Неточные совпадения
Единственный иерарх церкви, о котором стоит упомянуть, когда
говорят о русской религиозной философии, это —
архиепископ Иннокентий [См. «Сочинения
Архиепископа Иннокентия».].
Буллу свою начинает он жалобою на диавола, который куколь сеет во пшенице, и
говорит: «Узнав, что посредством сказанного искусства многие книги и сочинения, в разных частях света, наипаче в Кельне, Майнце, Триере, Магдебурге напечатанные, содержат в себе разные заблуждения, учения пагубные, христианскому закону враждебные, и ныне еще в некоторых местах печатаются, желая без отлагательства предварить сей ненавистной язве, всем и каждому сказанного искусства печатникам и к ним принадлежащим и всем, кто в печатном деле обращается в помянутых областях, под наказанием проклятия и денежныя пени, определяемой и взыскиваемой почтенными братиями нашими, Кельнским, Майнцким, Триерским и Магдебургским
архиепископами или их наместниками в областях, их, в пользу апостольской камеры, апостольскою властию наистрожайше запрещаем, чтобы не дерзали книг, сочинений или писаний печатать или отдавать в печать без доклада вышесказанным
архиепископам или наместникам и без их особливого и точного безденежно испрошенного дозволения; их же совесть обременяем, да прежде, нежели дадут таковое дозволение, назначенное к печатанию прилежно рассмотрят или чрез ученых и православных велят рассмотреть и да прилежно пекутся, чтобы не было печатано противного вере православной, безбожное и соблазн производящего».
— Послушайте, князь, я остался здесь со вчерашнего вечера, во-первых, из особенного уважения к французскому
архиепископу Бурдалу (у Лебедева до трех часов откупоривали), а во-вторых, и главное (и вот всеми крестами крещусь, что
говорю правду истинную!), потому остался, что хотел, так сказать, сообщив вам мою полную, сердечную исповедь, тем самым способствовать собственному развитию; с этою мыслию и заснул в четвертом часу, обливаясь слезами.
Только один преподобный
архиепископ Коцци решился поднять голос против несчастной: он не хотел верить в ее чистоту,
говорил о необходимости поддерживать в народе старинные традиции, предупреждал людей, чтобы они не впадали в ошибку, допущенную греками, которые оправдали Фрину, [Фрина — греческая гетера, натурщица скульптора Праксителя (IV в. до н. э.).
Людовик. Благодарю вас, мой
архиепископ. Вы поступили правильно. Я считаю дело выясненным. (Звонит,
говорит в пространство.) Вызовите сейчас же директора театра Пале-Рояль господина де Мольера. Снимите караулы из этих комнат, я буду
говорить наедине. (Шаррону.)
Архиепископ, пришлите ко мне этого Муаррона.
Муаррон. Кх… я… святой
архиепископ… неясно тогда расслышал и… Я, пожалуй, лучше ничего не буду
говорить.
Людовик.
Архиепископ, подойдите ко мне. Я хочу с вами
говорить интимно.
К тому
говорю я, Василий Борисыч, что невозможно было вчерась от здешних матерей требовать, чтоб они, ничего нé видя, так тебе вдруг и согласились на принятие
архиепископа…
За обедом, по иноческим правилам, все трое сидели молча. Один лишь игумен изредка
говорил, потчуя гостей каждым кушаньем и наливая им в стаканы «виноградненького», не забывая при том и себя. После обеда перешли в прежнюю комнату, бывшую у отца Тарасия приемною. Здесь игумен подробно рассказывал петербургскому гостю о скитах керженских и чернораменских, о том, как он жил, будучи в расколе, и как обратился из него в единоверие вследствие поучительных бесед с бывшим
архиепископом Иаковом.
— Дети мои, — заговорил
архиепископ тихим ласковым голосом, после некоторой паузы, обведя всех стоявших перед ним проницательным взглядом, — знаю, что дух и плоть — враги между собой. Тесно добродетели уживаться в этом мире срочном, мире испытания, зато просторно будет в будущем, безграничном. Не ропщите же, смиритесь: претерпевший до конца спасен будет —
говорит Господь. Но вы сами возмущаете, богопротивники, братьев своих и надолго ли раскаиваетесь?
Архиепископ Пимен
говорил первый перед царем от лица духовенства, вельмож, дворян и приказных людей.
Архиепископ начал
говорить ему о затруднительности настоящего положения дел...
Насколько превосходят нас в этом протестанты и католики, об этом и
говорить стыдно: меж тем как там мало-мальски замечательного духовного лица если не заживо, то тотчас после смерти знают во всех его замечательных чертах, — мы до сих пор не имеем живого очерка даже таких лиц, как митрополит Филарет Дроздов и
архиепископ Иннокентий Борисов.