Неточные совпадения
Клим вздрогнул, взмахнул тростью, встал — рядом с ним стоял Дронов. Тулья измятой фуражки съехала на лоб ему и еще больше оттопырила уши, из-под козырька
блестели бегающие
глазки.
На его волосатом лице маленькие
глазки блестели оживленно, а Клим все-таки почему-то подозревал, что человек этот хочет казаться веселее, чем он есть.
— Убейте, — предложил Краснов, медленно, как бы с трудом выпрямив шею, подняв лицо. Голубовато
блеснули узкие
глазки.
Пошли в угол террасы; там за трельяжем цветов, под лавровым деревом сидел у стола большой, грузный человек. Близорукость Самгина позволила ему узнать Бердникова, только когда он подошел вплоть к толстяку. Сидел Бердников, положив локти на стол и высунув голову вперед, насколько это позволяла толстая шея. В этой позе он очень напоминал жабу. Самгину показалось, что птичьи
глазки Бердникова
блестят испытующе, точно спрашивая...
Рождаясь на пухлых губах, улыбки эти расширяли ноздри тупого носа, вздували щеки и, прикрыв младенчески маленькие
глазки неуловимого цвета,
блестели на лбу и на отшлифованной, розовой коже черепа.
Клим Иванович сел против Твердохлебова, это был маленький, размеров подростка, человечек с личиком подвижным, как у мартышки, смуглое личико обросло темной бородкой, брови удивленно приподняты, темные
глазки блестят тревожно.
На его широком лице, среди которого красненькая шишечка носа была чуть заметна,
блестели узенькие
глазки, мутно-голубые, очень быстрые и жадные.
И под рыжими бровями
блестели, перекатываясь, подпрыгивая, быстрые, косенькие
глазки.
— Очень рад, — сказал третий, рыжеватый, костлявый человечек в толстом пиджаке и стоптанных сапогах. Лицо у него было неуловимое, украшено реденькой золотистой бородкой, она очень беспокоила его, он дергал ее левой рукою, и от этого толстые губы его растерянно улыбались, остренькие
глазки блестели, двигались мохнатенькие брови. Четвертым гостем Прейса оказался Поярков, он сидел в углу, за шкафом, туго набитым книгами в переплетах.
— Уж-жасные люди, — прошипел заика: ему, видимо, тоже хотелось говорить, он беспокойно возился на диване и, свернув журналы трубкой, размахивал ею перед собой, — губы его были надуты, голубые
глазки блестели обиженно.
В Астрахани Самгиных встретил приятель Варавки, рыбопромышленник Трифонов, кругленький человечек с широким затылком и голым лицом, на котором разноцветно, как перламутровые пуговицы,
блестели веселые
глазки.
Все оглянулись на дверь, а лицо маркизы одушевилось артистическим восторгом, и слезка
блеснула на ее черных
глазках.
Действительно, ее
глазки блеснули, и две маленькие слезки скатились на ее щечки. Воспоминание ли о Савве Силыче на нее подействовало, или просто взгрустнулось… так — во всяком случае, это было так мило, что я невольно подумал: а ведь этот Филофей дурак будет, если Машеньку к себе не приурочит.
— Ах, боже мой! Да разве я что-нибудь требую от вас? — задыхающимся шепотом говорила Аннинька,
блестя своими темными
глазками. — Ведь вы скоро уедете… времени остается так мало.
— Аз есмь! — ответил он, наклоняя свою большую голову с длинными, как у псаломщика, волосами. Его полное лицо добродушно улыбалось, маленькие серые
глазки смотрели в лицо матери ласково и ясно. Он был похож на самовар, — такой же круглый, низенький, с толстой шеей и короткими руками. Лицо лоснилось и
блестело, дышал он шумно, и в груди все время что-то булькало, хрипело…
Порою меж клубами ладанного дыма являлась недотыкомка, дымная, синеватая;
глазки блестели огоньками, она с легким звяканьем носилась иногда по воздуху, но недолго, а все больше каталась в ногах у прихожан, издевалась над Передоновым и навязчиво мучила. Она, конечно, хотела напугать Передонова, чтобы он ушел из церкви до конца обедни. Но он понимал ее коварный замысел и не поддавался.
Когда она напевала эту песнь — её чёрные, добрые
глазки блестели мелкими, как жемчужинки на ризе иконы, слезами.
Седоватые, бархатные листья клевера были покрыты мелкими серебряными каплями влаги, точно вспотели от радости видеть солнце; ласково мигали анютины
глазки; лиловые колокольчики качались на тонких стеблях, на сучьях вишен
блестели куски янтарного клея, на яблонях — бледно-розовые шарики ещё не распустившегося цвета, тихо трепетали тонкие ветки, полные живого сока, струился горьковатый, вкусный запах майской полыни.
— Здорово, Марка! Я тебе рад, — весело прокричал старик и быстрым движением скинул босые ноги с кровати, вскочил, сделал шага два по скрипучему полу, посмотрел на свои вывернутые ноги, и вдруг ему смешно стало на свои ноги: он усмехнулся, топнул раз босою пяткой, еще раз, и сделал выходку. — Ловко, что ль! — спросил он,
блестя маленькими
глазками. — Лукашка чуть усмехнулся. — Что, аль на кордон? — сказал старик.
Лица купцов отражали тревогу, любопытство, удивление, укоризну, и все люди как-то бестолково замялись. Только один Яков Тарасович был спокоен и даже как будто доволен происшедшим. Поднявшись на носки, он смотрел, вытянув шею, куда-то на конец стола, и
глазки его странно
блестели, точно там он видел что-то приятное для себя.
У борта пристани, втиснувшись между двух грузных женщин, стоял Яков Маякин и с ехидной вежливостью помахивал в воздухе картузом, подняв кверху иконописное лицо. Бородка у него вздрагивала, лысина
блестела, и
глазки сверлили Фому, как буравчики...
После ссоры с Фомой Маякин вернулся к себе угрюмо-задумчивым.
Глазки его
блестели сухо, и весь он выпрямился, как туго натянутая струна. Морщины болезненно съежились, лицо как будто стало еще меньше и темней, и когда Любовь увидала его таким — ей показалось, что он серьезно болен. Молчаливый старик нервно метался по комнате, бросая дочери в ответ на ее вопросы сухие, краткие слова, и, наконец, прямо крикнул ей...
Его синяя пестрядинная [грубая пеньковая ткань, пёстрая или полосатая, «матрасная» — Ред.] рубаха и такие же порты, многократно стираные, стали голубыми, пьяненькое, розовое личико с острым носом восторженно сияло,
блестели, подмигивая, бойкие, нестарческие
глазки.
— Ну, что, что? — говорила она, перестав плакать и пристально смотря на меня, тогда как странное любопытство
блистало в ее удивленных
глазках, — что с вами?
Шел толстый, как бочка, Алексей Максимович Симцов, бывший лесничий, а ныне торговец спичками, чернилами, ваксой, старик лет шестидесяти, в парусиновом пальто и в широкой шляпе, прикрывавшей измятыми полями его толстое и красное лицо с белой густой бородой, из которой на свет божий весело смотрел маленький пунцовый нос и
блестели слезящиеся циничные
глазки. Его прозвали Кубарь — прозвище метко очерчивало его круглую фигуру и речь, похожую на жужжание.
Положительно, он был львом бала, и Александра Васильевна отчаянно кокетничала с ним, то есть капризничала, надувала губки, хлопала его платком по руке, делала вид, что ей ужасно противно его ухаживание, и, вся розовая, звонко хохотала, откидываясь назад и
блестя свежими темными
глазками.
— Удивительно! — сказал инспектор народных училищ,
блестя умиленными
глазками из-под золотых очков и потряхивая острой рыженькой бородкой. — Поразительно! А Гоголь! Божественный Гоголь! Помните у него…
Гуль-Гуль низко опустила свою хорошенькую головку, полускрытую прозрачной чадрой. Я успела заметить, однако, как лукаво
блеснули в лунном свете ее черные
глазки.
Дорушка,
блестя разгоревшимися
глазками, оживленно рассказывает маленькой своей подружке...
— Гадать, так гадать! — рассмеялась Феничка, и черные
глазки ее шаловливо
блеснули.
И в тоже время черные
глазки девочки весело и плутовато
блеснули под длинными пушистыми ресницами.
Последние слова она произнесла уже с совершенно серьезным лицом, и две слезинки
блеснули на ее светлых глазах. Пашков в эту минуту забыл все свои подозрения и с немым обожанием глядел на ее поникшую головку, готовый отдать все в мире, чтобы иметь право поцелуями осушить эти дивные
глазки.
А эти пуговицы… не правда ли?
блестят, словно зажигательные
глазки.