, добрый, любимый
богом народ, а все остальные — филистимляне, варвары.
— Мне, ей-богу, весело! — воскликнул Ежов, спрыгнув со стола. — Ка-ак я вчер-ра одного сударя распатронил в газете! И потом — я слышал один мудрый анекдот: сидит компания на берегу моря и пространно философствует о жизни. А
еврей говорит: «Гашпада! И за-ачем штольки много разного шлов? И я вам шкажу все и зразу: жизнь наша не стоит ни копейки, как это бушующее море!..»
Но далее оказалось, что он знает столько: был Христос, который восстал против еврейских законов, и
евреи распяли его за это на кресте. Но он был
бог и потому не умер на кресте, а вознёсся на небо и тогда дал людям новый закон жизни…
Припоминая стародавние русские поговорки, вроде «неровён час», «береженого
Бог бережет», «плохо не клади» и проч., и видя, что дачная жизнь, первоначально сосредоточенная около станции железной дороги, начинает подходить к нам все ближе и ближе (один грек приведет за собой десять греков, один
еврей сотню
евреев), я неприметно стал впадать в задумчивость.
— Погоди, — брось! Значит, в народах,
богу известных, — русских нет? Неизвестные мы
богу люди? Так ли? Которые в Библии записаны — господь тех знал… Сокрушал их огнем и мечом, разрушал города и села их, а пророков посылал им для поучения, — жалел, значит.
Евреев и татар рассеял, но сохранил… А мы как же? Почему у нас пророков нет?
Она верила в
бога, в божию матерь, в угодников; верила, что нельзя обижать никого на свете, — ни простых людей, ни немцев, ни цыган, ни
евреев, и что горе даже тем, кто не жалеет животных; верила, что так написано в святых книгах, и потому, когда она произносила слова из Писания, даже непонятные, то лицо у нее становилось жалостливым, умиленным и светлым.
— Что же вы себе думаете… Сидит бен-Бут, как Иов, и молится. Ну, может быть, плачет. Кто пришел к Иову, когда он сидел на навозе? Пришли к нему друзья и стали говорить: «Видишь ты, что сделал над тобою
бог?» А к Баве пришел царь Ирод… Царь Ирод думает себе: «Вот теперь Бава слепой, Бава сердит на меня. Я узнаю от него правду». Прикинулся простым себе
евреем и говорит...
— Ну, — ответила Бася своим спокойно-уверенным голосом. — Мы,
евреи, всегда боимся
бога… Разве я что знаю? Разве я что хочу?.. Я знаю только одно: Фруму нельзя отдать за первого встречного… А это такая партия, такая партия… Это, верно, нам послал
бог…
Он никогда не нападал, и если вступал в споры с дядей на религиозной почве, то лишь по обязанности «доброго
еврея» исповедовать
бога Авраама, Исаака и Иакова во всякое время и при всяких подходящих обстоятельствах.
Что же ответил Бава? Он говорит: «Все от
бога. Если так захотел царь, что же я, бедный
еврей, могу сделать…»
С тех пор, как он пожил в одной тюрьме вместе с людьми, пригнанными сюда с разных концов, — с русскими, хохлами, татарами, грузинами, китайцами, чухной, цыганами,
евреями, и с тех пор, как прислушался к их разговорам, нагляделся на их страдания, он опять стал возноситься к
богу, и ему казалось, что он, наконец, узнал настоящую веру, ту самую, которой так жаждал и так долго искал и не находил весь его род, начиная с бабки Авдотьи.
«С рассказом Моисея
Не соглашу рассказа моего:
Он вымыслом хотел пленить
еврея,
Он важно лгал, — и слушали его.
Бог наградил в нем слог и ум покорный,
Стал Моисей известный господин,
Но я, поверь, — историк не придворный,
Не нужен мне пророка важный чин!
Хорошо было
еврею, греку, римлянину не только отстаивать независимость своего народа убийством, но и убийством же подчинять себе другие народы, когда он твердо верил тому, что его народ один настоящий, хороший, добрый, любимый
богом народ, а все остальные — филистимляне, варвары.
Характерно, что желание
евреев иметь земного царя, хотя и помазанника Божия, представляло уже измену этой теократии: «не тебя они отвергли, — говорил
Бог Самуилу, — но отвергли Меня, чтобы Я не царствовал над ними» (1 Цар. 8:7).
Древние
евреи бунтовали, боролись с самим
Богом (Иов, пророки, псалмы).
— Теперь могу вознесть благодарение и хвалу
богу Авраама и Якова, — сказал
еврей, введя своего спутника в чистую, пространную комнату. — Ты спасен.
Хось и трудно обмануть старого плута, но
бог Якова и Авраама тебе поруцатся, сто я цестный
еврей, заставлю этого пса брешить по-моему, как мне хоцется.
Павел Флегонтыч. Вы… не пойдете с ним, Эсфира! (Гориславская бледнеет и в величайшем смущении.) А если это сделаете, через пять минут все, что здесь есть, узнают, что вы дочь
еврея Соломона, и Леандров первый!.. Выбирайте. Мое слово неизменно, как свят
Бог! Идите со мною! решайтесь поскорей!
Вы сами признаете, что
евреи отвержены
богом, и доказательством тому приводите то, что
евреи в унижении и вера их не распространяется.
Спасение жизни личной от смерти, по учению
евреев, было исполнением воли
бога, выраженной в законе Моисея по его заповедям.
Связывая это свое учение с учением
евреев о пришествии мессии, он говорит
евреям о восстановлении сына человеческого из мертвых, разумея под этим не плотское и личное восстановление мертвых, а пробуждение жизни в
боге.
Я могу судить и о эллинском Зевсе, и об Ормузде и Аримане фарсийских, и о Егове, мстительном
боге бывших рабов наших —
евреев, а также и о том бедняке, который был распят и которого почитают за
бога себе христиане.
Главное различие между нашим понятием о жизни человеческой и понятием
евреев состоит в том, что, по нашим понятиям, наша смертная жизнь, переходящая от поколения к поколению, не настоящая жизнь, а жизнь падшая, почему-то временно испорченная; а по понятию
евреев, эта жизнь есть самая настоящая, есть высшее благо, данное человеку под условием исполнения воли
бога.
И то же слово — закон, тора, у Ездры в первый раз и в позднейшее время, во время Талмуда, стало употребляться в смысле написанных пяти книг Моисея, над которыми и пишется общее заглавие — тора, так же как у нас употребляется слово Библия; но с тем различием, что у нас есть слово, чтобы различать между понятиями — Библии и закона
бога, а у
евреев одно и то же слово означает оба понятия.
Христос в противоположность жизни временной, частной, личной учит той вечной жизни, которую по Второзаконию
бог обещал израилю, но только с той разницею, что, по понятию
евреев, жизнь вечная продолжалась только в избранном народе израильском и для приобретения этой жизни нужно было соблюдать исключительные законы
бога для израиля, а по учению Христа жизнь вечная продолжается в сыне человеческом, и для сохранения ее нужно соблюдать законы Христа, выражающие волю
бога для всего человечества.
С точки зрения
евреев это есть высшее благо, которого может достигнуть человек, и то только исполняя волю
бога.
Что
евреи повиновались только тому, что они считали в глубине души несомненной истиной, полученной прямо от
бога, т. е. тому, что было согласно с их совестью, считается особенностью
евреев.
Христос в обоих случаях определяет, что̀ должно разуметь под словами: жизнь вечная; когда он употребляет их, то говорит
евреям то же самое, что сказано много раз в законе их, а именно: исполнение воли
бога есть жизнь вечная.
Жизнь сама по себе, по понятию
евреев, вечна и такова она в
боге: человек же всегда смертен, таково его свойство.
Человек, по понятию
евреев, всегда смертен, только
бог есть всегда живой.
Только при этом условии жизнь
евреев не погибала, а переходила от поколения к поколению в избранном
богом народе.
Восстановление мертвых (а не воскресение, как неправильно переводится это слово), по верованиям
евреев, совершится при наступлении века мессии и установлении царства
бога на земле. И вот Христос, встречаясь с этим верованием временного, местного и плотского воскресения, отрицает его и на место его ставит свое учение о восстановлении вечной жизни в
боге.
Метафизическая основа древнего учения
евреев и Христа — одна и та же: любовь к
богу и ближнему.
У древних
евреев, у пророков, у Исаии — слово закон, тора, всегда употребляется в смысле вечного, единого, невыраженного откровения — научения
бога.
Жизнь вообще, и тем более жизнь вечная, хайе-ойлом, по учению
евреев, есть свойство одного
бога.
По учению
евреев, человек есть человек точно такой, какой он есть, т. е. смертный. Жизнь есть в нем только как жизнь, продолжающаяся из рода в род в народе. Один только народ, по учению
евреев, имеет в себе возможность жизни. Когда
бог говорит: будете жить и не умрете, то он говорит это народу. Вдунутая в человека
богом жизнь есть смертная для каждого отдельного человека, но жизнь эта продолжается из поколения в поколение, если люди исполняют завет с
богом, т. е. условия, положенные для этого
богом.