Неточные совпадения
Коляска остановилась перед деревянным же одноэтажным домом темно-серого цвета, с
белыми барельефчиками над окнами, с высокою деревянною решеткою перед самыми окнами и узеньким палисадником, за решеткою которого находившиеся тоненькие деревца
побелели от никогда не сходившей с них городской
пыли.
Барин тут же велел Петрушке выдвинуть из-под кровати чемодан, покрывшийся уже порядочно
пылью, и принялся укладывать вместе с ним, без большого разбора, чулки, рубашки,
белье мытое и немытое, сапожные колодки, календарь…
Служитель нагнулся, понатужился и, сдвинув кресло, покатил его. Самгин вышел за ворота парка, у ворот, как два столба, стояли полицейские в пыльных, выгоревших на солнце шинелях. По улице деревянного городка бежал ветер, взметая
пыль, встряхивая деревья; под забором сидели и лежали солдаты, человек десять, на тумбе сидел унтер-офицер, держа в зубах карандаш, и смотрел в небо, там летала стая
белых голубей.
Москва была богато убрана снегом, толстые пуховики его лежали на крышах, фонари покрыты
белыми чепчиками, всюду блестело холодное серебро, морозная
пыль над городом тоже напоминала спокойный блеск оксидированного серебра. Под ногами людей хрящевато поскрипывал снег, шуршали и тихонько взвизгивали железные полозья саней.
Ветер встряхивал хоругви, шевелил волосы на головах людей, ветер гнал
белые облака, на людей падали тени, как бы стирая
пыль и пот с красных лысин.
Белые ночи возмутили Самгина своей нелепостью и угрозой сделать нормального человека неврастеником; было похоже, что в воздухе носится все тот же гнилой осенний туман, но высохший до состояния прозрачной и раздражающе светящейся
пыли.
Самгин почувствовал, что он теряет сознание, встал, упираясь руками в стену, шагнул, ударился обо что-то гулкое, как пустой шкаф.
Белые облака колебались пред глазами, и глазам было больно, как будто горячая
пыль набилась в них. Он зажег спичку, увидел дверь, погасил огонек и, вытолкнув себя за дверь, едва удержался на ногах, — все вокруг колебалось, шумело, и ноги были мягкие, точно у пьяного.
— И порядка больше, — продолжал Тарантьев, — ведь теперь скверно у тебя за стол сесть! Хватишься перцу — нет, уксусу не куплено, ножи не чищены;
белье, ты говоришь, пропадает,
пыль везде — ну, мерзость! А там женщина будет хозяйничать: ни тебе, ни твоему дураку, Захару…
Нехлюдов уже хотел пройти в первую дверь, когда из другой двери, согнувшись, с веником в руке, которым она подвигала к печке большую кучу сора и
пыли, вышла Маслова. Она была в
белой кофте, подтыканной юбке и чулках. Голова ее по самые брови была от
пыли повязана
белым платком. Увидав Нехлюдова, она разогнулась и, вся красная и оживленная, положила веник и, обтерев руки об юбку, прямо остановилась перед ним.
Солдаты брякнули ружьями, арестанты, сняв шапки, некоторые левыми руками, стали креститься, провожавшие что-то прокричали, что-то прокричали в ответ арестанты, среди женщин поднялся вой, и партия, окруженная солдатами в
белых кителях, тронулась, подымая
пыль связанными цепями ногами.
Сразу от бивака начинался подъем. Чем выше мы взбирались в гору, тем больше было снега. На самом перевале он был по колено. Темно-зеленый хвойный лес оделся в
белый убор и от этого имел праздничный вид. Отяжелевшие от снега ветви елей пригнулись книзу и в таком напряжении находились до тех пор, пока случайно упавшая сверху веточка или еловая шишка не стряхивала пышные
белые комья, обдавая проходящих мимо людей холодной снежной
пылью.
Трактирщица, добродушная старушка, большая патриотка, рассуждает так: «Он в
пыли, стало, пришел издалека, он спросил курицы, стало, у него есть деньги, руки у него
белые, стало, он аристократ».
Только после смерти Карташева выяснилось, как он жил: в его комнатах, покрытых слоями
пыли, в мебели, за обоями, в отдушинах, найдены были пачки серий, кредиток, векселей. Главные же капиталы хранились в огромной печи, к которой было прилажено нечто вроде гильотины: заберется вор — пополам его перерубит. В подвалах стояли железные сундуки, где вместе с огромными суммами денег хранились груды огрызков сэкономленного сахара, стащенные со столов куски хлеба, баранки, веревочки и грязное
белье.
Где-то горело, где-то проносились в
пыли и дыму всадники в остроконечных шапках, где-то трещали выстрелы, и ветер уносил
белые дымки, как на солдатском стрельбище.
Мы миновали православное кладбище, поднявшись на то самое возвышение дороги, которое когда-то казалось мне чуть не краем света, и откуда мы с братом ожидали «рогатого попа». Потом и улица, и дом Коляновских исчезли за косогором… По сторонам тянулись заборы, пустыри, лачуги, землянки, перед нами лежала
белая лента шоссе, с звенящей телеграфной проволокой, а впереди, в дымке
пыли и тумана, синела роща, та самая, где я когда-то в первый раз слушал шум соснового бора…
Послышался истерический визг, но башкир проехал, скаля на смуглом лице
белые зубы, а мимо ехали другие, взбивая
пыль конскими копытами, и тоже смеялись.
Я сидел долго-долго, наблюдая, как он скоблит рашпилем кусок меди, зажатый в тиски; на картон под тисками падают золотые крупинки опилок. Вот он собрал их в горсть, высыпал в толстую чашку, прибавил к ним из баночки
пыли,
белой, как соль, облил чем-то из темной бутылки, — в чашке зашипело, задымилось, едкий запах бросился в нос мне, я закашлялся, замотал головою, а он, колдун, хвастливо спросил...
Долго находился я в совершенном изумлении, разглядывая такие чудеса и вспоминая, что я видел что-то подобное в детских игрушках; долго простояли мы в мельничном амбаре, где какой-то старик, дряхлый и сгорбленный, которого называли засыпкой, седой и хворый, молол всякое хлебное ухвостье для посыпки господским лошадям; он был весь
белый от мучной
пыли; я начал было расспрашивать его, но, заметя, что он часто и задыхаясь кашлял, что привело меня в жалость, я обратился с остальными вопросами к отцу: противный Мироныч и тут беспрестанно вмешивался, хотя мне не хотелось его слушать.
И он с негодованием и с гордостью бросил монету, которая, слабо звякнув, зарылась в
белую дорожную
пыль.
Большие мельничные колеса, разбуженные шумливыми толчками воды, тоже вздрагивали, как-то нехотя подавались, точно ленясь проснуться, но через несколько секунд уже кружились, брызгая пеной и купаясь в холодных струях. За ними медленно и солидно трогались толстые валы, внутри мельницы начинали грохотать шестерни, шуршали жернова, и
белая мучная
пыль тучами поднималась из щелей старого-престарого мельничного здания.
Они не подали друг другу рук, а только притронулись к козырькам. Но когда Ромашов глядел на удаляющийся в
пыли белый крепкий затылок Николаева, он вдруг почувствовал себя таким оставленным всем миром и таким внезапно одиноким, как будто от его жизни только что отрезали что-то самое большое, самое главное.
Запотелые их лица, густо покрытые черноземной мягкой
пылью, были черны, как у негров, и так же, как у негров, блестели на них покрасневшие глаза и сверкали
белые крепкие зубы.
Невдалеке, взрывая дорожную коричневую
пыль, легким галопом скакал на своей
белой арабской кобыле Кабардинке батальонный командир училища, полковник Артабалевский, по прозвищу Берди-Паша.
— Я обратился к уряднику, — рассказывал он мне через десять лет, — караулившему вход, с просьбой доложить следователю обо мне, как вдруг отворилась дверь будки, из нее быстро вышел кто-то — лица я не рассмотрел — в
белой блузе и высоких сапогах, прямо с крыльца прыгнул в пролетку, крикнул извозчику — лихач помчался,
пыля по дороге.
Хрупкий алебастр быстро обращался в
белую блестящую
пыль, так ловко, так хорошо крошился.
Буфетчик, круглый и надутый спесью, лыс, как мяч; заложив руки за спину, он целые дни тяжело ходит по палубе, точно боров в знойный день ищет тенистый угол. В буфете красуется его жена, дама лет за сорок, красивая, но измятая, напудренная до того, что со щек ее осыпается на яркое платье
белая липкая
пыль.
У постоялки только что начался урок, но дети выбежали на двор и закружились в
пыли вместе со стружками и опавшим листом; маленькая,
белая как пушинка, Люба, придерживая платье сжатыми коленями, хлопала в ладоши, глядя, как бесятся Боря и толстый Хряпов: схватившись за руки, они во всю силу топали ногами о землю и, красные с натуги, орали в лицо друг другу...
Приходилось разбираться в явлениях почти кошмарных. Вот рано утром он стоит на постройке у собора и видит — каменщики бросили в творило извести чёрную собаку. Известь только ещё гасится, она кипит и булькает, собака горит, ей уже выжгло глаза, захлёбываясь, она взвизгивает, судорожно старается выплыть, а рабочие, стоя вокруг творила в
белом пару и
пыли, смеются и длинными мешалками стукают по голове собаки, погружая искажённую морду в густую, жгучую, молочно-белую массу.
Поехали, окутавшись облаком
пыли, гремя, звоня и вскрикивая; над возком развевался
белый вуаль и мелькала рука Евгении, а из окна отвечала казначейша, махая платком.
Катя не отвечает и завертывается в свой салопчик; она зябнет. Елене тоже холодно; она смотрит вдоль по дороге: город виднеется вдали сквозь снежную
пыль. Высокие
белые башни с серебряными главами… Катя, Катя, это Москва? Нет, думает Елена, это Соловецкий монастырь: там много, много маленьких тесных келий, как в улье; там душно, тесно, — там Дмитрий заперт. Я должна его освободить… Вдруг седая, зияющая пропасть разверзается перед нею. Повозка падает, Катя смеется. «Елена! Елена!» слышится голос из бездны.
Не могу представигь в
белом сердце ореха — червя, несущего
пыль, горечь, пустоту.
А по сю сторону реки стояла старушка, в
белом чепце и
белом капоте; опираясь на руку горничной, она махала платком, тяжелым и мокрым от слез, человеку, высунувшемуся из дормеза, и он махал платком, — дорога шла немного вправо; когда карета заворотила туда, видна была только задняя сторона, но и ее скоро закрыло облаком
пыли, и
пыль эта рассеялась, и, кроме дороги, ничего не было видно, а старушка все еще стояла, поднимаясь на цыпочки и стараясь что-то разглядеть.
Мы завязали рты грязными тряпками и стали пересыпать в столы с рам высохший «товар» на место изрезанного, который рассыпали на рамы для сушки. Для каждого кубика десять рам.
Белая свинцовая
пыль наполнила комнату. Затем «товар» был смочен на столах «в плепорцию водицей», сложен в кубики и плотно убит.
Солнце пекло смертно. Пылища какая-то
белая, мелкая, как мука, слепит глаза по пустым немощеным улицам, где на заборах и крышах сидят вороны. Никогошеньки. Окна от жары завешены. Кое-где в тени возле стен отлеживаются в
пыли оборванцы.
Белая тонкая и едкая известковая
пыль стояла, как туман, в воздухе.
— Да, да! Чем дальше на север, тем настойчивее люди! — утверждает Джиованни, большеголовый, широкоплечий парень, в черных кудрях; лицо у него медно-красное, нос обожжен солнцем и покрыт
белой чешуей омертвевшей кожи; глаза — большие, добрые, как у вола, и на левой руке нет большого пальца. Его речь так же медленна, как движения рук, пропитанных маслом и железной
пылью. Сжимая стакан вина в темных пальцах, с обломанными ногтями, он продолжает басом...
Пока Вася отряхивался, я смахнул
пыль с сундука. Он был
белый, кожаный, с китайской надписью. Я и Вася, взявшись за медные ручки сундука, совершенно легкого, потащили его по лестнице, причем Вася обернул его ручку бумажкой и держал руку на отлете, чтобы костюмом не коснуться ноши. За стеной, отделявшей от кладовки наши актерские номерки, в испуге неистово лаяла Леберка, потревоженная неслыханным никогда грохотом. Я представил себе, как она лает, поджав свой «прут», как называют охотники хвост у понтера.
Вася зачихал, выругался… Его звали «чистоплюй»: он по десять раз в день мыл руки, а когда пил водку, то последнюю каплю из рюмки обязательно выливал на ладонь и вытирал чистым платком. В кармане у него всегда были кусочки
белой бумаги. Он никогда не возьмется за скобку двери иначе, как не обернув ее бумажкой. А тут такая
пыль!
Оба долго молчали. Даша сидела, сложа руки, Долинский с особенным тщанием выбивал щелчками
пыль, насевшую на его
белой фуражке.
— Теперь вот извольте взять эту тряпицу и завяжите ей себе рот, как я, чтобы
пыль при ссыпке не попала. Вредно. — Кавказский подал Луговскому тряпку, а другой завязал себе нижнюю часть лица. Луговский сделал то же. Они начали вдвоем снимать рамки и высыпать «товар» на столы. В каждой раме было не менее полпуда, всех рамок для кубика было десять. При ссыпке
белая свинцовая
пыль наполнила всю комнату.
Театральный проезд, Неглинный и Лубянка пылали
белыми и фиолетовыми полосами, брызгали лучами, выли сигналами, клубились
пылью. Толпы народа теснились у стен у больших листов объявлений, освещенных резкими красными рефлекторами...
«Ничего не надо говорить», — подумал Яков, выходя на крыльцо, и стал смотреть, как тени чёрной и
белой женщин стирают
пыль с камней; камни становятся всё светлее. Мать шепталась с Тихоном, он согласно кивал головою, конь тоже соглашался; в глазу его светилось медное пятно. Вышел из дома отец, мать сказала ему...
Вечерняя заря догорала, окрашивая гряды
белых облаков розовым золотом; стрелки елей и пихт купались в золотой
пыли; где-то в густой осоке звонко скрипел коростель; со стороны прииска наносило запахом гари и нестройным гулом разнородных звуков.
Из рассказов ее Перепетуя Петровна узнала, что Владимир Андреич по сю пору еще ничего не дал за дочкою; что в приданое приведен только всего один Спиридон Спиридоныч, и тот ничего не может делать, только разве
пыль со столов сотрет да подсвечники вычистит, а то все лежит на печи, но хвастун большой руки; что даже гардероба очень мало дано — всего четыре шелковые платья, а из
белья так — самая малость.
Пыль, духота,
белые петербургские ночи, раздражающие нервы, — вот чем наслаждался он в Петербурге.
На всех точках площади между горой и морем сновали маленькие серые люди, насыщая воздух своим криком,
пылью, терпким запахом человека. Среди них расхаживали распорядители в
белых кителях с металлическими пуговицами, сверкавшими на солнце, как чьи-то желтые холодные глаза.
Дрожит от того хохота старая мельница, так что из щелей мучная
пыль пылит, в лесу всякая лесная нежить, а в воде водяная — проснулись, забегали, показывается кто тенью из лесу, кто неясною марой на воде; заходил и омут, закурился-задымился
белым туманом, и пошли по нем круги.
В целом доме происходило общее, хотя не суетливое, охорашиванье, принаряживанье, так сказать: чище мели комнаты, старательнее снимали с потолков паутины, чище стирали
пыль с мебели красного дерева, натертой воском; опрятнее одевались лакеи и горничные; подсвечники и люстры были вымыты, намазаны чем-то
белым и потом вычищены.
Сапоги незнакомца были покрыты густым слоем
белой шоссейной
пыли, а на коленях у него лежала толстая книга, которую он читал, не нагиная головы.
Но так как от ветхости с них, очевидно, много раз отваливалась штукатурка и
белили их по образовавшимся неровностям, то все они были как-то пестры и грязны, на неровностях и выступах сидела траурными темными каемками густая
пыль.