Идя по следу ласки, я видел, как она гонялась за мышью, как лазила в ее узенькую снеговую норку, доставала оттуда свою добычу, съедала ее и снова пускалась в путь; как хорек или горностай, желая перебраться через родниковый ручей или речку, затянутую с краев тоненьким ледочком, осторожными укороченными прыжками, необыкновенно растопыривая свои мягкие лапки, доходил до текучей воды, обламывался иногда, попадался в воду, вылезал опять на лед, возвращался на берег и долго катался по снегу, вытирая свою мокрую шкурку, после чего несколько времени согревался необычайно широкими прыжками, как будто преследуемый каким-нибудь врагом, как норка, или поречина,
бегая по краям реки, мало замерзавшей и среди зимы, вдруг останавливалась, бросалась в воду, ловила в ней рыбу, вытаскивала на берег и тут же съедала…
Неточные совпадения
Утром, выпив кофе, он стоял у окна, точно на
краю глубокой ямы, созерцая быстрое движение теней облаков и мутных пятен солнца
по стенам домов,
по мостовой площади. Там, внизу, как бы подчиняясь игре света и тени, суетливо
бегали коротенькие люди, сверху они казались почти кубическими, приплюснутыми к земле, плотно покрытой грязным камнем.
Через минуту я заметил, что потолок был покрыт прусскими тараканами. Они давно не видали свечи и бежали со всех сторон к освещенному месту, толкались, суетились, падали на стол и
бегали потом опрометью взад и вперед
по краю стола.
Кулички-воробьи прилетают довольно поздно, во второй половине апреля, и оказываются предпочтительно
по голым, плоским, не заросшим травою грязным берегам прудов; впрочем, попадаются иногда
по краям весенних луж. Они всегда появляются небольшими стайками и
бегают довольно кучно, держатся весною не долее двух педель и потом пропадают до исхода июля или начала августа.
Когда подъедешь, бывало, к болоту или весеннему разливу около реки, то совершенно потеряешься:
по краям стоят, ходят и
бегают различные породы куликов и куличков.
Люди начали
бегать из
краю в
край по деревне.
Вот однажды сижу я на стене, гляжу вдаль и слушаю колокольный звон… вдруг что-то
пробежало по мне — ветерок не ветерок и не дрожь, а словно дуновение, словно ощущение чьей-то близости… Я опустил глаза. Внизу,
по дороге, в легком сереньком платье, с розовым зонтиком на плече, поспешно шла Зинаида. Она увидела меня, остановилась и, откинув
край соломенной шляпы, подняла на меня свои бархатные глаза.
Вдруг ему послышалось, что вслед за ним прогремел ужасный голос: «Да взыдет вечная клятва на главу изменника!» Волосы его стали дыбом, смертный холод
пробежал по всем членам, в глазах потемнело, и он упал без чувств в двух шагах от Волги, на
краю утесистого берега, застроенного обширными сараями.
Ее милое лицо приняло какой-то полухолодный, полугрустный вид, и что-то похожее на слезу
пробежало, блистая, вдоль
по длинным ее ресницам, как капля дождя, забытая бурей на листке березы, трепеща перекатывается
по его
краям, покуда новый порыв ветра не умчит ее — бог знает куда.
Он поддавался с важной и плавной медлительностью, подходил все ближе к блестящему
краю колокола, почти касался его, и легкий гул уже
пробегал по медному туловищу.
Башкирцы и мещеряки, обольщенные подарками и обещаниями самозванца, стали нападать на русские селения и толпами переходить в шайки бунтовщиков; киргизский хан Нурали вошел в дружеские сношения с Пугачевым, мордва, черемисы, чуваши заволновались и перестали повиноваться русскому правительству, служилые калмыки
бегали с форпостов, помещичьи крестьяне Оренбургского
края и
по Волге заговорили о воле, о воле «батюшки Петра Федоровича».
Я шел
по узкой тропинке у самого
края железнодорожной насыпи. Лунный свет скользил
по рельсам, на которых уже лежала роса. Большие тени от облаков то и дело
пробегали по насыпи. Далеко впереди покойно горел тусклый зеленый огонек.