Неточные совпадения
Ныне, роясь в глуповском городском
архиве, я случайно напал на довольно объемистую связку тетрадей, носящих общее название «Глуповского Летописца», и, рассмотрев их, нашел, что они могут служить немаловажным подспорьем в деле осуществления моего намерения.
Летопись ведена преемственно четырьмя городовыми архивариусами [Архивариус — чиновник, ведающий
архивом.] и обнимает период времени с 1731 по 1825 год.
Шелеп, которым он бичевал себя, был бархатный (он и доселе хранится в глуповском
архиве); пост же состоял в том, что он к прежним кушаньям прибавил рыбу тюрбо, [Палтус (франц. turbot).] которую выписывал из Парижа на счет обывателей.
В городском
архиве до сих пор сохранился портрет Угрюм-Бурчеева.
Вспомнили, что еще при Владимире Красном Солнышке некоторые вышедшие из употребления боги были сданы в
архив, бросились туда и вытащили двух: Перуна и Волоса.
И еще скажу: летопись сию преемственно слагали четыре архивариуса: Мишка Тряпичкин, да Мишка Тряпичкин другой, да Митька Смирномордов, да я, смиренный Павлушка, Маслобойников сын. Причем единую имели опаску, дабы не попали наши тетрадки к г. Бартеневу и дабы не напечатал он их в своем «
Архиве». А затем богу слава и разглагольствию моему конец.
Бригадир понял, что дело зашло слишком далеко и что ему ничего другого не остается, как спрятаться в
архив. Так он и поступил. Аленка тоже бросилась за ним, но случаю угодно было, чтоб дверь
архива захлопнулась в ту самую минуту, когда бригадир переступил порог ее. Замок щелкнул, и Аленка осталась снаружи с простертыми врозь руками. В таком положении застала ее толпа; застала бледную, трепещущую всем телом, почти безумную.
Догадку эту отчасти оправдывает то обстоятельство, что в глуповском
архиве до сих пор существует листок, очевидно принадлежавший к полной биографии Двоекурова и до такой степени перемаранный, что, несмотря на все усилия, издатель «Летописи» мог разобрать лишь следующее: «Имея немалый рост… подавал твердую надежду, что…
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только
архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на кого другого, а на Митьку. Узнали, что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
Но тут встретилось непредвиденное обстоятельство. Едва Беневоленский приступил к изданию первого закона, как оказалось, что он, как простой градоначальник, не имеет даже права издавать собственные законы. Когда секретарь доложил об этом Беневоленскому, он сначала не поверил ему. Стали рыться в сенатских указах, но хотя перешарили весь
архив, а такого указа, который уполномочивал бы Бородавкиных, Двоекуровых, Великановых, Беневоленских и т. п. издавать собственного измышления законы, — не оказалось.
Однако ж имена в
архиве их остались:
То были два Осла,
Две Клячи старые, да два иль три Козла...
По мере я трудов и сил,
С тех пор, как числюсь по
Архивам,
Три награжденья получил.
Мне отсоветовал в Москве служить в
Архивах.
— Я хоть теперь и сдан в
архив, а тоже потерся в свете — узнаю птицу по полету.
Они, конечно, в
архиве, и тебе надобно обратиться к регистратору Серафиму Пономареву, поблагодарить его; дашь рублей полсотни, можно и больше.
Поярков работал в каком-то частном
архиве, и по тому, как бедно одевался он, по истощенному лицу его можно было заключить, что работа оплачивается плохо. Он часто и ненадолго забегал к Любаше, говорил с нею командующим тоном, почти всегда куда-то посылал ее, Любаша покорно исполняла его поручения и за глаза называла его...
— Заметно? — спросил Тагильский. — Но я ведь вообще человек… не тяжелых настроений. А сегодня рад, что это дельце будет сдано в
архив.
— Не надо сердиться, господа! Народная поговорка «Долой самодержавие!» сегодня сдана в
архив, а «Боже, царя храни», по силе свободы слова, приобрело такое же право на бытие, как, например, «Во лузях»…
Бедный Обломов то повторял зады, то бросался в книжные лавки за новыми увражами и иногда целую ночь не спал, рылся, читал, чтоб утром, будто нечаянно, отвечать на вчерашний вопрос знанием, вынутым из
архива памяти.
Голова его представляла сложный
архив мертвых дел, лиц, эпох, цифр, религий, ничем не связанных политико-экономических, математических или других истин, задач, положений и т. п.
Если это подтверждалось, он шел домой с гордостью, с трепетным волнением и долго ночью втайне готовил себя на завтра. Самые скучные, необходимые занятия не казались ему сухи, а только необходимы: они входили глубже в основу, в ткань жизни; мысли, наблюдения, явления не складывались, молча и небрежно, в
архив памяти, а придавали яркую краску каждому дню.
— Да, эта статья кончена: дело решено и сдано в
архив; заговелись мы оброк-то получать с Обломовки… — говорил, опьянев немного, Мухояров.
Может быть, заиграет оно когда-нибудь и здесь, как над старой Европой: тогда на путешественнике будет лежать тяжелая обязанность рыться в здешних
архивах и с важностью повествовать ленивым друзьям о событиях края.
Только в якутском областном
архиве хранятся материалы, драгоценные для будущего историка Якутской области.
Башкир несколько дней поили и кормили в господской кухне. Привалов и Бахарев надрывались над работой, разыскивая в заводском
архиве материалы по этому делу. Несколько отрывочных бумаг явилось плодом этих благородных усилий — и только. Впрочем, на одной из этих бумаг можно было прочитать фамилию межевого чиновника, который производил последнее размежевание. Оказалось, что этот межевой чиновник был Виктор Николаич Заплатин.
Интеллигентная и полуинтеллигентная масса питается и живет старым идейным хламом, давно уже сданным в
архив.
— Одну, только одну еще картинку, и то из любопытства, очень уж характерная, и главное, только что прочел в одном из сборников наших древностей, в «
Архиве», в «Старине», что ли, надо справиться, забыл даже, где и прочел.
Какие чудовищные преступления безвестно схоронены в
архивах злодейского, безнравственного царствования Николая! Мы к ним привыкли, они делались обыденно, делались как ни в чем не бывало, никем не замеченные, потерянные за страшной далью, беззвучно заморенные в немых канцелярских омутах или задержанные полицейской цензурой.
Больше года дело это спало сном праведных; справками и ненужными переписками можно всегда затянуть дело — и потом, почислив решенным, сдать в
архив.
Видел я
архив обжоры,
Он рецептов вкусно жрать
От Кавказа до Ижоры
За сто лет сумел собрать.
А под нами, да и под
архивом, рядом с нами — подвалы с тюрьмами, страшный застенок, где пытали, где и сейчас еще кольца целы, к которым приковывали приведенных преступников.
Собирались иногда в «кофейной» П. И. Бартенев — издатель «Русского
архива» и К. К. Тарновский — драматург.
В маленьком решетчатом оконце
архива поздно ночью светился огонь.
На другом, как-то нелепо выдвинувшемся из ряда, было написано: «
Архив».
Жил он настоящим философом и даже особую квартиру считал излишней роскошью, помещаясь в тесном здании
архива.
В таких случаях он брал с собой бутыль водки и запирался в
архиве.
— Пошел вон! — сказал отец. Крыжановский поцеловал у матери руку, сказал: «святая женщина», и радостно скрылся. Мы поняли как-то сразу, что все кончено, и Крыжановский останется на службе. Действительно, на следующей день он опять, как ни в чем не бывало, работал в
архиве. Огонек из решетчатого оконца светил на двор до поздней ночи.
Нигде старое так скоро не забывается, как на Сахалине, именно благодаря чрезвычайной подвижности ссыльного населения, которое здесь меняется коренным образом каждые пять лет, и отчасти отсутствию в здешних канцеляриях порядочных
архивов.
Правда, здесь судят за преступления, но многие дела прекращаются за ненахождением виновных, многие возвращаются для дополнения или разъяснения подсудности или останавливаются в производстве за неполучением необходимых справок из разных сибирских присутственных мест и в конце концов после долгой волокиты поступают в
архив за смертью обвиняемого или за невозвращением его из бегов, а главное, едва ли можно положиться на данные следствия, которое ведут молодые люди, нигде не получившие образования, и хабаровского окружного суда, который судит сахалинцев заочно, по одним только бумагам.
— «
Архив судебной медицины», 1870 г., № 2.
А. Полонский рассказывает следующий печальный эпизод, почерпнутый им из
архивов.
— Хотят стариков в
архив… Брешут!.. В свое время и мы с тобой, братику, тоже… Да и теперь еще… Правду я говорю или нет?
— Знаете ли… — сказал, подъезжая к коляске, студент. — Мне вот сейчас вспомнилась очень интересная могила, историю которой мы узнали, роясь в монастырском
архиве. Если хотите, мы свернем туда. Это недалеко, на краю села.
Я, нижайший ваш слуга, быв регистратором при разрядном
архиве, имел случай употребить место мое себе в пользу.
— Гм, я полагал напротив. Собственно, и разговор-то зашел вчера между нами всё по поводу этой… странной статьи в «
Архиве». Я заметил ее нелепость, и так как я сам был личным свидетелем… вы улыбаетесь, князь, вы смотрите на мое лицо?
Они прибежали в контору. Через темный коридор Вася провел свою приятельницу к лестнице наверх, где помещался заводский
архив. Нюрочка здесь никогда не бывала и остановилась в нерешительности, но Вася уже тащил ее за руку по лестнице вверх. Дети прошли какой-то темный коридор, где стояла поломанная мебель, и очутились, наконец, в большой низкой комнате, уставленной по стенам шкафами с связками бумаг. Все здесь было покрыто толстым слоем пыли, как и следует быть настоящему
архиву.
Пущин вписал в свою тетрадь «заветных сокровищ», состоящую из 12 листов большого формата, заполненных с обеих сторон (Центр, Госуд. Истор.
Архив, ф. 279, оп. 1, № 248), Под текстом стихотворения — помета, в скобках: «в Москве, А. Г. М. 16 генваря 1827» (А. Г. М. — Муравьева).
Песня опубликована в 1925 г. («Кр.
архив», III), перепечатана в сборниках: «Поэзия декабристов», под ред, Б. С. Мейлаха (1950, стр. 701 и сл.), «Декабристы», под ред.
В 6-й строке слово «Провиденье» в автографе
архива — не с прописной буквы.
Любезный друг Матюшкин, ты уже должен знать из письма моего к Николаю от 12 июня, что с признательностью сердечною прочтен твой листок от 8 мая. Посылка получена в совершенной исправности. Старый Лицей над фортепианами красуется, а твой портрет с Энгельгардтом и Вольховским на другой стенке, близ письменного моего стола. Ноты твои Аннушка скоро будет разыгрывать, а тетрадка из лицейского
архива переписана. Подлинник нашей древности возвращаю. От души тебе спасибо за все, добрый друг!