Неточные совпадения
Насильственное, принудительное, внешнее устранение зла из мира, необходимость и неизбежность добра — вот что окончательно противоречит достоинству всякого лица и совершенству бытия, вот план, не соответствующий замыслу
Существа абсолютного во всех своих совершенствах.
Грех отделяет субъект от объекта, вырывает пропасть между нашим «я» и другим «я», отрывает каждое
существо от
абсолютного центра бытия.
Свобода есть основной внутренний признак каждого
существа, сотворенного по образу и подобию Божьему; в этом признаке заключено
абсолютное совершенство плана творения.
Осуществляясь,
абсолютная идея разлагается на цепь определенных идей; и каждая определенная идея в свою очередь вполне осуществляется только во всем бесконечном множестве обнимаемых ею предметов или
существ, но никогда не может вполне осуществиться в одном отдельном
существе.
В действительности мы не встречаем ничего
абсолютного; потому не можем сказать по опыту, какое впечатление произвела бы на нас
абсолютная красота; но то мы знаем, по крайней мере, из опыта, что similis simili gaudet, что поэтому нам,
существам индивидуальным, не могущим перейти за границы нашей индивидуальности, очень нравится индивидуальность, очень нравится индивидуальная красота, не могущая перейти за границы своей индивидуальности.
Итак, Эн-соф, которому принадлежит
абсолютное совершенство,
абсолютное единство, неизменность, неограниченность, остается в то же время недоступно нашему разуму и пониманию в своем
существе; поэтому для него не может быть дано никакого определения, о нем не может быть поставлено никакого вопроса, для него нет никакого образа или уподобления.
Вместе с тем Он есть
абсолютное самотожество (non aliud), в Нем нет различий, каждое так наз. божественное свойство есть положение того же божественного
существа.
Это определение как будто теряет свою силу тогда, когда атеизм отрицает существование бога и вместе с тем, как буддизм, остается чрезвычайно интенсивной религией; но нетрудно распознать, что эта видимость проистекает лишь из предвзятого реалистического взгляда на
существо божие, которое не подходит к буддийскому
абсолютному иллюзионизму.
Бог как
Абсолютное следовательно, самодовлеющее или вседовольное, всеблаженное
существо, не может иметь ни прибыли, ни убыли, такое допущение тотчас низвело бы Бога до смешения с миром, привело бы к миробожию или «монизму».
«Как ψιλή άνευ χαρακτήρας δπαρξις, Бог не может быть мыслим ни безусловным благом и любовью, ни
абсолютной красотою, ни совершеннейшим разумом; по своему
существу Бог выше всех этих атрибутов личного бытия, — лучше, чем само благо и любовь, совершеннее, чем сама добродетель, прекраснее, чем сама красота; его нельзя назвать и разумом в собственном смысле, ибо он выше всякой разумной природы (οίμείνων ή λογική φύσις); он не есть даже и монада в строгом смысле, но чище, чем сама монада, и проще, чем сама простота [Legat, ad Cajum Fr. 992, с: «το πρώτον αγαθόν (ό θεός) καί καλόν και εύδαίμονα και μακάριον, ει δη τάληθές ειπείν, το κρεϊττον μεν αγαθού, κάλλιον δε καλού και μακαρίου μεν μακαριώτερον. ευδαιμονίας δε αυτής εΰδαιονέστερον» (Высшее благо — Бог — и прекрасно, и счастливо, и блаженно, если же сказать правду, то оно лучше блага, прекраснее красоты и блаженнее блаженства, счастливее самого счастья). De m. op. Pf. l, 6: «κρείττων (ό θεός) ή αυτό τάγαθόν και αυτό το καλόν, κρείττων τε και ή αρετή, και κρεϊττον ή επιστήμη».
Как связанная не с субстанциальностью, но модальностью человеческого
существа, как плод первородного греха, нравственность вообще не представляет собой вершины,
абсолютной грани, она преодолима, ибо святость, хотя в себя и включает «делание заповедей», но сама находится уже «по ту сторону добра и зла»; также и дети, состояние которых, по слову Спасителя, является живой нормой Царствия Божия [«Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:3).], свободны от уз нравственности.
Абсолютный дух не разделяется при этом своем произведении в своем основном
существе и не теряет своей целостности, так же как слово исходит, но не отходит от меня.
Для
абсолютного же духа, напротив, духовность есть его собственное естество, у него не имеется напряженности между природой и духом, в снятии и примирении которой состоит
существо личности, потому он ничего не может получить от предиката личности» (A. Drews. Die Religion als Selbstbewusstsein Gottes, 326–328).
Абсолютное не есть
существо, не есть личность, всегда предполагающая выход из себя и встречу с другим.
Индивидуальность, достигшая
абсолютного отъединения и отчуждения от вселенной, от иерархии живых
существ, превратилась бы в небытие, истребилась бы без остатка.
«Он не только образ мира, универсальное
существо, включая и
Существо абсолютное: он также, он по преимуществу образ Бога, взятого в совокупности его бесконечных атрибутов.
Государство, по
существу своему не творческое, претендует быть
абсолютным царством и становится врагом всякого творческого движения — законом, изобличающим не грех, а творчество.
Философия не есть, подобно религии, откровение Бога — она есть откровение человека, но человека, причастного к Логосу, к
Абсолютному Человеку, к всечеловеку, а не замкнутого индивидуального
существа.
В центре нравственного миросозерцания Достоевского стоит признание
абсолютного значения всякого человеческого
существа.