Если вспомнить, что карнавал не норма, но исключение из социального порядка (причём настолько, что бахтинский карнавал может рассматриваться в категориях агамбеновской теории чрезвычайного положения), то придётся признать, что хотя в нём продолжает жить смех и комическое, порядок этот основан на неравенстве.
Тогда как формалистическая доминанта устремлена к самодостаточному автономному слову (а в литературной истории – к имперсональной поэтической функции), бахтинский кружок выступал за открытый вовне, взаимозависимый, межсубъектный персональный жест, который к концу десятилетия был переосмыслен как слово или высказывание.
Негативизмом медведевской критики бахтинский ответ формализму не исчерпывается.