Неточные совпадения
Финал гремит; пустеет зала;
Шумя, торопится разъезд;
Толпа на площадь побежала
При
блеске фонарей и звезд,
Сыны Авзонии счастливой
Слегка поют мотив игривый,
Его невольно затвердив,
А мы ревем речитатив.
Но поздно. Тихо спит Одесса;
И бездыханна и тепла
Немая ночь.
Луна взошла,
Прозрачно-легкая завеса
Объемлет небо. Всё молчит;
Лишь море Черное шумит…
Тоска любви Татьяну гонит,
И в сад идет она грустить,
И вдруг недвижны очи клонит,
И лень ей далее ступить.
Приподнялася грудь, ланиты
Мгновенным пламенем покрыты,
Дыханье замерло в устах,
И в слухе шум, и
блеск в очах…
Настанет ночь;
луна обходит
Дозором дальный свод небес,
И соловей во мгле древес
Напевы звучные заводит.
Татьяна в темноте не спит
И тихо с няней говорит...
Втроем вышли на крыльцо, в приятный лунный холод,
луна богато освещала бархатный
блеск жирной грязи, тусклое стекло многочисленных луж, линию кирпичных домов в два этажа, пестро раскрашенную церковь. Денисов сжал руку Самгина широкой, мягкой и горячей ладонью и спросил...
«Дурачок», — думал он, спускаясь осторожно по песчаной тропе. Маленький, но очень яркий осколок
луны прорвал облака; среди игол хвои дрожал серебристый свет, тени сосен собрались у корней черными комьями. Самгин шел к реке, внушая себе, что он чувствует честное отвращение к мишурному
блеску слов и хорошо умеет понимать надуманные красоты людских речей.
Рассказывали, как с одной стороны вырывающаяся из-за туч
луна озаряет море и корабль, а с другой — нестерпимым
блеском играет молния.
Но вот
луна: она не тускла, не бледна, не задумчива, не туманна, как у нас, а чиста, прозрачна, как хрусталь, гордо сияет белым
блеском и не воспета, как у нас, поэтами, следовательно, девственна.
Наконец
луна встала и заиграла по Рейну; все осветилось, потемнело, изменилось, даже вино в наших граненых стаканах заблестело таинственным
блеском.
Луна плыла среди небес
Без
блеска, без лучей,
Налево был угрюмый лес,
Направо — Енисей.
Темно! Навстречу ни души,
Ямщик на козлах спал,
Голодный волк в лесной глуши
Пронзительно стонал,
Да ветер бился и ревел,
Играя на реке,
Да инородец где-то пел
На странном языке.
Суровым пафосом звучал
Неведомый язык
И пуще сердце надрывал,
Как в бурю чайки крик…
Но
луна все выше, выше, светлее и светлее стояла на небе, пышный
блеск пруда, равномерно усиливающийся, как звук, становился яснее и яснее, тени становились чернее и чернее, свет прозрачнее и прозрачнее, и, вглядываясь и вслушиваясь во все это, что-то говорило мне, что и она, с обнаженными руками и пылкими объятиями, еще далеко, далеко не все счастие, что и любовь к ней далеко, далеко еще не все благо; и чем больше я смотрел на высокий, полный месяц, тем истинная красота и благо казались мне выше и выше, чище и чище, и ближе и ближе к Нему, к источнику всего прекрасного и благого, и слезы какой-то неудовлетворенной, но волнующей радости навертывались мне на глаза.
Налево от двери была лежанка; в переднем углу стояла царская кровать; между лежанкой и кроватью было проделано в стене окно, которое никогда не затворялось ставнем, ибо царь любил, чтобы первые лучи солнца проникали в его опочивальню. Теперь сквозь окно это смотрела
луна, и серебряный
блеск ее играл на пестрых изразцах лежанки.
Долина тихая дремала,
В ночной одетая туман,
Луна во мгле перебегала
Из тучи в тучу и курган
Мгновенным
блеском озаряла.
Под ним в безмолвии Руслан
Сидел с обычною тоскою
Пред усыпленною княжною.
Глубоку думу думал он,
Мечты летели за мечтами,
И неприметно веял сон
Над ним холодными крылами.
На деву смутными очами
В дремоте томной он взглянул
И, утомленною главою
Склонясь к ногам ее, заснул.
Там, где чуть не вчера стояли развалины старинных палат, поросшие травой и кустарником, мрачные и страшные при свете
луны, теперь
блеск разноцветного электричества — картина фантастическая…
Там, где чуть ли не вчера стояли развалины старинных палат, поросшие травой и кустарником, мрачные и страшные при свете
луны, теперь
блеск разноцветного электричества — картина фантастическая…
Вечерняя заря тихо гасла. Казалось, там, на западе, опускается в землю огромный пурпурный занавес, открывая бездонную глубь неба и веселый
блеск звезд, играющих в нем. Вдали, в темной массе города, невидимая рука сеяла огни, а здесь в молчаливом покое стоял лес, черной стеной вздымаясь до неба…
Луна еще не взошла, над полем лежал теплый сумрак…
Когда, как хор одушевленный,
Земля, и звезды, и
лунаГремят хвалой творцу вселенной,
Себя со злобою надменной
Ему равняет Сатана!
Но беса умствованья ложны,
Тождествен с истиною тот,
Кого законы непреложны,
Пред чьим величием ничтожны
Равно кто любит иль клянет!
Как звездный
блеск в небесном поле
Ясней выказывает мгла,
Так на твою досталось долю
Противуречить божьей воле,
Чтоб тем светлей она была!
Между тем
луна опустилась, а вверху, в самом зените, стало белесоватое облачко и засияло переливчатым фосфорическим
блеском. Потом оно как будто разорвалось, растянулось, прыснуло, и от него быстро потянулись в разные стороны полосы разноцветных огней, между тем как полукруглое темное облачко на севере еще более потемнело. Оно стало черно, чернее тайги, к которой приближался Макар.
Из-за гряды песчаных бугров, слева от них, появилась
луна, обливая море серебряным
блеском. Большая, кроткая, она медленно плыла вверх по голубому своду неба, яркий
блеск звезд бледнел и таял в ее ровном, мечтательном свете.
«Откуда ты?» — «Не спрашивай, мой друг!
Я был на бале!» — «Бал! а что такое?» —
«Невежда! это — говор, шум и стук,
Толпа глупцов, веселье городское, —
Наружный
блеск, обманчивый недуг;
Кружатся девы, чванятся нарядом,
Притворствуют и голосом и взглядом.
Кто ловит душу, кто пять тысяч душ…
Все так невинны, но я им не муж.
И как ни уважаю добродетель,
А здесь мне лучше, в том
луна свидетель».
Когда же тепло окончательно проникло в его грудь и живот и он вспомнил сегодняшнюю дорогу, и острый
блеск в глазах Файбиша, и выстрел с плотины, и печальную
луну над лесом, и солдата, мчавшегося, точно библейское видение, на огромной лошади с вытянутой шеей, — то ему показалось невероятным, что это именно он, а не кто-то другой, посторонний ему, испытал все ужасы этой ночи.
Солнечный жар и
блеск уже сменились прохладой ночи и неярким светом молодого месяца, который, образовывая около себя бледный светящийся полукруг на темной синеве звездного неба, начинал опускаться; в окнах домов и щелях ставень землянок засветились огни. Стройные раины садов, видневшиеся на горизонте из-за выбеленных, освещаемых
луною землянок с камышевыми крышами, казались еще выше и чернее.
Вот толпа воинов окружила их, и дымный, тревожный
блеск огней отогнал куда-то в стороны и вверх тихое сияние
луны. Впереди воинов торопливо двигался Иуда из Кариота и, остро ворочая живым глазом своим, разыскивал Иисуса. Нашел его, на миг остановился взором на его высокой, тонкой фигуре и быстро шепнул служителям...
Луна сияла в полном
блеске, а небо блестело звездами.
Вот и оно, ослепительное, медленно обнажаясь от своих блестящих риз, величаво выплывает золотистым шаром из-за пылающего горизонта. И все вокруг мгновенно осветилось, все радостно ожило, словно бы преображенное, — и синеющий океан, и небо, высокое, голубое, нежное.
Луна и звезды исчезли перед
блеском этого чудного, дышащего свежестью, радостного и победоносного утра.
Через полчаса зрелище это прекратилось, и хотя по бокам корвета и сзади светилось море фосфорическим светом, но это было обыкновенное слабое свечение, и после бывшего
блеска все в первую минуту казалось погрузившимся во мрак, хотя
луна и ярко сияла.
Кругом все также весело искрились разноцветными огнями ледяные и снежные кристаллы, отражая кроткий
блеск яркой
луны.
Звезды, мириадами усыпавшие безоблачный небосклон, казалось, спорили своим
блеском с матовым диском
луны, лившей свой короткий свет на закутанную в белоснежный саван землю.
Луны ущербный лик встает из-за холмов…
О тихое небес задумчивых светило,
Как зыблется твой
блеск на сумраке лесов!
Как бледно брег ты озлатило!
Свежая оттепель, ветерок со взморья так хорошо обвевает жаркую шею и щеки, фонари горят ярко и слегка вздрагивают, на небе
луна во всем
блеске, и этот
блеск с высоты небес отражается в темной лужице, образовавшейся у тротуара…