Неточные совпадения
Я
ушел с
бароном Крюднером вперед и не знаю, что им отвечали. Корейцы окружили нас тотчас, лишь только мы остановились. Они тоже, как жители Гамильтона, рассматривали с большим любопытством наше платье, трогали за руки, за голову, за ноги и живо бормотали между собою.
Я пошел берегом к баркасу, который
ушел за мыс, почти к морю, так что пришлось идти версты три. Вскоре ко мне присоединились
барон Шлипенбах и Гошкевич, у которого в сумке шевелилось что-то живое: уж он успел набрать всякой всячины; в руках он нес пучок цветов и травы.
Тогда
барон Шлипенбах взял гандшпуг (это почти в руку толщиной деревянный кол, которым ворочают пушки) и воткнул ей в пасть; гандшпуг
ушел туда чуть не весь.
Мы с
бароном дали артистам денег и
ушли, сначала в ризницу, всю заставленную шкапами с церковною утварью, — везде золото, куда ни поглядишь; потом пошли опять в коридоры, по кельям.
Игроки, видимо привыкшие ему повиноваться, мгновенно поднялись и молча
ушли. Остался только
барон, все еще ерепенившийся. Банкомет выкинул ему двугривенный...
Очень возможно, что
барон скуп и неохотно дает деньги на туалет жены; еще возможнее, что все доходы его
уходят на удовлетворение прихотей «прекрасной малороссиянки».
Барон. Глупо, старик! Надоела она… Сегодня — Рауль, завтра — Гастон… а всегда одно и то же! Впрочем — я иду мириться с ней… (
Уходит.)
Пепел(у двери в сени). Ну, идем, что ли! (
Уходит.
Барон быстро идет за ним.)
Сатин. Ну, куплетист, идешь? (
Уходит с
Бароном.)
Барон. Эта… Настька!.. Убежала… куда? Пойду, посмотрю… где она? Все-таки… она… (
Уходит. Пауза.)
Барон между тем
ушел в соседнюю комнату и оттуда, по особой винтовой лестнице, спустился вниз.
В голосе старика невольно слышалась еще не остывшая досада; затем он, мотнув пригласительно
барону головой,
ушел с ним в кабинет.
В видах всего этого
барон вознамерился как можно реже бывать дома; но куда деваться ему, где найти приют себе? «К Анне Юрьевне на первый раз отправлюсь!» — решил
барон и, действительно, на другой день после поездки в парк, он часу во втором
ушел пешком из Останкина в Свиблово.
Анна Юрьевна
ушла сначала к княгине, а через несколько времени и совсем уехала в своем кабриолете из Останкина. Князь же и
барон пошли через большой сад проводить Елену домой. Ночь была лунная и теплая. Князь вел под руку Елену, а
барон нарочно стал поотставать от них. По поводу сегодняшнего вечера
барон был не совсем доволен собой и смутно сознавал, что в этой проклятой службе, отнимавшей у него все его время, он сильно поотстал от века. Князь и Елена между тем почти шепотом разговаривали друг с другом.
— Ах, это мой доктор!.. Ну, вы теперь потрудитесь
уйти, — сказала она встревоженным голосом
барону.
— Отчего не принимать? Примите!.. Дайте только мне
уйти, — отвечал
барон и поднялся с своего места.
Его в это время, впрочем, занимала больше собственная, довольно беспокойная мысль. Ему пришло в голову, что
барон мог
уйти куда-нибудь из гостиной и оставить Жуквича с Еленой с глазу на глаз, чего князь вовсе не желал.
Барон, Петицкая и княгиня, хоть не говеем, может быть, искренне, но старались между собой разговаривать весело; князь же ни слова почти не произнес, и после обеда, когда
барон принялся шаловливо развешивать по деревьям цветные фонари, чтобы осветить ими ночью сад, а княгиня вместе с г-жой Петицкой принялась тоже шаловливо помогать ему, он
ушел в свой флигель, сел там в кресло и в глубокой задумчивости просидел на нем до тех пор, пока не вошел к нему прибывший на вечер Миклаков.
Барон вскоре раскланялся с ним и
ушел в один из переулков; князь же продолжал неторопливо шагать по Невскому.
Альбер
уходит; входит
барон.
Потом, когда мы пили чай, он бессвязно, необычными словами рассказал, что женщина — помещица, он — учитель истории, был репетитором ее сына, влюбился в нее, она
ушла от мужа-немца,
барона, пела в опере, они жили очень хорошо, хотя первый муж ее всячески старался испортить ей жизнь.
— Коли вы придерживаетесь сословных традиций, — сказал глухим голосом Артур, — так знайте же, что
барону Артуру фон Зайниц не к лицу входить в какие бы то ни было препирательства с еврейским выходцем из русской Польши и с его женой! Но…снисхожу к вам и задаю один вопрос. Задаю его и
ухожу. Что вы скажете мне относительно имения моей покойной матери?
— У меня так нехорошо на душе!.. — печально и нежно говорила Марья Павловна
барону Гемпелю. — И общество здесь такое несимпатичное.
Уйдем куда-нибудь, мне так многое хочется сказать вам…
— Нельзя ли
уйти в другую комнату? — сказала она
барону Гемпелю.