— Напротив, только тогда земля не будет лежать впусте, как теперь, когда землевладельцы,
как собака на сене, не допускают до земли тех, кто может, а сами не умеют эксплуатировать ее.
Неточные совпадения
— Что мы, разве невольники
какие для твоего Родиона-то Потапыча? — выкрикивал Петр Васильич. — Ему хорошо, так и другим тоже надо…
Как собака лежит
на сене: сам не ест и другим не дает. Продался конпании и знать ничего не хочет… Захудал народ вконец, взять хоть нашу Фотьянку, а кто цены-то ставит? У него лишнего гроша никто еще не заработал…
Поднялись разговоры о земельном наделе,
как в других местах, о притеснениях компании, которая
собакой лежит
на сене, о других промыслах, где у рабочих есть и усадьбы, и выгон, и покосы, и всякое угодье, о посланных ходоках «с бумагой», о «члене», который наезжал каждую зиму ревизовать волостное правление.
— Хорошего нового ничего нет, — заговорил старик. — Только и нового, что все зайцы совещаются,
как им орлов прогнать. А орлы всё рвут то одного, то другого.
На прошлой неделе русские
собаки у мичицких
сено сожгли, раздерись их лицо, — злобно прохрипел старик.
В голове Кожемякина бестолково,
как мошки в луче солнца, кружились мелкие серые мысли, в небе неустанно и деловито двигались
на юг странные фигуры облаков, напоминая то копну
сена, охваченную синим дымом, или серебристую кучу пеньки, то огромную бородатую голову без глаз с открытым ртом и острыми ушами, стаю серых
собак, вырванное с корнем дерево или изорванную шубу с длинными рукавами — один из них опустился к земле, а другой, вытянувшись по ветру, дымит голубым дымом,
как печная труба в морозный день.
Оба пошли в сарай и легли
на сене. И уже оба укрылись и задремали,
как вдруг послышались легкие шаги: туп, туп… Кто-то ходил недалеко от сарая; пройдет немного и остановится, а через минуту опять: туп, туп…
Собаки заворчали.
Но
как везде бывают и всегда могут быть неподходящие к общему правилу исключения, так было и здесь. Рядом с теми, которые приспособлялись активно практиковать «систему самовознаграждения», или хотя пассивно «не мешать товарищам», были беспокойные отщепенцы, «надышавшиеся брянчаниновским духом». Их звали «сектою» и недаром
на них косились,
как бы предчувствуя, что из них, наконец, выйдет когда-нибудь «предерзкая
собака на сене». Таковою и вышел Николай Фермор.
Компания охотников ночевала в мужицкой избе
на свежем
сене. В окна глядела луна,
на улице грустно пиликала гармоника,
сено издавало приторный, слегка возбуждающий запах. Охотники говорили о
собаках, о женщинах, о первой любви, о бекасах. После того
как были перебраны косточки всех знакомых барынь и была рассказана сотня анекдотов, самый толстый из охотников, похожий в потемках
на копну
сена и говоривший густым штаб-офицерским басом, громко зевнул и сказал...