Цитаты из русской классики со словом «мери»
Читала ли она, как героиня романа ухаживала за больным, ей хотелось ходить неслышными шагами по комнате больного; читала ли она о том, как член парламента говорил речь, ей хотелось говорить эту речь; читала ли она о том, как леди
Мери ехала верхом за стаей и дразнила невестку и удивляла всех своею смелостью, ей хотелось это делать самой.
— Так ты не женишься на
Мери? не любишь ее?.. А она думает… знаешь ли, она влюблена в тебя до безумия, бедняжка!..
Взад и вперед от приморской деревни в город составляло не менее трех часов скорой ходьбы, но
Мери не послушалась советов рассказчицы.
Тихо запер я двери,
И один, без гостей,
Пью за здравие
Мери,
Милой Мери моей…
«
Мери, — сказал я ей, — хочешь навеки быть моею?» Ну, разумеется, клятвы, уверения; положили на том, чтобы ей захватить как можно больше денег и бежать со мной.
Сам герой романа, впрочем, не понравился Аггею Никитичу; он сейчас в нем подметил гвардейского ломаку, зато княжна
Мери и дама с родинкой на щеке очаровали его.
Каждый из обломовцев встречал женщину выше себя (потому что Круциферская выше Бельтова и даже княжна
Мери все-таки выше Печорина), и каждый постыдно бежал от ее любви или добивался того, чтоб она сама прогнала его…
Недовольство и озлобление не мешали Онегину франтить, «блестеть» и в театре, и на бале, и в модном ресторане, кокетничать с девицами и серьезно ухаживать за ними в замужестве, а Печорину блестеть интересной скукой и мыкать свою лень и озлобление между княжной
Мери и Бэлой, а потом рисоваться равнодушием к ним перед тупым Максимом Максимычем: это равнодушие считалось квинтэссенцией донжуанства.
Шратт. Ниэт, ми командированы брать
мери к спасению вашей светлости.
Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
По языку судя, мужское сердце.
Но так-то — нежного слабей жестокий,
И страх живет в душе, страстьми томимой!
Брось,
Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.
Нини,
Мери, Викторик, Тарочка с Митюшей, Лена и Павлик назвались разными именами птиц.
—
Мери, Мери! Ты не узнаешь свою мать, свою маму.
— Все готово, messieurs, — провозгласила Лора, входя в комнату, — две тройки приехали за нами, остальные у князя Вельского; у него соберутся все.
Мери, пойдем одеваться.
Вечером, я только ушла к себе, мне моя
Мери говорит, что на станции дама бросилась под поезд.
Я стал его рассматривать, и что же?.. мелкими буквами имя
Мери было вырезано на внутренней стороне, и рядом — число того дня, когда она подняла знаменитый стакан.
Я сидел у княгини битый час.
Мери не вышла, — больна. Вечером на бульваре ее не было. Вновь составившаяся шайка, вооруженная лорнетами, приняла в самом деле грозный вид. Я рад, что княжна больна: они сделали бы ей какую-нибудь дерзость. У Грушницкого растрепанная прическа и отчаянный вид; он, кажется, в самом деле огорчен, особенно самолюбие его оскорблено; но ведь есть же люди, в которых даже отчаяние забавно!..
Надобно заметить, что Грушницкий из тех людей, которые, говоря о женщине, с которой они едва знакомы, называют ее моя
Мери, моя Sophie, если она имела счастие им понравиться.
— Эта княжна
Мери прехорошенькая, — сказал я ему. — У нее такие бархатные глаза — именно бархатные: я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее глазах; нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я люблю эти глаза без блеска: они так мягки, они будто бы тебя гладят… Впрочем, кажется, в ее лице только и есть хорошего… А что, у нее зубы белы? Это очень важно! жаль, что она не улыбнулась на твою пышную фразу.
Княгиня с дочерью явилась из последних; многие дамы посмотрели на нее с завистью и недоброжелательством, потому что княжна
Мери одевается со вкусом.
Прошло минут пять; сердце мое сильно билось, но мысли были спокойны, голова холодна; как я ни искал в груди моей хоть искры любви к милой
Мери, но старания мои были напрасны.
— От княгини Лиговской, — сказал он очень важно. — Как
Мери поет!..
Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь? К чему это женское кокетство? Вера меня любит больше, чем княжна
Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я бы завлекся трудностью предприятия…
— Как? А вчера? ты разве забыл?..
Мери мне все рассказала…
Я ушел один и, встретив княжну
Мери, позвал ее на мазурку. Она казалась удивлена и обрадована.
Княжна
Мери видела все это лучше меня.
— Не радуйся, однако. Я как-то вступил с нею в разговор у колодца, случайно; третье слово ее было: «Кто этот господин, у которого такой неприятный тяжелый взгляд? он был с вами, тогда…» Она покраснела и не хотела назвать дня, вспомнив свою милую выходку. «Вам не нужно сказывать дня, — отвечал я ей, — он вечно будет мне памятен…» Мой друг, Печорин! я тебя не поздравляю; ты у нее на дурном замечании… А, право, жаль! потому что
Мери очень мила!..
— Вот княгиня Лиговская, — сказал Грушницкий, — и с нею дочь ее
Мери, как она ее называет на английский манер. Они здесь только три дня.
Между тем княжна
Мери перестала петь. Ропот похвал раздался вокруг нее; я подошел к ней после всех и сказал ей что-то насчет ее голоса довольно небрежно.
Я забыл об этом предварить княжну
Мери.
Мери сидела на своей постели, скрестив на коленях руки; ее густые волосы были собраны под ночным чепчиком, обшитым кружевами; большой пунцовый платок покрывал ее белые плечики, ее маленькие ножки прятались в пестрых персидских туфлях.
Спустясь в один из таких оврагов, называемых на здешнем наречии балками, я остановился, чтоб напоить лошадь; в это время показалась на дороге шумная и блестящая кавалькада: дамы в черных и голубых амазонках, кавалеры в костюмах, составляющих смесь черкесского с нижегородским; впереди ехал Грушницкий с княжною
Мери.
Женщина рассказала печальную историю, перебивая рассказ умильным гульканием девочке и уверениями, что
Мери в раю. Когда Лонгрен узнал подробности, рай показался ему немного светлее дровяного сарая, и он подумал, что огонь простой лампы — будь теперь они все вместе, втроем — был бы для ушедшей в неведомую страну женщины незаменимой отрадой.
Сон, действительно, как бы лишь ждал этой подачки; он пришел, пошептался с
Мери, стоящей у изголовья, и, повинуясь ее улыбке, сказал вокруг: «Ш-ш-ш».
Месяца три назад хозяйственные дела молодой матери были совсем плохи. Из денег, оставленных Лонгреном, добрая половина ушла на лечение после трудных родов, на заботы о здоровье новорожденной; наконец потеря небольшой, но необходимой для жизни суммы заставила
Мери попросить в долг денег у Меннерса. Меннерс держал трактир, лавку и считался состоятельным человеком.
Не говоря уже о том, что редкий из них способен был помнить оскорбление и более тяжкое, чем перенесенное Лонгреном, и горевать так сильно, как горевал он до конца жизни о
Мери, — им было отвратительно, непонятно, поражало их, что Лонгрен молчал.
— Когда умерла
Мери? — спросил он.
Мери пошла к нему в шесть часов вечера. Около семи рассказчица встретила ее на дороге к Лиссу. Заплаканная и расстроенная, Мери сказала, что идет в город заложить обручальное кольцо. Она прибавила, что Меннерс соглашался дать денег, но требовал за это любви. Мери ничего не добилась.
Мери никогда больше не выйдет из дверей дома.
Это произошло так. В одно из его редких возвращений домой он не увидел, как всегда еще издали, на пороге дома свою жену
Мери, всплескивающую руками, а затем бегущую навстречу до потери дыхания. Вместо нее у детской кроватки — нового предмета в маленьком доме Лонгрена — стояла взволнованная соседка.
В этот вечер была холодная, ветреная погода; рассказчица напрасно уговаривала молодую женщину не ходить в Лисс к ночи. «Ты промокнешь,
Мери, накрапывает дождь, а ветер, того и гляди, принесет ливень».
Бедная
Мери! она пожертвовала мне всем: «Ты и хижина на берегу моря!» — говорила она мне, и я уверен, что она была искрения, и в крайнем случае могла бы даже обойтись и без моря.
—
Мери (Аггей Никитич именовал так пани Вибель, запомнив, что в «Герое нашего времени» так называли княжну Лиговскую), вам, вероятно, первое обзаведение вашего хозяйства вскочило в копеечку, и вот возьмите, пожалуйста, эти деньги, которые у меня совершенно лишние.
В следующие за сим два месяца Аггей Никитич все более привязывался к божественной
Мери, а она не то чтобы хладела к нему, но стала скучать несколько своей совершенно уединенной жизнью, тем более, что в уездный город начало съезжаться для зимних удовольствий соседнее дворянство.
Нечего и говорить о Печорине, который успел заслужить только ненависть княжны
Мери.
Он начинает страдать, не спит ночь, наконец вооружается энергией и строчит к Ольге длинное рудинское послание, в котором повторяет известную, тертую и перетертую вещь, говоренную и Онегиным Татьяне, и Рудиным Наталье, и даже Печориным княжне
Мери: «Я, дескать, не так создан, чтобы вы могли быть со мною счастливы; придет время, вы полюбите другого, более достойного».
Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством;
Спой,
Мери, нам уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.
Благодарим, задумчивая
Мери,
Благодарим за жалобную песню!
О, если б никогда я не певала
Вне хижины родителей моих!
Они свою любили слушать
Мери;
Самой себе я, кажется, внимаю...
A Нини и
Мери просто боялись кататься и пугливо жались друг к другу.
— Как ты смеешь, невоспитанная девчонка! — сердито крикнул маленький пажик, в то время как его сестры Нини и
Мери дружно испустили короткий крик негодования и испуга.
Ассоциации к слову «мери»
Предложения со словом «мери»
- В этот процесс были вовлечены, кроме славян, представители других этнических групп – балтов, прибалтийских финнов, скандинавов, мери и восточных финнов.
- Варяги брали дань от руси, чуди, славян, мери, веси и кривичах.
- Затем, набрав войско из варягов и подвластных ему племён чуди, ильменских славян, мери, веси, кривичей, двинулся на юг.
- (все предложения)