Неточные совпадения
— Княгиня
Варвара Ильинишна, — доложил один из двух огромных лакеев, ездивших за каретой
бабушки.
Он уверил ее, что детей нужно везти в Москву, а ей одной, с глупой гувернанткой, оставаться в деревне, — она поверила; скажи он ей, что детей нужно сечь, так же как сечет своих княгиня
Варвара Ильинична, она и тут, кажется бы, согласилась, — сказала
бабушка, поворачиваясь в своем кресле с видом совершенного презрения.
— А ты,
Варвара, постыдилась бы, чай, спрашивать об этом, твое ли дело? — сердито сказала
бабушка.
Я знал жития некоторых из них — Кирика и Улиты,
Варвары Великомученицы, Пантелеймона и еще многих, мне особенно нравилось грустное житие Алексея божия человека и прекрасные стихи о нем: их часто и трогательно читала мне
бабушка.
— Так вот как вы, уж и большой стали! И мой Этьен, вы его помните, ведь он ваш троюродный… нет, не троюродный, а как это, Lise? моя мать была
Варвара Дмитриевна, дочь Дмитрия Николаича, а ваша
бабушка Наталья Николаевна.
— Мы,
бабушка, целый день всё об наследствах говорим. Он все рассказывает, как прежде, еще до дедушки было… даже Горюшкино,
бабушка, помнит. Вот, говорит, кабы у тетеньки
Варвары Михайловны детей не было — нам бы Горюшкино-то принадлежало! И дети-то, говорит, бог знает от кого — ну, да не нам других судить! У ближнего сучок в глазу видим, а у себя и бревна не замечаем… так-то, брат!
Варвара Тихоновна вполне разделяла мысли своего сожителя и постоянно настраивала Михалку против
бабушки.
Почтительное и теплое письмо, присланное
бабушке Александрою Ярославовною, когда она рекомендовалась свекрови в качестве избранницы ее сына, было сочинено самим дядею, которому вдобавок стоило изрядных усилий убедить свою невесту переписать и послать это письмо княгине
Варваре Никаноровне.
Я с раннего моего детства имела о князе Льве Яковлевиче какое-то величественное, хотя чрезвычайно краткое представление.
Бабушка моя, княгиня
Варвара Никаноровна, от которой я впервые услыхала его имя, вспоминала своего свекра не иначе как с улыбкою совершеннейшего счастья, но никогда не говорила о нем много, это точно считалось святыней, которой нельзя раскрывать до обнажения.
И я этому верю: в душе княгини
Варвары Никаноровны было слишком много артистического, что, вероятно, влекло ее к даровитому сыну. Притом же, может быть, она, по дальновидности своего ума, и предусматривала с материнскою чуткостью искушения и опасности, которые были уделом моего отца. С выборами воспитателя для князей у
бабушки была большая возня, составившая целый эпизод в ее жизни.
Со вдовством
бабушки отношения их с Ольгой Федотовной сделались еще короче, так как с этих пор
бабушка все свое время проводила безвыездно дома. Ольга Федотовна имела светлую и уютную комнату между спальнею княгини
Варвары Никаноровны и детскою, двери между которыми всегда, и днем и ночью, были открыты, так что
бабушка, сидя за рабочим столиком в своей спальне, могла видеть и слышать все, что делается в детской, и свободно переговариваться с Ольгой Федотовной.
В бедных хибарах мелкого сошки все перепугались наезда такого важного гостя, сам старик Честунов едва решился вылезть к князю из боковуши в низенькую комнату, исправлявшую должность зальцы, но через какие-нибудь полчаса это все изменилось: неравенство исчезло, князь обласкал Честунова, обдарил прислугу и вернулся домой, привезя рядом с собой в коляске самого дворянина, а на коленях его пятилетнюю дочку, из которой потом вышла моя
бабушка, княгиня
Варвара Никаноровна Протозанова, некогда замечательная придворная красавица, пользовавшаяся всеобщим уважением и расположением императрицы Марии Феодоровны.
Благодаря всему этому княгиня
Варвара Никаноровна не успела оглянуться, как опять очутилась в свете. Свет, однако, как и можно было ожидать,
бабушке не показался: с тех пор как она его оставила, свет успел несколько измениться, и, вероятно, не совсем к лучшему. По крайней мере так казалось
Варваре Никаноровне. Княгине, разумеется, прежде всего не нравилось, что люди из общества ревниво особились от всего остального мира и старались как можно менее походить на русских.
Бабушка моя, княгиня
Варвара Никаноровна, говорила о нем, что «он, по тогдашнему времени, был не к масти козырь, презирал искательства и слишком любил добродетель».
На обратном пути с кладбища
бабушка и
Варвара долго толковали о том, куда теперь деть мальчика. Он, конечно, солдатский сын, и надо сделать ему определение по закону, куда следует; но как это сделать? К кому надо обратиться? Кто, наконец, станет бегать и хлопотать? На это могли утвердительно ответить только досужие и притом практические люди. Мальчик продолжал жить, треплясь по разным углам и старухам. И неизвестно, чем бы разрешилась судьба мальчика, если б снова не вступилась прачка
Варвара.
Заглядывая к «
бабушке» и встречая у нее мальчика,
Варвара брала его иногда на несколько дней к себе.
— Да, — подхватил он громче прежнего, — да,
бабушка, так во како дело-то — во оно дело-то какое… а ты все на свою долю плачешься, того, мол, нет, да того не хватает… а вот мы и тут с хозяйкой не унываем (он посмотрел на
Варвару), не гневим господа бога… грешно! Знать, уж на то такая его воля; супротив ее не станешь…