Неточные совпадения
«И полно, Таня! В эти лета
Мы не слыхали про любовь;
А то бы согнала со света
Меня покойница свекровь». —
«Да как же ты венчалась, няня?» —
«Так, видно, Бог велел. Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне тринадцать лет.
Недели две ходила сваха
К моей родне, и наконец
Благословил меня отец.
Я горько плакала со страха,
Мне с плачем косу расплели
Да с пеньем в церковь повели.
Она, изволите видеть, вздумала окончательно развить, довоспитать такую, как она выражалась, богатую природу и, вероятно, уходила бы ее, наконец, совершенно, если бы, во-первых, недели через две не разочаровалась «вполне» насчет приятельницы своего брата, а во-вторых, если бы не влюбилась в
молодого проезжего студента, с которым тотчас же вступила в деятельную и жаркую переписку; в посланиях своих она, как водится,
благословляла его на святую и прекрасную жизнь, приносила «всю себя» в жертву, требовала одного имени сестры, вдавалась в описания природы, упоминала о Гете, Шиллере, Беттине и немецкой философии — и довела наконец бедного юношу до мрачного отчаяния.
Alma mater! Я так много обязан университету и так долго после курса жил его жизнию, с ним, что не могу вспоминать о нем без любви и уважения. В неблагодарности он меня не обвинит, по крайней мере, в отношении к университету легка благодарность, она нераздельна с любовью, с светлым воспоминанием
молодого развития… и я
благословляю его из дальней чужбины!
— Живу, святой отец, — отвечал Петр Михайлыч, — а вы вот
благословите этого
молодого человека; это наш новый русский литератор, — присовокупил он, указывая на Калиновича.
— Перестань, перестань, Саша, — заговорила она торопливо, — что ты это накликаешь на свою голову! Нет, нет! что бы ни было, если случится этакой грех, пусть я одна страдаю. Ты молод, только что начинаешь жить, будут у тебя и друзья, женишься —
молодая жена заменит тебе и мать, и все… Нет! Пусть
благословит тебя бог, как я тебя
благословляю.
Что происходило на этой второй и последней конференции двух административных светил — осталось тайною. Как ни прикладывали мы с Павлом Трофимычем глаза и уши к замочной скважине, но могли разобрать только одно: что старик увещевал «нового» быть твердым и не взирать. Сверх того, нам показалось, что «
молодой человек» стал на колена у изголовья старца и старец его
благословил. На этом моменте нас поймала Анна Ивановна и крепко-таки пожурила за нашу нескромность.
Гурмыжская. О, тогда другое дело. Чего же лучше! И все конвенансы [Конвенансы — приличия (от франц. la convenance).] были бы сохранены, и издержек немного. Я была бы посаженой матерью, ты посаженым отцом; устроили бы у себя вечер — девишник,
благословили бы
молодых, и Бог с ними. Все это было бы благодетельно и недорого.
Мои совесть и ум говорят мне, что самое лучшее, что я мог бы теперь сделать, — это прочесть мальчикам прощальную лекцию, сказать им последнее слово,
благословить их и уступить свое место человеку, который
моложе и сильнее меня. Но пусть судит меня Бог, у меня не хватает мужества поступить по совести.
— А, это вы, отче? — заговорил Гаврило Степаныч, вставая навстречу входившему в комнату невысокого роста старику священнику, который, весело улыбаясь, поздоровался со всеми, а меня, как незнакомого человека, даже
благословил, чего
молодые батюшки, как известно, уже не делают даже в самой глухой провинции, как, например, о. Георгий, который просто пожал мою руку.
— Думаешь, не стыдно мне было позвать тебя? — говорит она, упрекая. — Этакой красивой и здоровой — легко мне у мужчины ласку, как милостыню, просить? Почему я подошла к тебе? Вижу, человек строгий, глаза серьёзные, говорит мало и к
молодым монахиням не лезет. На висках у тебя волос седой. А ещё — не знаю почему — показался ты мне добрым, хорошим. И когда ты мне злобно так первое слово сказал — плакала я; ошиблась, думаю. А потом всё-таки решила — господи,
благослови! — и позвала.
Месяц — князь
молодой и Лазарь, лежащий под белым камнем в чистом поле, — как будто нечаянно попали в эти заговоры, которые произносятся шопотом и скороговорной; также по-домашнему, негромко звучат другие заговоры от заурядных болезней: от ячменя — смочив указательный палец слюной и помазав больной глаз, трижды произносят: „Господи
благослови!
Иван Михайлович. Потом поедете вы к нему. Отец с матерью, как водится, не поедут. У него, должно быть, чай будет… так, знаешь, конфекты там, фрукты для барышень, ну, бульончик в чашечках, рыба, что-нибудь на холостую ногу… Разумеется, шампанского там выпьете… Потом ко мне ужинать и провожать (от меня уедут). Поужинаем, выпьем за здоровье
молодых. (Уж какая мадера! венгерское! еще отец из кампании привез — сорок пять лет!)… Подвезут карету… уложат приданое…
благословим, и поедут с богом за границу.
Ну и все захохочут,
молодая покраснеет; я с чувством поцелую ее в лоб, даже
благословлю ее, и… и назавтра в канцелярии мой подвиг уже известен.
— Живет у меня
молодой парень, на все дела руки у него золотые, — спокойным голосом продолжал Патап Максимыч. — Приказчиком его сделал по токарням, отчасти по хозяйству. Больно приглянулся он мне — башка разумная. А я стар становлюсь, сыновьями Господь не
благословил, помощников нет, вот и хочу я этому самому приказчику не вдруг, а так, знаешь, исподволь, помаленько домовое хозяйство на руки сдать… А там что Бог даст…
Чин чином
благословили новобрачных родители, потом расцеловались с ними. Перецеловались
молодые и с Груней, и с кумом Иваном Григорьичем. Скоро набралось людей полна горница. Радостно все поздравляли
молодых с законным браком, хозяев поздравляли с зятем любезным.
Ой, леса, лесочки, хмелевые ночки!.. Видишь ты, синее звездистое небо, как Яр-Хмель-молодец по Матушке-Сырой Земле гуляет, на совет да на любовь
молодых людей сближает?.. Видишь ты, небо, все ты слышишь, все: и страстный шепот, и тайные, млеющие речи… Щедро, ничего не жалея, жизнью и счастьем льешь ты на землю, жизнью-любовью ты льешь… Праведное солнце!.. Ты корень, источник жизни, взойди, взгляни,
благослови!..
Накануне Казанской мать Манефа с уставщицей Аркадией и с двумя соборными старицами в Шарпан поехала. Старшею в обители осталась мать Виринея, игуменскую келью Манефа на Фленушку покинула, но для виду, не остались бы
молодые девицы без призора старших, соборную старицу Никанору
благословила у себя домовничать.
— Бог простит, Бог
благословит, — сказала, кланяясь в пояс, Манефа, потом поликовалась [У старообрядцев монахи и монахини, иногда даже христосуясь на Пасхе, не целуются ни между собой, ни с посторонними. Монахи с мужчинами, монахини с женщинами только «ликуются», то есть щеками прикладываются к щекам другого. Монахам также строго запрещено «ликоваться» с мальчиками и с
молодыми людьми, у которых еще ус не пробился.] с Аграфеной Петровной и низко поклонилась Ивану Григорьичу.
Амвросий
благословил его.
Молодой человек облил руку старца слезами благодарности. Он вышел от него обновленный.
— Мы вместе пришли умолять вас об этом.
Благословите нас и тем возвратите мне имя честного человека! — упав перед матерью на колени и увлекая за собой Александру, сказал
молодой князь и тут же зарыдал.
Известие о смерти
молодого господина глубоко тронуло добрых обитателей замка. Вспоминали его прекрасную наружность, прекрасную душу, его последнее посещение замка, означенное разными делами добра,
благословляли его за счастье, которым наслаждалось через него все семейство Фрица, вспоминали и отъезд
молодого господина в Московию…
Молодые открыли булочную на Тверской улице и зажили припеваючи, оба
благословляя княжну, а Поля внутренне, искренне молилась за упокой рабы Капитолины, ни единым словом, впрочем, даже своему мужу не обмолвившись об истинной виновнице их счастья.
Лично я его увидел в первый раз в доме председателя казенной палаты Я. И. П., где он мне показался очень странным. Во-первых, когда все мы, хозяева и гости, встретили его в зале (в доме П. на Михайловской улице), он
благословил всех нас, подошедших к нему за благословением, и потом, заметив остававшуюся у стола
молодую девушку, бывшую в этом доме гувернанткою, он посмотрел на нее и, не трогаясь ни шагу далее, проговорил...