Неточные совпадения
Самгин, оглядываясь, видел бородатые и бритые, пухлые и костлявые лица мужчин, возбужденных счастьем жить, видел разрумяненные мордочки женщин, украшенных драгоценными камнями, точно иконы, все это было окутано голубоватым туманом, и в нем летали, подобно
ангелам,
белые лакеи, кланялись их аккуратно причесанные и лысые головы, светились почтительными улыбками потные физиономии.
— Царица-то!
Белая, точно ангел-хранитель.
Любовь Андреевна(глядит в окно на сад). О, мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь
белый! О сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья,
ангелы небесные не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!
А около господа
ангелы летают во множестве, — как снег идет али пчелы роятся, — али бы
белые голуби летают с неба на землю да опять на небо и обо всем богу сказывают про нас, про людей.
И с этим, что вижу, послышались мне и гогот, и ржанье, и дикий смех, а потом вдруг вихорь… взмело песок тучею, и нет ничего, только где-то тонко колокол тихо звонит, и весь как алою зарею облитый большой
белый монастырь по вершине показывается, а по стенам крылатые
ангелы с золотыми копьями ходят, а вокруг море, и как который
ангел по щиту копьем ударит, так сейчас вокруг всего монастыря море всколышется и заплещет, а из бездны страшные голоса вопиют: «Свят!»
«Подбородок у ней — будто просвира. И ямка на нём — детская, куда
ангелы детей во сне целуют. А зубы
белые какие, — на что она их мелом-то?»
Но когда совсем облаченный архиерей, взойдя на амвон, повернулся лицом к народу и с словами «призри, виждь и посети» осенил людей пылающими свечами, скромный
белый чепец Ольги Федотовны вдруг очутился вровень с нашими детскими головами. Она стояла на коленях и, скрестив на груди свои маленькие ручки, глазами
ангела глядела в небо и шептала...
У косяка двери в кухню стояла девушка, одетая в
белое, ее светлые волосы были коротко острижены, на бледном пухлом лице сияли, улыбаясь, синие глаза. Она была очень похожа на
ангела, как их изображают дешевые олеографии.
Проницательность мгновенная рядом с неопытностью ребенка, ясный, здравый смысл и врожденное чувство красоты, постоянное стремление к правде, к высокому, и понимание всего, даже порочного, даже смешного — и надо всем этим, как
белые крылья
ангела, тихая женская прелесть…
Однажды ночью, при дороге, увидел я спящего бродягу; был он пьян и бредил, и узнал я в нем ренегата, одного из посланных Тобой с доверием; и вот что я подслушал среди бессвязных и кощунственных выкликов его: «Горько мне без неба, которого я лишен, но не хочу быть
ангелом среди людей, не хочу
белых одежд, не хочу крыльев!» Буквально так и говорил, Отец: «Не хочу крыльев!»
Принял
ангел благословение и покорно низринулся на страшную и чуждую землю, сверкнув
белыми одеждами. В ту ночь на земле была гроза и буря, и много людей погибло под развалинами домов, в морской пучине. И молнии сверкали…
Призвал Всеблагий
ангела в
белых одеждах и говорит ему...
Пролетал над лесом
ангел с
белыми крылами и увидел он белочку своими зоркими глазами, и так она
ангелу понравилась, что решил он сделать белочке подарок: полетел в райские сады и сорвал там золотой орешек, какие бывают только на Рождество на елке, и принес его белке-беляночке.
Пролетал над
белым лесом
ангел с
белыми крылами и видит: лежит под деревом, лежит под большим деревом мертвая белочка-старушка в облезлой шубке, а в лапочках у нее золотой орешек, орешек из райского сада.
— Да, Отец. И не то еще плохо, что сами они денно и нощно, бранясь и плача, наравне клянясь Тобою и дьяволом, месят кровавую грязь, но то ужасно, возмутительно и недопустимо, что
ангелов Твоих, Тобою посланных, чистых агнцев
белого стада Твоего, запятнали они до неузнаваемости, грязью забрызгали и кровью залили, приобщили к грехам своим и преступлениям.
Вот и вернулся
ангел, сверкнул
белыми одеждами и стал покорно в ожидании вопросов. Обрадовался Всеблагий и для торжества повелел возгореться многим новым кометам: пусть сияют полукружием. И еще то понравилось Всеблагому, что так
белы и светлы одежды ангельские. С этого и начал Он вопросы...
Иван Иванович (садится рядом с Сашей). Я всегда здоров. Во всю жизнь мою ни разу не был болен… Давно уж я вас не видел! Каждый день все собираюсь к вам, внучка повидать да с зятьком свет
белый покритиковать, да никак не соберусь… Занят,
ангелы мои! Позавчера хотел к вам поехать, новую двустволочку желал показать тебе, Мишенька, да исправник остановил, в преферанс засадил… Славная двустволочка! Аглицкая, сто семьдесят шагов дробью наповал… Внучек здоров?
У
ангела, возвестившего о воскресении Иисуса, «одежда его
бела, как снег» (Мф. 28:3).
И вся она, укутанная
белой буркой, казалась нежным, прозрачным
ангелом восточного неба.
В то время два
ангела бились в небесах у Аллаха,
белый и черный…
— Да, недурно бы, голубчики мои милые… — согласился Смирнов. — Денег много, а есть нечего, драгоценные мои. Вот что, миляга Попов, ты из нас самый молодой и легкий, возьми-ка из бумажника рублевку и маршируй за провизией,
ангел мой хороший… Воо-оон деревня! Видишь, за курганом
белеет церковь? Верст пять будет, не больше… Видишь? Деревня большая, и ты всё там найдешь… Купи водки бутылку, фунт колбасы, два хлеба и сельдь, а мы тебя подождем здесь, голубчик, любимый мой…
Сторож ненадолго останавливается, чтобы закурить трубку. Он приседает за спиной прохожего и сожигает несколько спичек. Свет первой спички, мелькнув, освещает на одно мгновение кусок аллеи справа,
белый памятник с
ангелом и темный крест; свет второй спички, сильно вспыхнувшей и потухшей от ветра, скользит, как молния, по левой стороне, и из потемок выделяется только угловая часть какой-то решетки; третья спичка освещает и справа и слева
белый памятник, темный крест и решетку вокруг детской могилки.
На этот раз Сережа изображал маленького нищего, заблудившегося в лесу, а над ним стоял в
белой одежде, с крыльями за спиною, его ангел-хранитель — Бобка.
— Наверно, голос, тебя звавший, был голос моего ангела-хранителя. Да, сон твой не лжив; режут меня, только не шведы — собственные мои грехи. Помоги. Время для меня дорого. Скоро
забелеет утро, может статься, последнее в жизни моей… и нашей беседе могут помешать.
Со дня смерти княжны Лиды прошел год. Ко дню годовщины прибыл заказанный в Италии роскошный памятник — великолепно высеченный из
белого мрамора молящийся
ангел на черном мраморном же постаменте, с надлежащею надписью.
«И почему это дядя говорит, что она вся „земля“? — мелькает в его уме. — Ужели я могу так в ней ошибаться… Нет, она
ангел… Она добра, нежна… Она не от мира сего… Его, дядю, обманывает эта русская красота, это
белое, как кипень, тело… Однако, он говорит, что Поля лучше… а они так похожи…»