Еще через некоторое время темная струя в середине тоже побелела: по ней, тихо ворочаясь, сталкиваясь, шурша, — густо плыли
белые льдины сплошного ледохода, готового окончательно стиснуть присмиревшее и обессилевшее течение.
Неточные совпадения
На поемных лугах стояла вода широкими лиманами;
белые облачка, отражаясь в них вместе с опрокинутым лазурным сводом, тихо плыли в глубине и исчезали, как будто и они таяли, подобно
льдинам.
Она пронесла уже свои
льдины, и только по временам на ее поверхности плыли и таяли кое-где последние из них, выделяясь
белыми пятнышками.
Играет «верховой» ветер, загоняя на берег волну, ослепительно сверкает солнце, отражаясь ярко-белыми пучками от синевато-стеклянных боков
льдин.
Весь наш караван остановился у мыса, ожидая приближения заинтересовавшего всех предмета.
Белая ледяная каша между тем тихо подвигалась к нам, и было заметно, что черная точка на ней меняет место, как бы действительно переправляясь по
льдинам к нашему берегу.
Дорога пошла лесом, полозья скрипели; лошади то и дело фыркали, и тогда ямщик останавливался и извлекал пальцами
льдины из их ноздрей… Высокие сосны проходили перед глазами, как привидения,
белые, холодные и как-то не оставлявшие впечатления в памяти…
Это река сердито кидала в сковывавшие ее неподвижные ледяные укрепления свободно еще двигавшимися по ее стрежню
льдинами, пробивала бреши, крошила лед в куски, в иглы, в снег, но затем опять в бессилии отступала, а через некоторое время оказывалось, что
белая черта излома продвинулась еще дальше, полоса льда стала шире, русло сузилось…
Пришлось выйти. Вероятно, в этом месте борьба реки с морозом была особенно сильна: огромные
белые, холодные
льдины обступили нас кругом, закрывая перспективу реки. Только по сторонам дикие и даже страшные в своем величии горы выступили резко из тумана, да вдали, над хаотически нагроможденным торосом, тянулась едва заметная
белая струйка дыма…
Мороз все крепчал. Здание станции, которое наполовину состояло из юрты и только наполовину из русского сруба, сияло огнями. Из трубы над юртой целый веник искр торопливо мотался в воздухе, а
белый густой дым поднимался сначала кверху, потом отгибался к реке и тянулся далеко, до самой ее середины…
Льдины, вставленные в окна, казалось, горели сами, переливаясь радужными оттенками пламени…
Я находил особого рода отраду в мысли, что во мгле холодной ночи моя одинокая юрта сверкает светлыми
льдинами и сыплет, точно маленький вулкан, целым снопом огненных искр, судорожно трепещущих в воздухе, среди клубов
белого дыма.
Большой мыс,
белый от снега, вдавался с той стороны в темную полосу реки. На этом мысу чернели какие-то пятнышки, которые я сначала принял за разбросанные по берегу камни. Но теперь было заметно, что они шевелятся… На середине реки тоже осторожно пробирались между
льдинами какие-то темные щепки. Это были два плота или парома. Зоркие глаза ямщиков различали людей и оленей.
На самом краю слободы стояла небольшая юртенка. Из нее, как и из других юрт, поднимался высоко-высоко дым камелька, застилая
белою, волнующеюся массою холодные звезды и яркий месяц. Огонь весело переливался, отсвечивая сквозь матовые
льдины. На дворе было тихо.