Неточные совпадения
Со всех сторон горы неприступные, красноватые скалы, обвешанные зеленым плющом и увенчанные купами чинар, желтые обрывы, исчерченные промоинами, а там высоко-высоко золотая бахрома снегов, а внизу Арагва, обнявшись с другой безыменной
речкой, шумно вырывающейся из
черного, полного мглою ущелья, тянется серебряною нитью и сверкает, как змея своею чешуею.
Все были хожалые, езжалые: ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям, по всем
речкам большим и малым, которые впадали в Днепр, по всем заходам [Заход — залив.] и днепровским островам; бывали в молдавской, волошской, в турецкой земле; изъездили всё
Черное море двухрульными козацкими челнами; нападали в пятьдесят челнов в ряд на богатейшие и превысокие корабли, перетопили немало турецких галер и много-много выстреляли пороху на своем веку.
Из его слов удалось узнать, что по торной тропе можно выйти на реку Тадушу, которая впадает в море значительно севернее залива Ольги, а та тропа, на которой мы стояли, идет сперва по
речке Чау-сун [Чао-су —
черная сосна.], а затем переваливает через высокий горный хребет и выходит на реку Синанцу, впадающую в Фудзин в верхнем его течении.
Против Тудагоу, справа, в Вай-Фудзин впадает порожистая
речка Танюгоуза [Тан-ню-гоу-цзы — долина, где в топи завязла корова.], а ниже ее, приблизительно на равном расстоянии друг от друга, еще 4 небольшие
речки одинаковой величины: Харчинкина, Хэмутагоу [Хэй-му-да-гоу — большая долина с
черными деревьями...
Петух на высокой готической колокольне блестел бледным золотом; таким же золотом переливались струйки по
черному глянцу
речки; тоненькие свечки (немец бережлив!) скромно теплились в узких окнах под грифельными кровлями; виноградные лозы таинственно высовывали свои завитые усики из-за каменных оград; что-то пробегало в тени около старинного колодца на трехугольной площади, внезапно раздавался сонливый свисток ночного сторожа, добродушная собака ворчала вполголоса, а воздух так и ластился к лицу, и липы пахли так сладко, что грудь поневоле все глубже и глубже дышала, и слово...
Купался бобер,
Купался черно́й,
На
речке быстро́й.
Глядь, между деревьями мелькнула и
речка,
черная, словно вороненая сталь.
Кедровская дача нынешнее лето из конца в конец кипела промысловой работой. Не было такой
речки или ложка, где не желтели бы кучки взрытой земли и не
чернели заброшенные шурфы, залитые водой. Все это были разведки, а настоящих работ поставлено было пока сравнительно немного. Одни места оказались не стоящими разработки, по малому содержанию золота, другие не были еще отведены в полной форме, как того требовал горный устав. Работало десятка три приисков, из которых одна Богоданка прославилась своим богатством.
Позади была только что перейденная отрядом быстрая чистая
речка, впереди — обработанные поля и луга с неглубокими балками, еще впереди — таинственные
черные горы, покрытые лесом, за
черными горами — еще выступающие скалы, и на высоком горизонте — вечно прелестные, вечно изменяющиеся, играющие светом, как алмазы, снеговые горы.
Около Москвы, в
речках, по большей части припруженных, замечал я, что почти каждую осень на плотве появляются
черные пятнышки; здешние рыбаки уверяли меня, что это происходит от осенней морозобитной травы, которою плотва питается, и что никакого вреда от того ей не бывает: кажется, это справедливо.
Красуля принадлежит к породе форели и вместе с нею водится только в чистых, холодных и быстрых реках, даже в небольших
речках или ручьях, и в новых, не загаженных навозом прудах, на них же устроенных, но только в глубоких и чистых; стан ее длинен, брусковат, но шире щучьего; она очень красива; вся, как и форель, испещрена крупными и мелкими,
черными, красными и белыми крапинами; хвост и перья имеет сизые; нижнюю часть тела — беловато-розового цвета; рот довольно большой; питается мелкою рыбой, червяками и разными насекомыми, падающими в воду снаружи и в ней живущими.
Условились ехать за семь верст от города по дороге к югу, остановиться около духана, при слиянии двух
речек —
Черной и Желтой, и варить там уху.
Луна, всплывая на синее небо, осеребрила струи виющейся
речки и туманную отдаленность;
черные облака медленно проходили мимо нее, как ночной сторож ходит взад и вперед мимо пылающего маяка…
Но конца этой торговли Буланин уже не слышит. Перед его глазами быстрым вихрем проносятся городские улицы, фотограф с козлиной бородкой, Зиночкины гаммы, отражение огней в узкой,
черной, как
чернило,
речке. Грузов, пожирающий курицу, и, наконец, милое, кроткое родное лицо, тускло освещенное фонарем, качающимся над подъездом… Потом все перемешивается в его утомленной голове, и его сознание погружается в глубокий мрак, точно камень, брошенный в воду.
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один
чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И
речка подо льдом блестит.
Далее возносились над забором скирды убранного хлеба, покрытые бледною соломой; между ровными их рядами виднелась
речка, какого-то синего, мутного цвета, за нею стлалось неоглядное, словно пустырь, поле; на нем ни сохи, ни птицы —
чернела одна только гладко взбороненная почва.
И снова змеится в зеленой свежей траве
речка, то скрываясь за бархатными холмами, то опять блестя своей зеркальной грудью, снова тянется широкая,
черная, изрытая дорога, благоухает талая земля, розовеет вода в полях, ветер с ласковой, теплой улыбкой обвевает лицо, и снова Меркулов покачивается мерно взад и вперед на остром лошадином хребте, между тем как сзади тащится по дороге соха, перевернутая сошником вверх.
Голова Меркулова опять падает вниз, чуть не касаясь колен, и опять Меркулов просыпается с приторным, томящим ощущением в груди. «Никак, я вздремал? — шепчет он в удивлении. — Вот так штука!» Ему страшно жаль только что виденной
черной весенней дороги, запаха свежей земли и нарядного отражения прибрежных ветел в гладком зеркале
речки. Но он боится спать и, чтобы ободриться, опять начинает ходить по казарме. Ноги его замлели от долгого сидения, и при первых шагах он совсем не чувствует их.
Мельник почесался… А делу этому, вот, что я вам рассказываю, идет уж не день, а без малого целый год. Не успел как-то мельник и оглянуться, — куда девались и филипповки, и великий пост, и весна, и лето. И стоит мельник опять у порога шинка, а подле, опершись спиной о косяк, Харько. Глядь, а на небе такой самый месяц, как год назад был, и так же
речка искрится, и улица такая же белая, и такая же
черная тень лежит с мельником рядом на серебряной земле. И что-то такое мельнику вспомнилось.
Загадка эта скоро, однако, должна была разрешиться. На посветлевшем несколько, но все еще довольно темном небе выделялся уже хребет. На нем, вверху, шумел лес, внизу, в темноте, плескалась
речка. В одном месте большая
черная скала торчала кверху. Это и был «Чертов палец».
— Выйдешь, бывало, на террасу… Весна это зачинается. И боже мой! Глаз бы не отрывал от света божьего! Лес еще
черный, а от него так и пышет удовольствием-с!
Речка славная, глубокая… Маменька ваша во младости изволила рыбку ловить удочкой… Стоят над водой, бывалыча, по целым дням… Любили-с на воздухе быть… Природа!
Он исчез за бугром. Токарев быстро вскочил и огляделся. Сырая, серая стена дождя бесшумно надвигалась в темноте и как будто начинала уже колебаться. Кругом была глухая тишь, у
речки неподвижно
чернели странные очертания кустов. Молодая лозинка над головою тихо шуршала сухими листьями. Безумная радость охватила Токарева. Он подумал: «Ну, получай свое решение!» — и стал поспешно распоясываться. Он был подпоясан вдвое длинным и крепким шелковым шнурком.
Скоро нас снова тронули и, проведя несколько сот шагов без дороги, указали место. Справа виднелись крутой берег извилистой
речки и высокие деревянные столбы татарского кладбища; слева и спереди сквозь туман проглядывала
черная полоса. Взвод снялся с передков. Восьмая рота, прикрывавшая нас, составила ружья в козлы, и батальон солдат с ружьями и топорами вошел в лес.
Это была именно та красота, созерцание которой, бог весть откуда, вселяет в вас уверенность, что вы видите черты правильные, что волосы, глаза, нос, рот, шея, грудь и все движения молодого тела слились вместе в один цельный, гармонический аккорд, n котором природа не ошиблась ни на одну малейшую черту; вам кажется почему-то, что у идеально красивой женщины должен быть именно такой нос, как у Маши, прямой и с небольшой горбинкой, такие большие темные глаза, такие же длинные ресницы, такой же томный взгляд, что ее
черные кудрявые волосы и брови так же идут к нежному белому цвету лба и щек, как зеленый камыш к тихой
речке; белая шея Маши и ее молодая грудь слабо развиты, но чтобы суметь изваять их, вам кажется, нужно обладать громадным творческим талантом.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к
речке, булдыхнулся в нее так, что брызги полетели и, скрывшись на мгновенье, выбрался на четвереньках, весь
черный от воды, и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.