Вот поднялась над толпою голова лошади с красными безумными глазами и широко оскаленным ртом, только намекающим на какой-то страшный и необыкновенный крик, поднялась, упала, и в этом месте на минуту сгущается народ, приостанавливается, слышны хриплые, глухие голоса, короткий выстрел, и потом снова молчаливое,
бесконечное движение.
Неточные совпадения
Самгин, насыщаясь и внимательно слушая, видел вдали, за стволами деревьев, медленное
движение бесконечной вереницы экипажей, в них яркие фигуры нарядных женщин, рядом с ними покачивались всадники на красивых лошадях; над мелким кустарником в сизоватом воздухе плыли головы пешеходов в соломенных шляпах, в котелках, где-то далеко оркестр отчетливо играл «Кармен»; веселая задорная музыка очень гармонировала с гулом голосов, все было приятно пестро, но не резко, все празднично и красиво, как хорошо поставленная опера.
На другой день, 24-го числа, в Рождественский сочельник, погода была великолепная: трудно забыть такой день. Небо и море — это одна голубая масса; воздух теплый, без
движения. Как хорош Нагасакский залив! И самые Нагасаки, облитые солнечным светом, походили на что-то путное. Между бурыми холмами кое-где ярко зеленели молодые всходы нового посева риса, пшеницы или овощей. Поглядишь к морю — это
бесконечная лазоревая пелена.
Жизнь и
движение по улицам продолжались и ночью: ползли
бесконечные обозы, как разрозненные звенья какого-то чудовищного ярмарочного червя; сновали по всем направлениям извозчики, вихрем летели тройки и, как шакалы, там и сям прятались какие-то подозрительные тени.
Пошлость
бесконечная, ничем не усиленная, не подкрашенная, а настоящая, в натуре пошлость — отражается в каждом его слове, в каждом его
движении…
Растроганная и умиленная неожиданным успехом, Раиса Павловна на мгновение даже сделалась красивой женщиной, всего на одно мгновение лицо покрылось румянцем, глаза блестели, в
движениях сказалось кокетство женщины, привыкшей быть красивой. Но эта красота была похожа на тот солнечный луч, который в серый осенний день на мгновение прокрадывается из-за
бесконечных туч, чтобы в последний раз поцеловать холоднеющую землю.
— Мефи? Это — древнее имя, это — тот, который… Ты помнишь: там, на камне — изображен юноша… Или нет: я лучше на твоем языке, так ты скорее поймешь. Вот: две силы в мире — энтропия и энергия. Одна — к блаженному покою, к счастливому равновесию; другая — к разрушению равновесия, к мучительно-бесконечному
движению. Энтропии — наши или, вернее, — ваши предки, христиане, поклонялись как Богу. А мы, антихристиане, мы…
Хрустальные хроматические ступени сходящихся и расходящихся
бесконечных рядов — и суммирующие аккорды формул Тэйлора, Маклорена; целотонные, квадратногрузные ходы Пифагоровых штанов; грустные мелодии затухающе-колебательного
движения; переменяющиеся фраунгоферовыми линиями пауз яркие такты — спектральный анализ планет…
Бесконечное, безначальное отношение двух моментов, друг друга определяющих, друг в друга утягивающих, так сказать, составляют жизнь истины; в этих вечных переливах, в этом вечном
движении, в которое увлечено все сущее, живет истина: это ее вдыхание и выдыхание, ее систола и диастола.
Малейшее
движение вещества важно для всей природы. Всё море изменяется от одного камня. Точно так же и в духовной жизни малейшее
движение производит
бесконечные последствия. Всё важно.
Ибо она приводит в
движение бесконечное время, а ничто ограниченное не имеет неограниченной силы.
И вместе с тем блаженство, райское состояние беспокоит нас как остановка
движения духа, как прекращение
бесконечного стремления и искания, как самодовольство и равнодушие к горю других и к существованию ада.
Ни на озере, ни на горах, ни на небе ни одной цельной линии, ни одного цельного цвета, ни одного одинакового момента, везде
движение, несимметричность, причудливость,
бесконечная смесь и разнообразие теней и линий, и во всем спокойствие, мягкость, единство и необходимость прекрасного.
Надо думать, говорят неверующие, о том, по каким законам совершает
движения бесконечно малая частица материи в
бесконечном пространстве в
бесконечное время; но о том, чего для его блага требует разум человека, об этом думать не надо, потому что улучшение состояния человека произойдет не от него, а от общих законов, которые мы откроем.
Только я да мой свирепый тюремщик, с безумной подозрительностью выслеживающий каждое мое
движение, да черная решетка, схватившая в свои железные объятия
бесконечное, как намордник, закрывшая его зловещую пасть, — вот и вся моя жизнь.
Вспыхнула на мгновение угасающая мысль и в одной картине, где время и пространство слились в одну пеструю груду теней, мрака и света,
движения и покоя, людей и
бесконечных улиц и бесконечно вертящихся колес, вычертила все эти два дня и две ночи бешеной погони.